Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы Страница 34

Девушка

Но поэты сами нас звали вылиться,Как лавой вулкан, как минутами час.Любовь, как большаяСлепаяКормилица,Прокормит обоих нас.

Поэт

Боже, как скучно! Послушай, ведь это ужасно:Чуть весна своей кисточкой краснойНа лицах прохожих, слегка туманных,Зарисует веснушки, и после зари,Как жолтые птицы в клетках стеклянных,На улицах зальются пухлые фонари, —Так сейчас же во всех этажах,Как стряхнутый снег, белье срывается,И в кроватях, в корчах, во всех домахЛюди катаются,Как на Пасху яйца,Крутятся, извиваются,Голые, худые, тучные!Клешнями рук защемляют друг друга,Слюни смешав, целуются трудно и туго!Не знаю, как тебе, а мне,В моей тишине,Всё это смертельно скучно!

Девушка

Да, но ведь и Уж с животом противно-стальнымНа голове несет корону!И в постелях над всем немного смешнымЗолотят парчу радости страстные стоны.

Поэт

У лохмотий зимы не могу без сил.Не хлопай глазищами ты, как в ладоши.Я сегодня, тоскливец и совсем нехороший,Пойду зарыдать у чугунных перил.Пусть резинкой тепла снега как-то вдругСотрутся, протрутся, не плача, не ноя,По канавам полей, как по линиям рук,Я, цыганка, земле предскажу лишь дурное.Ах, и улицы хотят выволочиться из города,И сам город вывертывает харю свою.И ночь трясет мраком, как козлиную бороду,И вздыхает: Спаси, Господи, полночь твою!Нет! Не коснется весною строфа уст,И не встретить мне, видно, зари той,В которой я, захудалый Фауст,Не спутаю Марты с Маргаритой!

Девушка вприпрыжку, попрыгивая и развинченно, напоминая босоножку, уходит. Уходит, насвистывая что-то, веселый мотивчик какой-то из оперетты; высвистывая из оперетты в тон весеннему полю. Медленно приходит женщина, честная, как, конечно, всякая женщина, вся растворенная в весне и воздухе, прополненная весной и лазурью.

Поэт

Еще и снова! И к этой тоже!И с ней про любовь! И здесь не найду!И вот я пестрею, на себя не похожий,Не похожий на марабу и какаду!

Женщина томно, темно, истомно веснеет и укромно шепчет, лепечет.

Женщина

Я ищу любовника тихого, как сахар сладкого,Умеющего облиться ливнем моих волос.Всё равно мне какого: хорошего, гадкого,Стройного, как восклицание, сгорбленного, как вопрос.Но в теплой прическе вечера спутанного,Где краснеет, как шрам, полоска лучей,Приласкаю его я, беспутного. Еще нежней!

Поэт

А потом — «да!»,КогдаОт этой нежной ласкови взбеситсяЖоланий взлетный качельИ жолтый якорь месяцаЗацепится за постель.

Женщина

Тогда нежно ласкать моего хорошего,Втиснуть, как руку в перчатку, в ухо слова.

Поэт

Ну, а после едкого, острого крошева,Когда вальсом пойдет голова?

Женщина

Сжимая руки слегка сильнее,Мечтать о том,Что быть бы могло!

Поэт

А потом?!..Всё и всё нежнея,Лопнет ласка, как от кипятка стекло,Станут аршины больше сажени,Замахавши глазами, как торреро платком.

Женщина

Тогда тихо,Тихо,Чуть-чуть увлажненней,Поцелуй раскачнется над лбом.Так долго,Ах, долго,Пока баграми рассветаНе выловится утонувший мрак в окно,Ласкать и нежить моего поэта,О котором желала давно…Трепеты,Взлепеты,Облик картавый…

Поэт

Тихое «нет» перемножить на «да» —И вместе рухнуть поющей оравой…

Женщина

Никогда!

Поэт

Неужели и в этот миг — «нет»?Когда тело от ласки пеною набродится,Когда взгляд любовника прыгнет,Как сквозь обруч клоуна, сквозь уста?

