Евгений Плужник - Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов Страница 3

«Я отныне за себя спокоен…»

Я отныне за себя спокоен,Новый быт я целиком приемлю:У моих знакомых, как и прежде,По субботам — ровно в десять — пулька!Соломон Борисович Фурункул,Что главбух какого-то центртреста,Журналист Макуха-Подорожний,Я и, член трех-четырех комиссий,Сам хозяин; общество что надо.Вежливость, внимание, корректность.Come il faut, — сказать бы по-французски…А товарищ Соломон ФурункулДаже курит редкие сигарки!Жесты плавны, голоса ленивы…— Пас… Куплю-с… А мы его валетом…И никто не улыбнется даже,Оставаясь при восьми без взятки,—Высший тон сего не допускает!А когда, уставши от ремизов,Мы зеленый стол на время бросим,Нас хозяйка угощает чаемВ комнате уютной и просторной,Где ведутся чинно разговорыПро спецставки, про высокий полис,Про упадок общий и частичный,Про Париж, немного про валюту,Но, конечно, больше про культуру —Близкие, болезненные темы!Но все это мягко и спокойно,Как и должно, где хрусталь и бронза,Свежий кекс и ямочки на щечкахУ хозяйки Мавры Николавны.

«Разит мышами, прахом, что-то мглится…»

Разит мышами, прахом, что-то мглитсяВ ободранных стенах… А дни бегут —И рушится дворец. Пора учиться,Как снова строить!                               Из окна на прудРоскошный вид… Представь: какие стеныТут, может, из бетона возведут,Какие это будут перемены;Тогда сова покинет свой закут —Пыль чердака…                       Все станет чисто, бело…Картины дорогие на стенах.Драпри… И все, что так осточертело.Мышатина и прах…

ТРИДЦАТЬ ТРЕТИЙ… ИЛЬ ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТЫЙ…

Есть генералы?Будет война.Веселей, веселей, солдаты!Родина — выше всего она!Так иди за нее умирать ты!

                     А весна идет… А земля — в цвету…                     Соловей…                                    соловей…                                                     щелк!                     Ой, покинуть дивчину и эту, и ту,                     Да и многих еще!

Тридцать лет прошло без войны как-никак……Время лечь по-геройски мертвым!Генералы кумекают. Так и так.Тридцать третий… иль тридцать четвертый?

Ах, живи, доживай! Не тужи, родной!Уцелеть — нет мечты коварней!Тебя подвиг ждет на земле чужой —Где под Рейном, а где на Марне!

Лейтенант молодой… офицерик наш!Пулемет — перетак-так-так……Ой, расти, расти, потом трупом шмяк,Джимми-Джон-Вилли-Фриц-Жан-Жак!

Может, вырвет и ногу… иль сердце… ЗатоДадут орден тебе после боя!…Неизвестный солдат! Имя свято твое!— Господь с тобою!

…А весна вот-вот! А земля — как мак!…Время пасть по-геройски мертвым?Генералы все понимают. Итак,Тридцать третий иль тридцать четвертый?

«Суди меня судом своим суровым…»

Суди меня судом своим суровым,Сочасник… Непредвзятые потомкиПростят мне колебанья и ошибки,Грусть позднюю и радость раньше срока,—К ним искренность моя да обратится.

ГАЛИЛЕЙ

От ликующих, праздно болтающих,Обагряющих руки в кровиУведи меня в стан погибающихЗа великое дело любви.

Марусе Юрковий посвящаю

Стал тяжелым знакомый, привычный путь,Но земля не устала, носит…И дожди идут. На душе муть.Осень.

Башмаки прохудились. Бреду. А вокругРестораны, кафе, витрины…И так почему-то спокойно вдруг,—Умереть или жить — все едино.

Эта осень!         Всегда она только так:         Сдавит сердце, сожжет в огарок —И дни —Словно серый тифозный барак,А за окнами пятна галок.

Эй, спокойные, мудрые! Всякие!                                                            Вы!Те, чьи челюсти словно клещи!Вот я, тихонький, тихонький. Тише травы.Так легче.

