Дмитрий Дашков - Поэты 1820–1830-х годов. Том 1 Страница 39

92. РАССТАВАНЬЕ

«Не спеши, моя красавица, постой:Мне недолго побеседовать с тобой;

Оберни ко мне прекрасное лицо,Есть еще к тебе заветное словцо:

Скажи, любишь ли ты, молодца, меняИ каков тебе кажусь удалый я?»

Лицо девицы-красавицы горит,Потупивши ясны очи, говорит:

«Не пристало мне ответ такой держатьИ пригожество мужское разбирать!»

«Не спросил бы я, да вот моя беда:Я сбираюсь в понизовы города,

Волгой-матушкой в расшиве погулять,На чужбине доли, счастья поискать».

Помутился вдруг девицы светлый взгляд,Побледнела, словно тонкой белый плат.

«Уж зачем бы меня, девицу, пытать,Коли едешь, коли вздумал покидать?

Видит бог, как я любила молодца!Может, больше — грех и молвить — чем отца!

Всё на свете за него бы отдала!Да ему уж, видно, стала не мила!»

«Ты мила мне пуще прежнего теперь;Не словам — хотя божбе моей поверь.

Для тебя же я сбираюсь в дальний путь,Чтоб трудами выйти в люди как-нибудь,

Чтоб, вернувшись, быть на родине в чести,Чтоб смелее от венца тебя вести.

Понизовые привольные края:Не последний за другими буду я».

«Волга-матушка бурлива, говорят;Под Самарою разбойники шалят;

А в Саратове девицы хороши:Не забудь там красной девицы-души!»

«Не боюсь я Волги-матушки валов,Стеньки Разина снаряженных стругов;

Не прельстит меня ничья теперь краса,Ни такие ж с поволокою глаза;

Страшно только мне вернуться невпопад:Тот ли будет на тебе тогда наряд?

Встретишь молодца ты в ленте золотойИли выдешь на крылечко под фатой?»

«Коли шутишь — не до шуток мне — до слез;Коли вправду — кто ж так девицу обнес?

С кем иным, как не с тобою, молодцом,Поменяюсь обручальным я кольцом?

Для кого блюла девичью красоту,Для того и русу косу расплету;

Гробовой скорей покроюсь пеленой,Чем без милого узорчатой фатой».

93. МАТЬ И ДОЧЬ

(Опыт русской идиллии)

«Скажи мне, родимаяГолубушка матушка,К худому ли, к добромуСегодня мне снилося:Что будто кольцо мое —Дружка подареньице —Само распаялося;Что будто коса мояВолнистая-русаяСама расплеталася?»

«С полуночи ль, с вечераТебе это виделось?»[131]

«С полуночи, матушка».

«Ахти, мое дитятко,Ахти, мое милое,К дурному — не к доброму!Молись божьей матери,Хранителю ангелу,Угодникам киевским!»

«Здоров ли-то молодец,Мой суженой-ряженой?..Вот близко уж полгодаНи слуха, ни весточки!..»

«Бог милостив, дитятко».(Старушка заплакала.)

«О, полно кручиниться! —Сказала красавица(Взглянув на пречистуюС слезами и верою),—Пускай со мной сбудетсяПо воле владычицы;Лишь бы ты, родимая,Печали не ведала,Себя не тревожила».

Б. М. ФЕДОРОВ

Борис Михайлович Федоров (1798–1875) родился в Москве, в дворянской семье. Систематического образования он не получил и еще ребенком был определен в службу — в Петербургский надворный суд, позднее в министерство юстиции; с 1818 года служил в департаменте духовных дел под начальством А. И. Тургенева, секретарем которого вскоре стал (1821). Уже в 1812–1813 годах он дебютирует патриотическими одами, пьесами и сатирами; в 1814 году издает сборник «Минуты смеха», а в 1815 году — журнал «Кабинет Аспазии». В 1818 году выходят его «Опыты в поэзии» (ч. 1; вторая не появилась), подведшие итог его раннего творчества. К этому времени круг его литературных связей довольно широк: ему покровительствует А. И. Тургенев (сохранивший к нему расположение до конца жизни), Карамзин, Дмитриев, Шишков, Державин; он дружен с Панаевым и будущим цензором К. С. Сербиновичем. С 1819 года он член Обществ любителей словесности, наук и художеств и любителей российской словесности. Поэтическая деятельность Федорова отличается эклектизмом: автор сентиментальных и даже романтических элегий, романсов и баллад («Разлука рыцаря», 1819; «Альфонс», 1820; «Федор и Маша», 1820, и др.), он в то же время культивирует традиционную для XVIII века сатиру, осмеивающую «подьячих», нравы «модного света», общечеловеческие «пороки» и «странности», пишет оды и большое число стихов «на случай». Эти последние очень сближают Федорова с низовой официозной поэзией XVIII века, типа Рубана и др.; он приближается к ней и по своему социальному самосознанию поэта-чиновника, зависящего от меценатов и относящегося к своей литературной деятельности утилитарнопрагматически.

