Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый Страница 35

Через какое-то время еще раз взметнулся столб воды, словно вздох подводного вулкана. Это вырвался на свободу остававшийся в трюмах воздух. И высокая пологая волна еще раз плавно приподняла на своем плече Соколова и мягко опустила на лунную дорожку.

Теперь в наступившей оглушающей тишине он услышал голоса и увидел силуэт шлюпки, в которой были люди. Стал грести в ее сторону и осипшим, чужим голосом закричал. Его услышали, а может быть, увидели. Шлюпка приблизилась. Чья-то рука цепко схватила Соколова за воротник канадки и вырвала из воды. Наверное, он на какое-то время потерял сознание, потому что не помнил, как перевалился через борт, и не помнил, кто же его спас. Когда снова ощутил себя, но еще не открыл глаза, первой явилась мысль: «Ну вот, теперь погибать придется другим способом, не тем, самым простым».

Потом снова все смешалось. Он никогда не мог восстановить в памяти, что делал в течение нескольких часов, слившихся в одно смутное, туманное мгновение, что делал до тех пор, пока луна не стала розовой, пока не заалел восход. Только тогда он увидел, что руки ободраны в кровь, почувствовал, как жжет их соленая морская вода, а плечи разламывает боль. И еще было очень жарко. Он снял канадку. Куда бы ее положить? Вещь-то чужая, добротная. Увидел кого-то в майке и трусах, сжавшегося комочком на дне шлюпки, где плескалась, перекатывалась черная вода, распластал и накинул канадку на того человека. Человек вскочил и, натягивая канадку, бормотал:

— Ш-штаны н-не успел…

Потом привалился грудью к борту шлюпки и, вытянув руки в сторону восхода, закричал:

— Перископ, там перископ!!!

Но сколько ни вглядывались все, кто был в шлюпке, в ту сторону, куда тянулась рука лейтенанта Швыдкого — лишь теперь Соколов узнал его, — океан был пуст. Не было буруна, и не видно иглы перископа. Может быть, померещился Швыдкому перископ, а может быть, он уже скрылся под водою.

Кто-то сказал:

— А была еще третья торпеда. Она проскочила метрах в трех от нашей шлюпки.

И кто-то подтвердил:

— Да, была третья, я видел след ее.

Лодка расстреляла пароход и скрылась. Как точно, как подозрительно точно совпали курсы «Ангары» и подводного пирата! И Соколов вспомнил, как тщательно Масафуми Дзуси выписывал из вахтенного журнала скорость «Ангары» в шторм и штиль, при ветре попутном и ветре встречном… Лодка подстерегала «Ангару» точно на выходе из запретной зоны. Ее командир знал, что именно в этой точке океана примерно в десять вечера будет идти пароход.

С восходом солнца океан покрылся испариной. В тумане замаячила сперва расплывчатая тень. Потом эта тень превратилась в спасательный плотик. Два весла равномерно загребали воду. И шлюпка пошла навстречу. Кто-то бросил с кормы конец, кочегар Сажин ловко принял его и подтянул плотик. Двое сидели, укрывшись брезентом, а еще один человек лежал, его захлестывала вода, но человеку, видимо, было все равно.

— Кто старший на шлюпке? — спросил Сажин.

Олег Константинович огляделся. Он впервые всматривался во все лица подряд. И в тех, кто был на веслах, и в тех, кто до этого грелся под брезентом, а теперь его откинул. Второй помощник… третий… третий механик… боцман. Капитана нет. И старпома нет. Нет капитана и среди тех, кто на корме под брезентом. И нет капитана на плотике! «Пока нет», — поправил себя с надеждой. Значит, он, Соколов, старший на шлюпке?

— Кто старший на шлюпке? — переспросил Сажин.

— Я старший! — крикнул ему Соколов, и лишь после этого кочегар Сажин перебрался на борт. Он сказал:

— Ребята выбрали меня договориться, чтобы на шлюпку перейти, на плотике больно купает. И еще у нас раненый. В спину ударило крепко.

Ошарашила такая постановка вопроса. Да как же спрашивать о таком, словно в шлюпке чужие? Разум, что ли, помутило кочегару? Но Сажин как бы прочитал мысли помполита:

— Да не ошалел я. Я ж не имею права хозяйничать. Мы ж с плота к вам переходим. А у вас, может, еще хуже, чем у нас. Может, шлюпка аварийная и нас не выдержит.

И Соколов поразился суровой логике матроса, сумевшего и здесь соблюсти интересы всех, даже субординацию. Среди двоих укрывшихся брезентом он узнал Игоря.

— Скорей сюда, — позвал.