Ни к чему такая вот галиматьяТому, у кого не расшатаны нервы!Ну, а я, обедающий раз в три дня,Не могу иначе, наверно.

Обыватель я, что ли? Вся боль моя —Без ватина пальто: озноб — нет спасу…Или врезались в память мою те края,Где закон — умирать не по разу?

Что могу я сказать о себе еще?(Пусть играют в искренность дети!)Разве что под серым вечерним дождемВыть и выть на углу где-то?

Выть, как волк на луну, как голодный волк,Грозный пращур собаки!           Не замолк,                  Не замолк,                         Не замолкГолос воспоминаний всяких!

Сквозь былое, и книги, и сны наяву,Сквозь грядущие дни и ночи —Ау-у! —              слышу вой волчий.

Выть, как черный дикарь неизвестно где —Равнодушной природе в уши…Ах, дикарь этот в сердце моем, на дне —И я чувствую дикий ужас!

Выть, как выли в былом и мои деды,—Пеньем вой этот называли,Когда песен чужих следыКрасным пивом сплошь заливали.

Эй!Но тихонький, тихонький я…Потихоньку мне выть на свете —В уши скучных, глухих киевлянПод осенний, холодный ветер…

И такой я несчастный весь…И мне так одиноко ныне…И Тычина, и Рыльский, и еще Олесь…Никого, пустыня…

Ну кому расскажу я о боли своей?Все готовы внимать, а на делеВсе мечтают — восемь воскресных днейЗаиметь на одной неделе!

Да и толку от слов!                                 Лучше б мир онемел:Миллиард девяносто четыре речи!Главное — заработал и съел,Да чтобы здоровье покрепче!

Ну, на черта, всунув себя в пальто,С непокрытою головоюВ гущу старых шлюх и новых авто,На углу бессмысленно вою:

— Да исполнится, время, воля твояНа земле и в сердцах людей!Кто я? Что я? Букашка яНа руке равнодушной твоей…

Ой, упали да выпали красные росыНа притихшее вдруг жнивье…Ой, народ мой!                        Темный и грозный!Да святится имя твое!

Пусть цветут, обновившись, поляПышным цветом, новою славою!Эй ты, мука святая моя,Время кровавое!

Убиенным сынам твоим всемИ тем,Что убиты будут не в битве,Чтоб воскреснуть в бессмертном мифе,     Всем им,     Мученикам святым,      — Осанна!

…Вдруг какой-то усмешкою страннойТишина искривит мой рот,—Ах, и в сердце горячая рана —Надоевший всем анекдот!

И увижу — в безднах, лежащих долу,Дикий танец, а в небе — терновый венец!И никто никому не должен,И давно уже каждый из нас — мертвец!

Танцы… бедность… меха да перстни…Кошельки…Кошельки…Кошельки…Как вон там, на углу, уместныНищие старики!

Прутся в церковь, на смерть, в рестораны…Жрут, собою торгуют, плюютВ неомытые, жуткие раны,—Живут!

Эй ты, улица!                       Потного мясаБез конца и без краю река!Надо всем — строка из ТарасаДа обмытый дождями плакат!

Ну кому это надо сегодня?Лишь дурак — до сих пор поэт!Вчера — частушки народные в моде,А сегодня — отрывки из оперетт!

Эк!Ночные мои приключенья,Несуразные до удивленья!О время! Время мое!От стыдаХоть ты красней иногда!

Ах!В каких таких словах,В строках, скажи, какихНа дыбе дум своихОт боли закричу?Молчу.

И, как и все, лечуС землей сквозь ночи, дни…О сердце, отдохни! —Закон.

Ты не одно — мильон!И не мильон — мирыПылают к цели, все равны,Огнем!

А чтобы в окоёмНавек не въелась ночь,Попросим-ка пойдем —Не смогут ли помочь…Homo sapiens я…

Всхлип… всхлип…Дайте, подайте нам хлеба!Кормильцы, радетели!Пусть царствуют ваши родителиВечно, во веки веков,А я денно и нощно готовЗа них…               всхлип… всхлип…Дайте, подайте нам хлеба!Помогите!Мимо не проходите!

