Саша Черный - Том 2. Эмигрантский уезд. Стихотворения и поэмы 1917-1932 Страница 33

«1928»*

Над станцией в гирлянде: «Двадцать восемь».Холодных цифр нам темен скучный блеск.Мы средь чужих — молчим, не ждем, не просим,Не к нам струится телеграфный треск.

Чрез пять минут ревущая машинаВ четвертом классе вдаль умчит нас вновь.Вновь за окном блеснет реклама-шина,Мелькнет труба — гигантская морковь.

Мы на ходу под говорок колесныйКуем и пишем, шьем, строгаем, спим,И каждому иначе машут сосны,И разное рассказывает дым.

Но здесь, на станции, в миг праздного этапа,Эй, земляки, сгрудимся в тесный круг…Вот здесь, в углу, вблизи глухого шкапа,Пускай зазеленеет русский луг!

Летят года, как взмыленные кони,—Еще не слышно благостных вестей…Пожмем друг другу крепкие ладониИ лапки милые примолкнувших детей.

Пусть наших жен исколотые пальцыНас теплой бодростью поддержат в этот миг…В чужих гостиницах, ночные постояльцы,Мы сдержим звон проржавленных вериг.

Дом в Монморанси*

Дом, как ковчег. Фасад — кормой широкой.По сторонам молчат стволы в плюще,У стенки — кролики, площадка для песка,Вдали полого-изумрудная лужайка…А в доме гости: у распахнутых дверейСтоят и смотрят — старые, седые.Глаза помолодели в этот день,Но сдержанны взволнованные лица.В столовой ожерелие голов:Каштановых, льняных и золотистых,—И звезды разноцветных детских глаз.Упала ложка… Вспыхнул детский смех.Вздыхают губы, шевелятся ножки,—В окне деревья, облака и солнце.Скорей бы пообедать и к гостям!

Кружились дети легким хороводомИ пели песни. Русские слова…Так дружно топотали башмачки,И так старательно напев сплетали губы.Потом плясали в радостном кругуДва одуванчика — боярышни-девчурки.Прихлопывали взрослые в ладони,В окне сияла кроткая весна,А в детском креслице сидел в углу малыш,Трехлетний зритель, тихий и степенный,Пушились светлым пухом волоски…Шумят, поют — и столько новых дядей…Расплакаться иль звонко рассмеяться?Картинки детские пестрели на стене,Мы, взрослые, сидели на скамейке,И мысль одна в глазах перебегала:Здесь, за оградой, русский островок,Здесь маленькая родина живая…

Я у окна беседовал с детьми.Похожий на пажа серьезный мальчикМне протянул игрушечный магнит,—На нем гирляндою булавки трепыхались…«Притягивает…» — объяснил он тихо.«Я из Парижа привезу тебеИз воска утку. В клюв ты ей воткнешьИголочку и в таз с водою пустишь,Магнит запрячешь в хлеб — и чуть поманишь,Она к тебе за хлебом поплывет»,—«Вы фокусник?..» Я левый глаз прищурил.Другой принес мне чучело чижа:«Он был живой?» Я подтвердил: «Еще бы!» —«А от чего он умер, ты не знаешь?»—«Сел на трубу, заснул и угорел».Такой кончиной мальчик был доволен.К руке моей прижавшись вдруг плечом,Сказала девочка с японскими глазами:«Ко всем приехали, а мамы нет как нет…» —«Испортился, должно быть, паровозик».—«Ты думаешь? Когда ж она приедет?» —«Сегодня к ужину». Девица расцвела.

Весь дом я обошел. В покоях верхнихКровати детские стояли чинно в ряд.Сквозь заплетенные, высокие краяПикейные пестрели одеяльца.Сверкали стены свежей белизной,И пол блестел, как палуба фрегата.Как сладко вечером им здесь смежать глаза,В уютных гнездах, рядом, в полумгле,Дыханье тихое одно с другим сливая…Ступеньки вверх. В отдельной комнатушкеТри мальчика, как кролики, лежали.Простуда легкая, их резвость укротив,Румянцем на щеках их разгоралась…Спустились вниз. За дверью — длинный стол,Журчит беседа, чай дымится в чашках.И — друг гостей — бормочет самовар.Я вышел в сад: так зелена трава,Так радостны пушистые вершины…Благословенье этой мирной кровле!