Но тот замотал головой, указывая пальцем на человека, лежавшего плашмя. То был стармех. А Сажин объяснял, что Иван Иванович был уже на плоту, когда он сам к нему подплыл и взобрался. И как Иван Иванович влез на плот, уму непостижимо. Потому что ноги у него неживые, а шевельнуть самого невозможно: кричит. А где так стукнуло, не сообщает. И тогда на плотик перебралась кочегар Марья Ковалик. Лицо и руки ее были черны от угольной пыли, и майка была так же черна, как сатиновые шаровары (вся вахта кочегаров успела выскочить из «преисподней» парохода). Она погнала пассажиров в шлюпку (вторым был Филатов из военной команды), а сама принялась отдирать доску от плотика, потом еще одну.

Игорь обежал глазами тех, кто был в шлюпке, а потом осторожно приподнял брезент и опустил его. Соколов еще не делал перекличку. Он понял, кого искал Игорь среди спасшихся. Но сказал ему Игорь совсем о другом. В голосе его не было вопроса:

— И капитана тоже нет…

— Здесь все, кто спасся. — Соколов хотел прижать к себе Игоря, но сдержался, потому что понял: это самое худшее, что он мог бы сделать сейчас, понял, хотя и не был никогда отцом.

А Марья Ковалик как-то исхитрилась подсунуть под неподвижное тело стармеха сперва одну, потом другую доску, затем приподняла их разом. Двое матросов с борта шлюпки ухватились за края этих досок. Сама она перебралась по краю плота, подняла их с другого конца. Так и передвинула «деда» в шлюпку. Марья собрала и передала в шлюпку весь НЗ и кусок брезента, потом и сама вернулась.

Иван Иванович лежал на спине. Он не поворачивал голову ни вправо ни влево. Смотрел в голубое небо, по которому бежали редкие облака. А Марья пристроилась рядом, чтобы придерживать его и доски, на которых он лежал. Все молча согласились: пусть это будет ее работа в шлюпке.

Соколов объявил себя старшим. Никто не возразил. Значит, все согласны и доверяют. А раз так, нужно командовать. Первым делом он провел перекличку. В шлюпке оказалось девятнадцать человек. Из них шестеро раненых, но помочь им было нечем.

На вахте в момент гибели судна стоял третий помощник. Он сообщил, что у «Ангары» ход был хороший, что она «сматывалась во все лопатки со средней скоростью десять узлов». И значит, до Хоккайдо было теперь миль восемьдесят. Тогда Соколов спросил, а кто умеет управлять парусом? Выяснилось, только двое: третий помощник и кочегар Сажин. И он решил:

— Моим заместителем по навигации будет третий помощник Александр Петров. А вторым заместителем, по питанию, кочегар Сажин. Воду буду делить сам.

И снова никто не возражал. Значит, решил правильно. Потом он сказал:

— С места пока уходить не будем, прочешем еще раз квадрат. А вдруг кто живой?

Всех, кто не ранен, нужно было заставить работать, чтобы согреться, прийти в себя. Приказал заместителю по навигации менять гребцов пока каждые полчаса.

Нашли еще один плотик, но он был пустой. Подошли к нему вплотную. Сажин, как «зам по продовольствию», перебрался на него, перекинул в шлюпку запас пищи и воды. Потом обнаружили обломки второй шлюпки. Какой удар разрушил ее вдребезги, никогда не узнать… Еще плавали на поверхности какие-то деревянные обломки. Но людей — ни живых, ни мертвых — больше не нашли.

Поднялось солнце, смело предутренний туман. Вокруг была пустыня.

Сажин тем временем учел всю пищу и воду, что теперь были на шлюпке. В НЗ оказались колбаса в банках, молочные таблетки, галеты и шоколад. Всего должно было хватить на неделю, а может быть, и больше… Кочегар замялся. Но Соколов по глазам его понял, что мог бы еще добавить кочегар: «Потому что все не выживут». А вот с водой было хуже, потому что в один из трех анкерков попала морская вода. Посчитали, и получилось, что пока можно давать по одной мере воды утром, две в обед и одну меру вечером. Потом поделили еду «на дни, разы и людей», как сказал Сажин. Получилась пайка для каждого человека на одну закуску.

Кочегар пристроился на средней банке и принялся за дележку первого завтрака, так чтоб каждому было точно поровну.

Соколов удивился, как все же немного надо, чтобы повеселел человек. То большинство молчало, а вот закусили, выпили меру воды и разговорились. И даже Иван Иванович поел. Марья подложила ему под голову руку, приподняла чуть-чуть и накормила, отламывая по кусочку. А потом и напоить ухитрилась, не пролив капли воды.

Все говорили, делились, как и кто спасся, ведь «Ангара» затонула так быстро, всего минут за пять…

— Но кто последний видел капитана? — спросил Соколов.

Из рассказов сложилось, какими были последние минуты Николая Федоровича Рябова.