Уже в ранний период подчеркнутый и несколько назойливый морализм и благонамеренность определяются как основное качество литературной продукции Федорова. Они обусловили и преимущественное внимание, которое он уделял басне; пышным цветом расцветает официозный дидактизм и в детских стихах Федорова. В 1820 году он — один из активных деятелей правого крыла «соревнователей», выступающий в поддержку В. Н. Каразина; в ближайшие годы он принимает активное участие в борьбе «измайловцев» против «союза поэтов». Его стихотворные памфлеты и пародии этих лет принадлежат к заметным явлениям литературной полемики (наряду со статьями Цертелева и пародиями Сомова). Равным образом выступает он и против «Полярной звезды». Его «антиромантическая» позиция сказалась в разборе «Бахчисарайского фонтана» Пушкина в «Письме в Тамбов о новостях русской словесности» (1824); он предпринимает характерную попытку отделить Пушкина от Вяземского и «союза поэтов». В 1823–1824 годах, замещая П. П. Свиньина, Федоров издает «Отечественные записки», где помещает ряд статей на исторические темы и первые главы романа «Князь Курбский». В это время основной его литературный враг — Ф. Булгарин, борьба с которым в значительной степени носит коммерческий характер. В 1820-е годы Федоров печатается почти во всех журналах; однако даже его сторонники и благожелатели смотрят на его стихи как на массовую продукцию; широкое хождение имела эпиграмма Дельвига «Федорова Борьки мадригалы горьки» и т. д. и самое прозвище Федорова — «Борька». В 1826–1827 годах он издает альманах «Памятник отечественных муз», где благодаря содействию А. Тургенева, помещает ряд неизданных произведений Карамзина, Батюшкова, Вяземского, Пушкина; к 1827–1828 годам относится и его личное общение с Пушкиным, не скрывавшим иронического отношения к нему[132]. В 1828 году он предпринимает издание журнала «Санктпетербургский зритель», где помещает рецензию на IV и V главы «Евгения Онегина», встреченную Пушкиным также иронически. К этому времени относится и начало его деятельности как детского писателя; среди его стихов для детей есть некоторое количество несомненно удачных, довольно долго державшихся в репертуаре детского чтения[133]. Своеобразным проявлением литературного консерватизма Федорова была поддержка им крестьянских поэтов — М. Д. Суханова, Е. И. Алипанова, Ф. Н. Слепушкина, в творчестве которых он усматривал благонамеренность и патриархально-идиллический нравственный кодекс. Отсюда и тяготение его к идиллическому творчеству В. Панаева, и собственные опыты стилизации «сельских песен». Другой формой утверждения «добрых нравов» для него является басня, моралистический аполог, дидактическая легенда.

Литературно-издательская деятельность Федорова уже с конца 1820-х годов была для него средством к существованию. В 1830-е годы он постоянно озабочен поисками службы, вынужден прибегать к покровительству чиновных и титулованных особ (Шишкова, Т. Б. Юсуповой); с начала 1840-х годов влачит полунищенское существование. Еще в 1833 году он проходит в члены Российской академии — большинством в один голос. Во второй половине 1830-х годов Федоров сотрудничает в «Журнале министерства народного просвещения»; его переписка с Сербиновичсм, в это время редактировавшим журнал, пестрит остережениями против неблагонамеренных и подрывающих устои сочинений. Он становится добровольным осведомителем III отделения и в 1840-е годы известен как автор доносов на «Современник» и «Отечественные записки». В начале 1840-х годов он сотрудничает в «Маяке», позднее в «Северной пчеле». Для либеральной и революционно-демократической критики он представляет собой крайне одиозную фигуру. Резкие отзывы о его изданиях дают Белинский и Добролюбов. Федоров печатается до конца 1850-х годов; одна из его последних книг была составлена из стихотворений, посвященных Николаю I («В память Николая I», 1857).