Женщина

Тогда тихо взглянуть, как глядела БогородицаНа еще не распятого Христа!И в речницах припрятать эту страсть, как на память платок…

Поэт

А тело несытое, как черствый кусок,Опять покатится на окраиныПодпевать весне, щекочущей бульвары,Опять ходить чаянноБез пары!Но ведь я поэт! Я должен стихами пролиться!Я должен, я должен любиться!В городах, покрытых шершавой мостовой,Точно кожей древесной жабы,Я пойду искать такой,Которая меня увлекла бы.СмешнойИ невзрачный, побреду влюблятьсяИ, не смея не верить, безнадежно почти,Буду наивно и глупо искатьсяС той,Которую не должен найти!В провалы отчаянья, по ступенькам досады,Я буду искать ту, которой нет.А если б нашел я ту, что мне надо,А если б знал я то, что мне надо,Тогда бы я был не поэт.

И мелкой, мелкой рябью, сеткой моросит занавес.

Осень 1915 — январь 1916

Стихотворения, не вошедшие в сборник «Лошадь как лошадь»

Я минус ты

Этот день жуткой зябью сердит,Ты одна, далека. Я один совершенно.Милых глаз двоеточье приди!И шатается мозг мой блаженный.

Сколько утр в серебре меняТы выглядываешь из окна,Нежна и легка.За тяжелым паровозом времениЗелеными вагонами тоска.

И сегодня город в туманеБез очертаний(Как горец в шотландском пледе!)Глядит: падают хлопья субботы;Срывает ветер с налетаС колоколен тяжелые листья меди!

Ах, а где-то пунктиром фонарикаНамечена Тверская в половодьи молвы,И легла морщиной Москва-рекаНа измятый лоб Москвы.

Нет! Закрой эти ночи! Как дует!Мутный зуд этих буден заныл точно зуб.Я не помню, как рот твой меня целует,Но помню широкую Волгу губ.

И только. А утро нарастает мозольюНа стертых пальцах усталых ночей…О, какой человеческой больюЗадремать на твоем плече.

15 сентября 1916

Принцип перевода

У короля была коронаЕдинственная в мире. Нет!Сегодня вечером влюбленныйОшибся первый раз поэт.

От любви зашумело в его голове.Дело было здесь в Москве.

У кого-то было ожерелье дорогое.Да,Такое,Каких не бывает, каких не сыскать.Сколько раз оно было воришками срезано,Но назад приносили: оно бесполезно,Оно ведомо всем и куда же такое продать.

На пути из театра его теряли в карете,Но на самом рассвете,До публикаций в газете,Его приносил владельцу нашедший… Тук-тук!— Это, кажется, ваше, мой друг?!

И вдругПропало. Вот тебе на!Была осень, а не весна.Да. Та самая осень, в которойАвгуст нюхает воздух пропахший, сырой.Кто же и как же воры?Чей украдено ловкой рукой?

Они его укралиИ сломали.Разбили. Вынули камни зрачков.Расплавили души золотую оправу.Продали по кускам.По частям,Много клочков,Налево и направо.

И только много позже, несколько месяцев спустя,Когда владелец бегал, плача, как дитя,Искал, всё еще не теряя веры,Несколько раз убив себя из револьвера,Он вдруг нашел, закричал, как безумный в больничных стенах:— Держите! Вот! Вот она. Ах!

Да, безумец, ты прав! Это облик ее появился,И улыбкою глаз он обрызгал твое бытие.Это в строках моих ее профиль склонился,Этот ритм моих строк — это сердце ее.

Не грусти же, мой жалкий, вдруг нищий, загубленный,Не носи ты, как траур, длинный мрак вечеровВ глубине своих глаз, муж моей светлой возлюбленной,Да, я был в этой шайке ловких воров.

И мне твоя понятна боль,Понятен вопль твой влюбленный.Здесь, право, не причем корольИ не причем его корона.Всё это клочья старых грез!Только глаза твои, полные слез,Над провалами скорби и просини.

Это было в Москве отсыревшею осенью.

Протянулась, как в воздухе на шабаш колдунья,Рука времени, мохнатая волосьями дней.Вот уж слева ползет,И ползет новолуньеСчастливой влюбленности рыжей моей.

3 января 1918