Иван Бунин - Том 1. Стихотворения Страница 32

<1903–1905>

Ормузд*

Ни алтарей, ни истуканов,Ни темных капищ. Мир одетВ покровы мрака и туманов:Боготворите только Свет.

Владыка Света весь в едином —В борьбе со Тьмой. И потомуОгни зажгите по вершинам:Возненавидьте только Тьму.

Ночь третью мира властно правит.Но мудрый жаждет верить Дню:Он в мире радость солнца славит,Он поклоняется Огню.

И, возложив костер на камень.Всю жизнь свою приносит в дарТебе, неугасимый Пламень,Тебе, всевидящий Датар!

<1903–1905>

День гнева*

…И Агнец снял четвертую печать.И услыхал я голос, говоривший:«Восстань, смотри!» И я взглянул: конь бледен,На нем же мощный всадник — Смерть. И АдЗа нею шел, и власть у ней былаНад четвертью земли, да умерщвляетМечом и гладом, мором и зверями.

И пятую он снял печать. И виделЯ под престолом души убиенных,Вопившие: «Доколе, о владыко,Не судишь ты живущих на землеЗа нашу кровь?» И были им даныОдежды белоснежные, и былоИм сказано: да почиют, покудаСотрудники и братья их умрут,Как и они, за словеса господни.

Когда же снял шестую он печать,Взглянул я вновь, и вот — до основанийПотрясся мир, и солнце стало мрачно,Как вретище, и лик луны — как кровь;И звезды устремились вниз, как в бурюНезрелый плод смоковницы, и небоСвилось, как свиток хартии, и горы,Колеблясь, с места двинулись; и всеЦари земли, вельможи и владыки,Богатые и сильные, рабыИ вольные — все скрылися в пещеры,В ущелья гор, и говорят горамИ камням их: «Падите и сокройтеНас от лица сидящего во славеИ гнева Агнца: ибо настаетВеликий день его всесильной кары!»

<1903–1905>

Черный камень Каабы*

Он драгоценной яшмой был когда-то,Он был неизреченной белизны —Как цвет садов блаженного Джинната,Как горный снег в дни солнца и весны.

Дух Гавриил для старца АвраамаЕго нашел среди песков и скал,И гении хранили двери храма,Где он жемчужной грудою сверкал.

Но шли века — со всех концов вселеннойК нему неслись молитвы, и рекойТекли во храм, далекий и священный,Сердца, обремененные тоской…

Аллах! Аллах! Померк твой дар бесценный —Померк от слез и горести людской!

<1903–1905>

За измену*

Вспомни тех, что покинули страну свою ради страха смерти.

Их господь истребил за измену несчастной отчизне,Он костями их тел, черепами усеял поля.Воскресил их пророк: он просил им у господа жизни.Но позора Земли никогда не прощает Земля.

Две легенды о них прочитал я в легендах Востока.Милосерда одна: воскрешенные пали в бою.Но другая жестока: до гроба, по слову пророка,Воскрешенные жили в пустынном и диком краю.

В день восстанья из мертвых одежды их черными стали,В знак того, что на них — замогильного тления след,И до гроба их лица, склоненные долу в печали,Сохранили свинцовый, холодный, безжизненный цвет.

<1903–1905>

Гробница Софии*

Горный ключ по скатам и оврагам.Полусонный, убегает вниз.Как чернец, над белым саркофагомВ синем небе замер кипарис.

Нежные, как девушки, мимозыЛьют под ним узор своих ветвей,И цветут, благоухают розыНа кустах, где плачет соловей.

Ниже — дикий берег и туманный,Еле уловимый горизонт:Там простор воздушный и безгранный,Голубая бездна — Геллеспонт.

Мир тебе, о юная! СмиренноЯ целую белое тюрбэ:Пять веков бессмертна и нетленнаНа Востоке память о тебе.

Счастлив тот, кто жизнью мир пленяет.Но стократ счастливей тот, чей прахВеру в жизнь бессмертную вселяетИ цветет легендами в веках!

<1903–1905>

Чибисы*

Заплакали чибисы, тонко и ярко  Весенняя светится синь,Обвяла дорога, где солнце — там жарко  Сереет и сохнет полынь.

На серых полях — голубые озера,  На пашнях — лиловая грязь.И чибисы плачут — от света, простора,  От счастия — плакать, смеясь.

13. IV.06

Купальщица*

Смугла, ланиты побледнели,И потемнел лучистый взгляд.На молодом холодном телеСтруится шелковый наряд.

Залив опаловою гладьюВ дали сияющей разлит.И легкий ветер смольной прядьюЕе волос чуть шевелит.

И млеет знойно-голубоеПодобье гор — далекий Крым.И горяча тропа на зноеПо виноградникам сухим.

1906

Новый год*

Ночь прошла за шумной встречей года…Сколько сладкой муки! Сколько разЯ ловил, сквозь блеск огней и говор,Быстрый взгляд твоих влюбленных глаз!

Вышли мы, когда уже светалоИ в церквах затеплились огни…О, как мы любили! Как томились!Но и здесь мы были не одни.

Молча шла ты об руку со мноюПо средине улиц. ГородокТочно вымер. Мягко веял влажныйТающего снега холодок…

По подъезд уж близок. Вот и двери…О, прощальный милый взгляд! «Хоть раз,Только раз прильнуть к тебе всем сердцемВ этот ранний, в этот сладкий час!»

Но сестра стоит, глядит бесстрастно.«Доброй ночи!» Сдержанный поклон,Стук дверей — и я один. Молчанье,Бледный сумрак, предрассветный звон…

<1906>

Из окна*

Ветви кедра — вышивки зеленым  Темным плюшем, свежим и густым,А за плюшем кедра, за балконом —  Сад прозрачный, легкий, точно дым:

Яблони и сизые дорожки,  Изумрудно-яркая трава,На березах — серые сережки  И ветвей плакучих кружева,

А на кленах — дымчато-сквозная  С золотыми мушками вуаль,А за ней — долинная, лесная,  Голубая, тающая даль.

<1906>

Змея («Покуда март гудит…»)*

Покуда март гудит в лесу по голымСнастям ветвей, — бесцветна и плоска,Я сплю в дупле. Я сплю в листве тяжелым,Холодным сном— и жду: весна близка.

Уж в облаках, как синие оконца,Сквозит лазурь… Подсохло у корней,И мотылек в горячем свете солнцаПрипал к листве… Я шевелюсь под ней,

Я развиваю кольца, опьяняюсьТеплом лучей… Я медленно ползу —И вновь цвету, горю, меняюсь,Ряжусь то в медь, то в сталь, то в бирюзу.

Где суше лес, где много пестрых листьевИ желтых мух, там пестрый жгут — змея.Чем жарче день, чем мухи золотистей —Тем ядовитей я.

<1906>

Невольник*

Песок, сребристый и горячий,Вожу я к морю на волах,Чтоб усыпать дорожки к даче,Как снег, белеющий в скалах.

И скучно мне. Все то же, то же:Волы, скрипучий трудный путь,Иссохшее речное ложе,Песок, сверкающий, как ртуть.

И клонит голову дремота.И мнится, что уж много летЯ вижу кожу бегемота —Горы морщинистый хребет,

И моря синий треугольник,И к морю длинный след колес…Я покорился. Я невольник,Живу лишь сонным ядом грез.

<1903–1906>