Ослепший от боли, незрячий,Радость последнюю трачу.Слышите: плачу —Всхлип…Всхлип…Дайте, подайте на хлеб!На краюшку…

Матушки, меня пожалейте,Батюшки, меня научите,Как мне на свете жити,Ежели темный свет…

О нет!Не копейки ваши нужны!Дайте хоть кроху искренности!            О, если б сердцем вырастиДо бесконечной,                           как боль, тишины!

Но, друг другу чужие навеки,Молча мимо проходят они…И промозглый вечер уже догнил,И не спят лишь аптеки…

Да еще одинокого сердца стук…И ложится мокрый туманНа безлюдный майданВокруг…

ЗвукКаждогоШага на площадиМертвый такой,Словно века прошлыеСбоку, рядом со мной —Улиц черная бездна…

Одиночество снова в душе воскресло,Приласкало, сулит покой…Что ж, пора и домой —Забудется!

Почему-то каждая улицаНезнакома в ночи, нова,А из сердца идут без усталиНеожиданные слова:

— Эй вы, села! Забытые нивы!А на лоне ваших часовРасцвел хотя бы один счастливый,Вашей болью прекрасный болиголов?Что я знаю? Ну что я знаю?Ничего, уже ничего…Ах, одиноко я умираю,Никого…Ах, теперь я желаюОдного —Тишины!Хны…

Интеллигентщина эта!Вечно хнычет, комплекс вины…И во что ни рядится, как ни одета,А слова всё те же, скучны!

Один знакомый кооператор(Шляпа, костюм, дорогое пальто)Говорил мне:                  — Вам двадцать девятый,                  А что вы такое? Ничто!Да поймите, сегодня выходит в людиИ хозяином жизни становится тот,Кто кооперацию любитИли имеет авто!О!

А над городом вьются туманы…По орбите плывет Земля…Как тихо шумят без листвы каштаныИ тополя…

Где-то в поле под черным тулупомСогрелось зерно, проросло…А ночь так спокойно и мудроНадо мной склонила чело…

О ночь моя!Слышишь, как стонет неистовоЖеланная тишина?— Потому что вечной истины искрыНе дороже горстки пшена!

О ночь моя!Кто виноват, говори мне,Что ближе, чем вечность, — кулеш,Что бывает мечтой — двугривенный?Не понимаю, хоть режь!

Чего ж ты молчишь?Чего не рычишьНад намиГромамиТак,Чтоб смешались все гаммы,Чтоб всё вверх ногами,Всё!

И пускай тогда день несетСтоны, вопли! Пускай рыдаютИ хотя бы так вспоминают,Что сердце есть у калек, сирот…Видишь — гниетДо сих пор(Никому не в укор)На углу инвалид безногий?

Это здесь-то, где все дорогиВ даль прекрасную нас ведут?Так зачем же плоти огрызок тутХристарадничает, тянет руки?

Разве что не хватает за брюки —Забавный какой!По заплеванной мостовойЕлозит, несет свой крест…Видно, что недармовой           Хлеб           Ест!           О!           То-то же и оно!

Ах, сюжетец какой для кино!Какие потешные трюкиМожет дать, например, безрукий,Что с глазами, полными муки,Воет в рожи накрашенных баб:— Папиросы Гостабфаб!             Эх!

А еще живописней картина:Слепой, в лохмотьях детина,Воет, выгнув дугою спину,«У камина».А минута лихую годинуЗа руку тащит в грядущий день…И нигдеНе спастись от страданья…И нигдеДо последнего издыханья…Нигде!

И лицо мое, побледнев,Не узнает уже никогда улыбки,Озаряющей лица людейНад страницами мудрой книжки…

Мудрость книжная!Жалкий удел.Ну зачем все поэмы и речи?Главное — заработал и съел,Да чтобы здоровье покрепче!

И тогда уже, ночь, гляди —Не спасут заседанья, указы,Если вместо сердца в груди —Обрывок такой вот фразы!

