Юрий Верховский - Струны: Собрание сочинений Страница 31

БУДЕТ ТАК

НАБЕРЕЖНАЯ РАБОЧЕЙ МОЛОДЕЖИ

Волна о берег плещет – как в Неве,Решетка над водой – как в Ленинграде, –Задумчивы в печальном торжествеИ в сумрачной, но радостной отраде.

Дух боевой, упорный, как волна,В твоих бойцах, о, город мой любимый,Отлит в огне прочнее чугунаИ волей закален неодолимой.

С тобой я верной памятью всегдаСердечною – мгновенной, многострунной…Миг — ясная широкая вода,Ограды над водой узор чугунный.

СМОЛЕНСК РОДНОЙ

Я слышал, что над грудами развалинОн уцелел – собор, венчавший город,С своими маковками золотыми –Ковчежец драгоценный, вознесенныйНа холм крутой, широко опоясанНаружной круглой лестницею белой –Так памятен он взору моему.Быть может, и дрожал, и колебалсяПод варварскими выстрелами он –Такими, что подобных не знавалВо все века протекшей стариныИ давней, и недавней, но, как прежде,И тут, неуязвленный, устоял.

А сколько здесь, в его же кругозоре,Великих памяток – не уцелевших,Не сбереженных строгою судьбойИ дикою ордой?!. Ужель погибИ памятник двенадцатого года –Там, около Лопатинского сада,Издалека подобный обелиску,На площади обширной, где войскаМолитвенно и стройно поминалиШестое августа – день роковой?А за проломом городской стены,Пробитым в ту же тяжкую годинуНаполеоновскими ядрами –Чугунный скромный малый памятникНа месте, где не сдавшийся французамРасстрелян подполковник Энгельгардт?

А там, среди аллей в квадратном парке,Что назывался странным словом Блонье,Воздвигнутый в дни детства моегоС решеткою из нотных стройных строчек,Изящный памятник России – Глинке?

И тут, совсем невдалеке – музей,Мне памятный, вмещавшийся при мнеВ одной скромнейшей комнате.Его Собрал своими старыми рукамиСемен Петрович Писарев, учительСловесности российской и историк –Один из первых – города Смоленска.(Я помню, проходили там часыЖивые обязательных уроковВ рассказах, в поясненьях благодушныхИ древней, и недавней старины…)О, сколько памятей и слез невольных,Хоть не пролитых, но в груди кипящих,О, сколько горечи и озлобленьяИ в нем же веры в правое возмездье –Великое и всенародное,Не только тут лишь, в этом сердце старом,Не здесь, а там и там – во всех краях,Во всех сердцах, истоптанных вслепуюНемецким грязным подлым сапогом!Ее так много, злобы той священнойИ веры правой, что не может быть,Чтобы она не сдвинула горыИ та бы не рассыпалась песком.

СОНЕТЫ

НОВОСЕЛЬЕ

Я не отшельник, тут обретший келью,Но лишь обласкан тихим пепелищемИ волю возлелеял в сердце нищем –Да будет мир над жесткою постелью.

И труд да снидет, супротивный зельюНемецкому, да станет дом жилищемДля тех одних, с кем правду жизни ищем,Кто к общему паломник новоселью.

Нет малых дел. И скромною кудельюПрядется пряжа на замену старой;А нить порвавший взыскан крепкой карой

Самоуничтоженья перед цельюВеликой, как не высказавший словомЗаветного – не в боли, в мире новом.

ПОСЛЕДНЕЕ СОЛНЦЕ

Осеннее прощальное теплоС бело-лазурной чистой высотыНа старческие тусклые чертыШирокой светлой полосой легло.

Оконное огромное стеклоДарящих мощных сил, что излитыВ последний раз, не умеряло. ТыДоверчиво лелеял в них чело.

И не смыкались веки бледных глаз;Недвижный, ты лишь одного хотел:Закатный день, пребудь же чист и цел.

И долго-долго этот мирный час,Слепительный, вокруг тебя не гас,И мир был – твой всей болью смертных дел.

ГНЕВ

Плотина прорвалась – и пруд ушел.Остался ручеек, – полоской тонкойСочится скромно и струей незвонкойЧуть орошает углубленный дол.

Так вдалеке от грозных бед и золОстался я, но не иду сторонкой, –Нет, не стесненный ветхих лет заслонкой,Свой ясный путь и я в свой час обрел.

Тут, поравнявшись с каменною кручей,Хоть косной, но упорной и живучей,Я прядаю, вконец остервенев, —

В себе взрастив взрывающий заслоны,Объемлющий собратьев миллионыЕдиный, цельный всенародный гнев.

ОГОНЬ-СЛОВО

Немало там поэтов-братьев бьется;Из ткани слов, что трепетно жива,Взрастают подвиги, а не слова, –Как словом, так штыком теперь бороться.

Родного дома скрипнули воротца,К родимой груди никнет голова,И мирный день святого торжестваВернувшегося встретят мореходца;

Так ты, поэт, с дорожною сумойИз дыма и огня придешь домой –Из страшного и сказочного края;

И станет словом бывшее огнем;В него мы будем вслушиваться; в немПыл боевой пребудет весь, играя.

БУДЕТ ТАК!

Пусть мы мечтатели и бредим на досуге;Но разве можно жить живому без мечты?Пусть подрываются под нашу жизнь кроты,Мечту мы пронесем сквозь темень, сквозь недуги.

Во дни страдальные нежнее нет услуги,А мыслью крепкою и грезе отлитыВ миры грядущего железные мосты,И так не брезгуйте строками бредней, други.

Там жизнь душевная становится стройна,Где музыка звучит в неуследимом строе;И блещет в мировом величии война,

Когда симфония мечтает о герое,Когда о подвигах, каких в преданьях нет,«Так должно! Будет так!» – вам говорит поэт.

«Клинок уральский – восхищенье глаз…»

Клинок уральский – восхищенье глаз:В лазурном поле мчится конь крылатый;Почтен неоценимою оплатойСтрой красоты, не знающей прикрас.

Таков же, мастер, твой волшебный сказ, –Связуя вязью тонкой и богатойТоржественно тревожный век двадцатыйИ быль веков, – обворожая нас.

Да будет это творческое слово,Грядущему являя мир былого,Оружьем столь же мощным на века, –

Как эта сталь и как душа народа,Как с ней одноименная свобода –Крылатый конь уральского клинка.

ЗИМНЯЯ ВЕСНА

«Пленен я старою Москвою…»

Пленен я старою Москвою,Но всё ж, от вас не утаю,Ее сочувственней поюДуши тончайшею струноюКак современницу свою –

Не ту, что жадно на Арбате,Предавшись сытой суете,Не мыслит ныне о расплатеЗа Русь, что страждет на кресте.

Но крест несущую достойноВ душе послушной до конца,Встречая всё, что так нестройно,Улыбкой светлого лица;

Но созидавшую – давно ли? –Красу, достойную Москвы,Чей образ и в страстной юдоли,И в творческой грядущей долеС былым согласный стройно – вы.

«Какая боль – и свет какой!..»

Какая боль – и свет какой!И перед этим женским светомК чему в томленьи недопетомВся песнь твоя – с твоей тоской?

К тому, что втайне не она ли,Дыша эфирностью высот,Нежданно к строю вознесетСвои нестройные печали.

Так лучше затаи в тишиСвои молитвы и хваленья,Коль служит им для утоленьяСвятая боль иной души!

Но, может быть, хоть на мгновеньеМой отраженный слабый звукЕй принесет меж долгих мукОтрадное самозабвенье.

«Не нужно мне уютного тепла…»