Виктор Боков - Том 1. Стихотворения Страница 32

* * *

Тишина. Кукушка. Травы.Я один в лесу глухом.Ни тщеславия, ни славы —Только мох под каблуком.

Только высвисты синичьи,Тихое качанье трав,Да глаза глядят по-бычьиУ воды лесных канав.

Да приятная истома,И сознанье, что ты весьНераздельно арестован,А темница — темный лес.

И не страшно, если коршун,Словно узник из цепей,Стонет в небе: — Мир мне тошен!Так и надо — кровь не пей!

Дороховы

Цвет черемухи пахнет порохом,Лебединые крылья в крови.Уезжает четвертый Дорохов,Мать родимая, благослови!

Первый пал у Смоленска, под Ельней,Не напуганный смертью ничуть,В тишину запрокинув смертельноСвой пшеничный смеющийся чуб.

А второй — где отыщешь останки?Подвиг мужествен, участь горька,Стал он пеплом пылающим в танкеИ героем в приказе полка.

Третий Дорохов в рукопашнойНа окопы фашистов шагнул.Как ветряк над рязанскою пашней,На прощанье руками взмахнул.

Что с четвертым? И он бездыханенВ госпитальной палате лежит.Нагибаются сестры: — Ты ранен? —Но четвертый… четвертый молчит.

Ходит Дорохова и плачет,Ходит, плачет и ждет сыновей.Никакая могила не спрячетМатеринских тревог и скорбей.

И лежат в позабытой солонке,Тяжелее надгробий и плит,Пожелтевшие похоронки,Где одно только слово: убит.

Чем утешить тебя, моя старенькая,Если ты сыновей лишена?Или тем, что над тихою спаленкоюСнова мирная тишина?

Знаю, милая, этого мало!Нет их! Нет! Свет над крышей померк.Для того ли ты их поднимала,Чтобы кто-то на землю поверг?

Ты идешь с посошком осторожноВдоль прямого селенья Кривцы.Под ногами звенит подорожник,Осыпая лиловость пыльцы.

Ленин в Разливе

Ночь сказала: я огни гашу!В этом у нее рассудок здравый.Как он шел к Разливу, к шалашу?Под ногой шумел песок иль гравий?

Кто его будил? Рассвет? Лучи?Или песня гнева — «Марсельеза»?Кто был рукомойником? Ручьи?Или ковш из черного железа?

Он — косарь. И падает траваПод его косой рядками ровно.И растут, растут, растут слова:Промедленье гибели подобно!

Вянет сено. Тонок аромат.Как бодрят своим настоем сосны!Подождем немного — и ломатьДом, в котором людям жить несносно!

Косит он. А рядом Емельянов.Машинист, потомок Пугача.Не беда, что из дворян Ульянов, —У него рабочий мах плеча!

Осеннее

В поле колкое жнивьеВ небо выставило спицы.Гнезда — больше не жилье,Не жильцы в них больше птицы.

Ходит ветер по стерне,По соломенной подстилке,Завывает в шестерне,В барабане молотилки.

Отдыхать земля леглаИ опять затяжелела,Что она для нас могла,То она не пожалела.

Под навесами плуги.Поле. Дождь. Засохший донник.Там грачиные круги,Журавлиный треугольник.

Всюду кончен обмолот,В закромах зерно осело.В думах все наоборот:Ждали жатвы — ждем посева!

Снег

Очередь снежком припорошена,А троллейбуса нет и нет…В жизни так много хорошего,Вот хотя бы — снег!

Он на шапкахИ на беретках,Несказанно нежен и бел,И ему не надо билетов,Он на крышуТроллейбуса сел.

Я люблю тебя, снег!Ты славаИ краса наших русских полей.Как ты ловко устроился справа,На ресницах соседки моей!

Как ты тихоСадишься на скверы,Отдыхаешь на чьей-то груди.Побелевшие милиционерыМашут палочкой:        — Проходи!

Стало таять.Наполнились снежницыЗябкой влагой,Грачиным питьем.Скоро двинутсяБелые беженцыСвоим вечным путем.

А пока она падают,         сеются,Изменяют свой видИ поземкою стелются,Если чуть заветрит.

А пока снег на крышах гостиниц,На соборах Кремля,Как прекрасный небесный гостинецДля тебя, Земля!

Вечернее раздумье

Стало легче и свежейИ молитвенно покойней.Стаи галок и стрижейНад высокой колокольней.

Зашуршали шушуныЧем-то прожитым и давним.В мир полей и тишиныСельский колокол ударил.

В тихорадостном свеченье,Непонятном нынче нам,Старики идут к вечернеИ старухи входят в храм.

Я у церкви с рюкзаком.Как сосуд стою порожний,Этой вере — чужаком,Этим мыслям — посторонний.

То и дело слышу: бам-м-м!Медь гудит, как божья песня,По морщинам и по лбамСвято ходят троеперстья.

Я взволнован и смущен —На меня глядит иконка.В этой церкви я крещен,А не верю ни на сколько.

За оградой дед зарыт,Плоть моя, мой предок ближний.Тишина могильных плит,Сон былого, мох булыжный.

Русь моя! Холсты, посконь,Подпоясанные лыки.Мертвой, каменной тоскойСкрыты бороды и лики.

Спят умельцы, мастера,Хлеборобы, камнерезы.Жалобно звенят ветраО крестовые железы.

Тяжело жужжат шмели,Мед силен, мала посуда.О земля моя! ВелиУвести меня отсюда

На проселок, в клевера,Где скирда стоит пузата,Чтобы русское вчераПоменять на наше завтра!

* * *

М. Львову

У поэта сердце льва.Он не терпит осмеянья.Он не трус. Его слова —Это храбрые деянья.

Он не с заячьей душой,Не пугается пустяшно.Там, где буря, там, где бой,Как бойцу, ему не страшно.

Сильным мира он не льститСвоего житьишка ради,Без оглядки кровно мститОн любой людской неправде.

Вот он! Сердцем чист и смел,Встал под пушкинскою шляпой,Ливень мелко-вражьих стрелОтбивает львиной лапой.

* * *

Верность с кислотою сернойВстала у трубы водосточной.Караулит:     — Ах, ты, неверный!Унижает:     — Ах, ты, порочный!Я тебя выжду,Глаза тебе выжгу!

А я иду к той, котораяТолько возникла и только запела,Как самая главная консерваторияИ самая звонкая в мире капелла.

Вы, любители назиданий,Запишите на списке грехов:Если нет у поэта свиданий,Значит, нет у него и стихов!

Что я знаю о России