И не верю, не верю — нет!—Что добро сотворит недобрый!      Гаснет в окнах последний свет…      Горизонт темный…

Город спит.И на страже его стоитОпечаленное мгновенье.И сердце теряет терпенье…И болит,И болит,И болит…

Боль ночная!Ты дней моих радость!Время — в завтра тебя несет.Может, там опылится та завязь,Чьи плоды оправдают всё!

Боль моя!Ты прекрасна!Дороже злата!Жертва ради грядущих дней!Там —Пред вратами в светлое завтра —УгасниУ ног обновленных людей!

А я тебе все отдам,—Славься, славься вовеки!Верю — слезинка одна калекиВесит больше, чем речи, балансы,                   строки всех од и драм!

Там —Вам,Нам,Тебе,Мне,ЭтимИ тем —Эй —         Всем,                 Всем,                            Всем,—Так будет:Станут чистыми, добрыми люди,Станет жизнь эта вечной весной —И машины прекрасные всюду,И в мозолях руки — ни одной…

И вот сядут они на лугах весенних,И расступится время враз.…И в крови, на Голгофе, в мученьях               Узрят нас.

И от моря до моря — голос:— Как вы жили вчера, в той мгле,Где тучнел счастья нашего колосНа рыжей от крови земле!

И вот выйдут хмурые, скажут:— МыНе хотели, чтоб правду нашуВыносили на свет из тьмы!

Знали толк в красотках, в ликере,—Виноваты мы, что ли, в том,Что не выпало мыкать горе,Что не жили грядущим днем?

Ну, бузили порой… Но горькоНа похмелье бывало и нам…Кто-то крикнет внезапно громко:— А гони их ко всем чертям!

И вот выйдут гордые, словно львы!И не я… и не вы…И скажут:— Мы те, кто был веренЦели высокой и времяВсе торопил: быстрей!Мы приближали светлые дали.Бездны за нами — нет в мире темней.К звездной вершине счастья людейШли мы по трупам братьев — эгей!—Шли мы по крови к цели своей,Каждый мечтал под ноги ейБросить цветы в финале!Мы за нее умирали!Мы для нее убивали!

Всё мы ей отдали, Нам на родуБыло написано верить в звездуРавенства, братства, свободы…Благословен, кто в мечтуВел за собой народы!

Хором недра и небеса:— Достоин благословеньяКаждый, кто кровью себя вписалВ великую книгу бессмертья!

Дальше — масса людской породы:Сбившись в кучу, безмозгло, тупо —Трупы,Которых и так встречаюПосле вечернего чаяНа тротуаре часто…Баста!

Долго будет тянуться миг…Ветер словно бескрылый…— Идите! — раздастся крик,—Ибо не ведали вы, что творили!

А после них…Тогда…Бледные, мы тудаВыйдем — для их суда…Я и те,       Кто со мною…       Те, кто при жизни еще       Стал травою!

И такие мы неприметные все…И такие какие-то… бледные…А вокруг-то во всей красеВремена заповедные!

Что сказать в оправдание? Слаб человек?И сказать нам по сути нечего…Ах, что братьям, счастливым навек,До боли нашей до вечной?

И тогда говорить буду я(Ой ты, доля моя!) —Скажу серьезно:— Не глядите на нас так грозно!

Мы тихие, тихие…Как шепот травы…Как тот перегной, на котором выВыросли поздно.

Не герои, не жертвы тех страшных вьюг…Люди серые, маленькие собою,Мы из тех, в ком сердца горячий стукГрудь истощил болью.

Было больно, так больно намТам…            в днях…Ах!      Не надо!Под небом сияющей правды,На просторах полей святых —Отпущаеши ныне рабов своих,Время!

Ибо видели муку твою —И верили в радость!Ибо видим радость твою —Замученные…И нам скажут тогда: отдохните!……………………………Ах, ночь гробовая!На глазах почернела, внимаяБесконечной моей болтовне.Растворились в твоей глубине —Окна.

Ты прости мне, что так охотноРаспускаю свой длинный язык:Третий год уж как безработный,Вот язык чесать и привык.

