Николай Рубцов - Я тебя целовал… Страница 3

Не усидеть мне в собственном жилище,

Где в час такой меня никто не ищет, —

Я уплыву за Вологду-реку!

Перевезет меня дощатый катер

С таким родным на мачте огоньком!

Перевезет меня к блондинке Кате,

С которой я, пожалуй что некстати,

Там много лет – не больше чем знаком.

Она спокойно служит в ресторане,

В котором дело так заведено,

Что на окне стоят цветы герани,

И редко здесь бывает голос брани,

И подают кадуйское вино.

В том ресторане мглисто и уютно,

Он на волнах качается чуть-чуть,

Пускай сосед поглядывает мутно

И задает вопросы поминутно, —

Что ж из того? Здесь можно отдохнуть!

Сижу себе, разглядываю спину

Кого-то уходящего в плаще,

Хочу запеть про тонкую рябину,

Или про чью-то горькую чужбину,

Или о чем-то русском вообще.

Вникаю в мудрость древних изречений

О сложном смысле жизни на земле.

Я не боюсь осенних помрачений!

Я полюбил ненастный шум вечерний,

Огни в реке и Вологду во мгле.

Смотрю в окно и вслушиваюсь в звуки,

Но вот, явившись в светлой полосе,

Идут к столу, протягивают руки

Бог весть откуда взявшиеся други,

– Скучаешь?

– Нет! Присаживайтесь все.

Вдоль по мосткам несется листьев ворох, —

Видать в окно – и слышен ветра стон,

И слышен волн печальный шум и шорох,

И, как живые, в наших разговорах

Есенин, Пушкин, Лермонтов, Вийон.

Когда опять на мокрый дикий ветер

Выходим мы, подняв воротники,

Каким-то грустным таинством на свете

У темных волн, в фонарном тусклом свете

Пройдет прощанье наше у реки.

И снова я подумаю о Кате,

О том, что ближе буду с ней знаком,

О том, что это будет очень кстати,

И вновь домой меня увозит катер

С таким родным на мачте огоньком…

[1969]

По дороге к морю

Въезжаем в рощу золотую,

В грибную бабушкину глушь.

Лошадка встряхивает сбрую

И пьет порой из теплых луж.

Вот показались вдоль дороги

Поля, деревни, монастырь,

А там – с кустарником убогим

Унылый тянется пустырь.

Я рад тому, что мы кочуем,

Я рад садам монастыря

И мимолетным поцелуям

Прохладных листьев сентября.

А где-то в солнечном Тифлисе

Ты ждешь меня на той горе,

Где в теплый день, при легком бризе,

Прощались мы лицом к заре.

Я опечален: та вершина

Крута. А ты на ней одна.

И азиатская чужбина

Бог знает что за сторона?

Еще он долог по селеньям,

Мой путь к морскому кораблю,

И, как тебе, цветам осенним

Я все шепчу: «Люблю, люблю…»

Отплытие

Размытый путь. Кривые тополя.

Я слушал шум – была пора отлета.

И вот я встал и вышел за ворота,

Где простирались желтые поля,

И вдаль пошел… Вдали тоскливо пел

Гудок чужой земли, гудок разлуки!

Но, глядя вдаль и вслушиваясь в звуки,

Я ни о чем еще не сожалел —

Была суровой пристань в поздний час.

Искрясь, во тьме горели папиросы,

И трап стонал, и хмурые матросы

Устало поторапливали нас.

И вдруг такой повеяло с полей

Тоской любви, тоской свиданий кратких!

Я уплывал… все дальше… без оглядки

На мглистый берег юности своей.

[1967]

Повесть о первой любви

Я тоже служил на флоте!

Я тоже памятью полн

О той бесподобной работе —

На гребнях чудовищных волн.

Тобою – ах, море, море! —

Я взвинчен до самых жил,

Но, видно, себе на горе

Так долго тебе служил…

Любимая чуть не убилась, —

Ой, мама родная земля! —

Рыдая, о грудь мою билась,

Как море о грудь корабля.

В печали своей бесконечной,

Как будто вослед кораблю,

Шептала: «Я жду вас… вечно»,

Шептала: «Я вас… люблю».

Люблю вас! Какие звуки!

Но звуки ни то ни се, —

И где-то в конце разлуки

Забыла она про все.

Однажды с какой-то дороги

Отправила пару слов:

«Мой милый! Ведь так у многих

Проходит теперь любовь…»

И все же в холодные ночи

Печальней видений других —

Глаза ее, близкие очень,

И море, отнявшее их.

[1970]

Расплата

Я забыл, что такое любовь,

И под лунным над городом светом

Столько выпалил клятвенных слов,

Что мрачнею, как вспомню об этом.

И однажды, прижатый к стене

Безобразьем, идущим по следу,

Одиноко я вскрикну во сне

И проснусь, и уйду, и уеду…

Поздно ночью откроется дверь.