Читатель, друг! Быть может, в суете,В потоке дней, в заботах бесконечныхНе вспомнил ты о тех, кто кротко ждет,Кто о себе не вымолвит ни слова…И что сказать? Дом этот общий — наш,В нем русская надежда зацветает.………………………………………………………………Во имя русских маленьких детейЯ пред тобой снимаю молча шляпу.

Надо помочь!*

(К неделе русского студента)

Рабочие-студенты нашиНе жалуются нам…На вечерах у них уютно и легко:Поют, читают, пляшут.Гостеприимны, вежливы, просты,—Но что-то новое в глазах у них таится,Что в чеховских студентах мы не знали:Глухая сдержанность, спокойное упорство,Ни слов взлохмаченных, ни мыслей набекрень.Станок с наукой сочетавши на чужбине,Они с достоинством отстаивают жизнь…Их цели — святы, пафос — скрыт, но прочен.Очищенный бензином,Простой пиджак рабочего-студентаСегодня нам и ближе и понятнейБылой расхрястанной, засаленной тужурки…

Не жалуются, нет… Но иногдаПлечо усталое вдруг выскользнет из лямки,А в глубине парижских чердаков,Как в катакомбах, холодно и сыро…Трещит свеча. Над кровельным откосомГудит прибой чужих, кипящих улиц,Сверкают сумасшедшие рекламы,—В жестянке на некрашеном столе —Последний франк…Мы столько говорим в трамваях, и в метро,И в поздний час у вешалок в переднихВсё об одном: о родине далекой.Но вот она бок о бок приютиласьВ мансардах старых, на окраинах глухих.Живет и жмется — юная, живая…Немало нас. Ты не пойдешь в кино,Я откажусь от пачки папирос —И не один студент-рабочийВздохнет увереннее в черную минуту…Слова стираются, дни мчатся-льются в бездну,Одна любовь — спасает и бодрит.

Завтра*

(К балу печати 27 марта)

Какой магнит нас всех по временамПод общий кров притягивает тайно?Иллюзия беспечного весельяВ своей губернии, в кругу знакомых лиц…Оазис-бал на несколько часовНас соберет со всех концов Парижа.Заботы, думы, мгла ночных зеркалОстанутся в квартирах и в отелях…Жужжит толпа, многоголовый рой,И там и тут разбросанные группыВсе тех же самых бальных старожилов:Под лестницею химик с адвокатомСвой прошлогодний продолжают спор,Седой шофер землячке-массажисткеДиктует три рецепта пельменей,А внучка бабушке — о лебединый жест! —Свой карандаш передает пунцовый…Буфеты, как в Казатине, сверкают:Вот на желтках мечтательные кильки,Вот жирный холмик пухлых пирожков,Вот потная пузатая зубровка…Кружатся пары медленно и плавно,В пролет влетают всплески русской песни,И врач знакомый в тихом коридореМеня за пуговицу крутит дружелюбно.

Два-три совета, милые друзья,Извольте преподать вам перед балом:Обычно в паузах, средь бесконечных танцев,Как щуки, немы почему-то пары:Он — смотрит в пол, а дама пудрит нос.Зато едва лишь запоют с эстрадыИль декламатор рот раскроет томно,—Во всех рядах, простенках и углахСейчас же заструятся разговоры…Во имя Муз, — нельзя ль наоборот?!Еще совет: на бал всего удобнейЯвляться выводком — из одного района:Такси обратное дешевле обойдется,А свой квартет — гарантия от скуки,Из этого не следует, конечно,Чтоб муж приклеивался к собственной женеИли жена на муже повисала,—Но, впрочем, это редкое явленье…Пить надо весело: закусишь, прожуешь,Перстами щелкнешь и давай другую,Но не толкай соседа мрачно в грудьИ от него не заграждай закусок,А лучше чокнись с ним и улыбнись…А если сбоку грустный бородач(Быть может, эмигрант из Будапешта)В свой бледный чай с погасшей папиросыВ раздумье тусклом стряхивает пепел,—Ты повернись, любезный сделай жест,Ты представитель ведь губернии парижской,Расшевели его, и он тебя, как знать,Порадует венгерским анекдотом…Но я увлекся. Каждый ближний самИ без моих советов развлечется…Имею честь. До завтра. Адрес тот же.

Дубовые стихи*