И признаться — интеллигент…Ну, и всякие там слова…А к тому же в данный моментНе в порядке моя голова.

Малокровие, что ли… Заморыш…Много ли хлеба — полфунта?Поговорку такую помнишь:«Transit gloria mundi…»

Впрочем, все это вздор, небылицы!Просто больно сердцу, так больно!Спите, люди, — кому еще спится,Сны смотрите спокойно!

Не замедлят мгновенья свой бег,А минуты, часы — тем более…Дела нет им, что человекНе находит места себе от боли.

Ну чего я? Что за потреба?Есть вот угол, постель и примус…Даже латка осеннего небаК дымоходной трубе прилепилась!

Нет, я очень, очень спокойный!Ах, бессмертная эта гармония —Революция, голод, и войны,И усталого сердца людского агония!

Эй ты, сердце! Уж как ни тесно,—Бейся в клетке своей, тук-тук…Между всеми поделены честноКрохи счастья и бездны мук!

И плыву в неизвестность с планетой своеюПо орбите, что чертит она!А над нею,        под нею,                  за нею —                           тишина,                           тишина,                           тишина…

А этаж мой — шестой, но толькоНе гляжу я на жизнь свысока.Помаленьку живу, потихоньку,Так, слегка…

Выхожу раз в неделю из домаИ бреду мимо тусклых огнейПо дороге, что многим знакома —Всех желудок ведет по ней,

Отмечаюсь на бирже труда и сразуВозвращаюсь,                         в свой угол иду,Где на твердом, бессонном матрасеПередумано столько дум,

Что, когда подойду среди ночиЯ к окну и взгляну из окна,Видят полные боли очиТишину до последнего дна!

Город спит. И на кровли ржавыеВоет ветер, войдя в азарт…И, как в каждой культурной державе,Кое-где фонари горят…

Часовые, зевая украдкой,Сон людской стерегут и добро:Там, в столовых, порций остатки,А в витринах — калоши, вино…

А за стенами — с храпом и свистомСпят в поту и в грязи они —Кто под светлое завтра неистовоУдобряет, навозит дни.

И плывут они вместе с планетой своеюПо орбите, что чертит она…А над нею,          под нею,              за нею —                      тишина,                      тишина,                      тишина…

А повыше, в туманном пространстве,То ли в рай, то ли в тартарарыВ златотканом своем убранствеПроплывают другие миры…

Кто я? Что я? Пылинка разве…Что все муки, вся боль моя,От которой на жестком матрасеДохожу, погибаю я!

О грядущие! Кто из вас знает,Через что нам пришлось пройти?Не для вас ли мой век посыпаетСвой терновый венец — конфетти?

…Изорвет тьму ночную в клочья —Смех не смех, гроза не гроза,—Песня дикая, песня волчья:Просыпается где-то базар.

Снова чьи-то кровавые лапы,Тени творческой вечно руки,На шелка сеют и на заплаты            медяки,            медяки,            медяки…

На посады… На храм…                                В рестораны…Жрут… Потеют…                        Сквозь зубы плюютВ неомытые, жуткие раны…Живут!

Голод… холод… меха да перстни…               Кошельки…               Кошельки…               Кошельки…Как вон там, на углу, уместныНищие старики!

За ночь дум передумано много.Утро серое зябнет в окне,И молюсь я — не черту! не богу!—А глазам исстрадавшихся дней!

О печальные, но прекрасные…Сквозь усталость, муку и кровьДа увидите вы всевластнуюИ святую, как вечность, любовь!

Ну, а мне ожидать уже нечего…Помаленьку живу, слегка…Может, строго потом, но доверчивоУлыбнутся и мне века…

А вверху, вдалеке, надо мною —Недоступный для зренья людей,Скрыт надежно веков тишиною —                                 Галилей.Эй!       Герои!            Калеки!                 Поэты!                      Торговцы!                               Чиновники!А живите себе, как вам верится!          Потому, что —               вы слышите?—                       Все-таки                       вертится!

Микола Зеров