Невеселая будет минута.

У порога я встану, как зверь,

Захотевший любви и уюта.

Побледнеет и скажет: – Уйди!

Наша дружба теперь позади!

Ничего для тебя я не значу!

Уходи! Не гляди, что я плачу!..

И опять по дороге лесной

Там, где свадьбы, бывало, летели,

Неприкаянный, мрачный, ночной,

Я тревожно уйду по метели…

1970

Не пришла

Из окна ресторана —

свет зеленый,

болотный,

От асфальта до звезд

заштрихована ночь

снегопадом,

Снег глухой,

беспристрастный,

бесстрастный,

холодный

Надо мной,

над Невой,

над матросским

суровым отрядом.

Сумасшедший,

ночной,

вдоль железных заборов,

Удивляя людей,

что брожу я?

И мерзну зачем?

Ты и раньше ко мне

приходила не скоро,

А вот не пришла и совсем…

Странный свет,

ядовитый,

зеленый,

болотный,

Снег и снег

без метельного

свиста и воя.

Снег глухой,

беспристрастный,

бесстрастный,

холодный,

Мертвый снег,

ты зачем

не даешь мне покоя?

1962

Купавы

Как далеко дороги пролегли!

Как широко раскинулись угодья!

Как высоко над зыбким половодьем

Без остановки мчатся журавли!

В лучах весны – зови иль не зови! —

Они кричат все радостней, все ближе…

Вот снова игры юности, любви

Я вижу здесь… но прежних не увижу.

И обступают бурную реку

Все те ж цветы… но девушки другие,

И говорить не надо им, какие

Мы знали дни на этом берегу.

Бегут себе, играя и дразня,

Я им кричу: – Куда же вы? Куда вы?

Взгляните ж вы, какие здесь

купавы! —

Но разве кто послушает меня…

[1967]

Слез не лей

Есть пора – души моей отрада:

Зыбко все, но зелено уже!

Есть пора осеннего распада,

Это тоже родственно душе.

Грязь кругом, а тянет на болото,

Дождь кругом, а тянет на реку, —

И грустит избушка между лодок

На своем ненастном берегу.

Облетают листья, уплывают

Мимо голых веток и оград…

В эти дни дороже мне бывают

И дела, и образы утрат.

Слез не лей над кочкою болотной

Оттого, что слишком я горяч,

Вот умру – и стану я холодный,

Вот тогда, любимая, поплачь!

Взглянул на кустик

Взглянул на кустик – истину постиг,

Он и цветет, и плодоносит пышно,

Его питает солнышко, и слышно,

Как в тишине поит его родник.

А рядом – глянь! – худые деревца.

Грустна под ними скудная лужайка,

И не звенит под ними балалайка,

И не стучат влюбленные сердца.

Тянулись к солнцу – вот и обожглись!

Вот и взялась нечаянная мука.

Ну что ж, бывает… Всякому наука,

Кто дерзко рвется в солнечную высь.

Зато с куста нарву для милых уст

Малины крупной, молодой и сладкой,

И, обнимая девушку украдкой,

Ей расскажу про добрый этот куст…

[1967]

Прощальное

Печальная Вологда

дремлет

На темной печальной земле,

И люди окраины древней

Тревожно проходят во мгле.

Родимая! Что еще будет

Со мною? Родная заря

Уж завтра меня не разбудит,

Играя в окне и горя.

Замолкли веселые трубы

И танцы на всем этаже,

И дверь опустевшего клуба

Печально закрылась уже.

Родимая! Что еще будет

Со мною? Родная заря

Уж завтра меня не разбудит,

Играя в окне и горя.

И сдержанный говор печален

На темном печальном крыльце.

Все было веселым вначале,

Все стало печальным в конце.

На темном разъезде разлуки

И в темном прощальном авто

Я слышу печальные звуки,

Которых не слышит никто…

[1968]

А дуба нет…

Поток, разбуженный весною,

Катился в пене кружевной,

И озаряемый луною

Светился тихо край родной.

Светился сад, светилось поле

И глубь дремотная озер, —

И ты пошла за мной без воли,

Как будто я гипнотизер…

Зачем твой голос волновался

И разливался лунный свет?

Где дуб шумел и красовался,

Там пень стоит… А дуба нет…

Гололедица

В черной бездне

Большая Медведица

Так сверкает! Отрадно взглянуть.

В звездном свете блестя, гололедица

На земле обозначила путь…

Сколько мысли,

И чувства, и грации

Нам являет заснеженный сад!

В том саду ледяные акации

Под окном освещенным горят.

Вихревыми, холодными струями

Ветер движется, ходит вокруг,

А в саду говорят поцелуями

И пожатием пламенных рук.

Заставать будет зоренька макова

Эти встречи – и слезы, и смех…

Красота не у всех одинакова,

Одинакова юность у всех!

Только мне, кто любил,

Тот не встретится,

Я не знаю, куда повернуть,