Белла Ахмадулина - Стихотворения Страница 4

1962

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.

ПРОЩАНИЕ

А напоследок я скажу:прощай, любить не обязуйся.С ума схожу. Иль восхожук высокой степени безумства.

Как ты любил? — ты пригубилпогибели. Не в этом дело.Как ты любил? — ты погубил,но погубил так неумело.

Жестокость промаха… О, неттебе прощенья. Живо телои бродит, видит белый свет,но тело моё опустело.

Работу малую високещё вершит. Но пали руки,и стайкою, наискосок,уходят запахи и звуки.

1960

Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1998.

ВАРФОЛОМЕЕВСКАЯ НОЧЬ

Я думала в уютный час дождя:а вдруг и впрямь, по логике наитья,заведомо безнравственно дитя,рождённое вблизи кровопролитья.

В ту ночь, когда святой Варфоломейна пир созвал всех алчущих, как тонокбыл плач того, кто между двух огнейещё не гугенот и не католик.

Ещё птенец, едва поющий вздор,ещё в ходьбе не сведущий козлёнок,он выжил и присвоил первый вздох,изъятый из дыхания казнённых.

Сколь, нянюшка, ни пестуй, ни кормидитя твоё цветочным млеком мёда,в его опрятной маленькой кровиживёт глоток чужого кислорода.

Он лакомка, он хочет пить ещё,не знает организм непросвещённый,что ненасытно, сладко, горячовкушает дух гортани пресечённой.

Повадился дышать! Не виноватв религиях и гибелях далёких.И принимает он кровавый чадза будничную выгоду для лёгких.

Не знаю я, в тени чьего плечаон спит в уюте детства и злодейства.Но и палач, и жертва палачаравно растлят незрячий сон младенца.

Когда глаза откроются — смотреть,какой судьбою в нём взойдёт отрава?Отрадой — умертвить? Иль умереть?Или корыстно почернеть от рабства?

Привыкшие к излишеству смертей,вы, люди добрые, бранитесь и боритесь,вы так бесстрашно нянчите детей,что и детей, наверно, не боитесь.

И коль дитя расплачется со сна,не беспокойтесь — малость виновата:немного растревожена деснамолочными резцами вурдалака.

А если что-то глянет из ветвей,морозом жути кожу задевая, —не бойтесь! Это личики детей,взлелеянных под сенью злодеянья.

Но, может быть, в беспамятстве, в раю,тот плач звучит в честь выбора другого,и хрупкость беззащитную своюоплакивает маленькое горло

всем ужасом, чрезмерным для строки,всей музыкой, не объяснённой в нотах.А в общем-то — какие пустяки!Всего лишь — тридцать тысяч гугенотов.

1967

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.

* * * «Жила в позоре окаянном…»

Жила в позоре окаянном,а всё ж душа — белым-бела,и если кто-то океаноми был — то это я была.

О, мой купальщик боязливый,ты б сам не выплыл — это яволною нежной и брезгливойна берег вынесла тебя.

Что я наделала с тобою!Как позабыла в той беде,что стал ты рыбой голубою,взлелеянной в моей воде!

И повторяют вслед за мною,и причитают все моря:о ты, дитя моё родное,о бедное, прости меня!

Белла Ахмадулина. Метель. Москва: Советский писатель, 1977.

ДЕКАБРЬ

Мы соблюдаем правила зимы.Играем мы, не уступая смехуи придавая очертанья снегу,приподнимаем белый снег с земли.

И будто бы предчувствуя беду,прохожие толпятся у забора,снедает их тяжёлая забота:а что с тобой имеем мы в виду?

Мы бабу лепим — только и всего.О, это торжество и удивленье,когда и высота и удлиненьезависят от движенья твоего.

Ты говоришь: — Смотри, как я леплю. —Действительно, как хорошо ты лепишьи форму от бесформенности лечишь.Я говорю: — Смотри, как я люблю.

Снег уточняет все свои чертыи слушается нашего приказа.И вдруг я замечаю, как прекраснолицо, что к снегу обращаешь ты.

Проходим мы по белому двору,прохожих мимо, с выраженьем дерзким.С лицом таким же пристальным и детским,любимый мой, всегда играй в игру.

Поддайся его долгому труду,о моего любимого работа!Даруй ему удачливость ребёнка,рисующего домик и трубу.

1960

Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1998.

* * * «Жилось мне весело и шибко…»

Жилось мне весело и шибко.Ты шёл в заснеженном плаще,и вдруг зелёный ветер шиправздымал косынку на плече.А был ты мне ни друг, ни недруг.Но вот бревно. Под ним река.В реке, в её ноябрьских недрах,займётся пламенем рука.

«А глубоко?» — «Попробуй смеряй! —Смеюсь, зубами лист беруИ говорю: — Ты парень смелый,Пройдись по этому бревну».

Ого — тревоги выраженьев твоей руке. Дрожит рука.Ресниц густое ворошеньенад замиранием зрачка.

А я иду (сначала боком), —о, поскорей бы, поскорей! —над тёмным холодом, над бойкимозябшим ходом пескарей,

А ты проходишь по перрону,закрыв лицо воротником,и тлеющую папиросув снегу кончаешь каблуком.

1957

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.

* * * «Не уделяй мне много времени…»

Не уделяй мне много времени,Вопросов мне не задавай.Глазами добрыми и вернымиРуки моей не задевай.

Не проходи весной по лужицам,По следу следа моего.Я знаю — снова не получитсяИз этой встречи ничего.

Ты думаешь, что я из гордостиХожу, с тобою не дружу?Я не из гордости — из горестиТак прямо голову держу.

1957

Белла Ахмадулина. Всемирная библиотека поэзии. Ростов-на-Дону, «Феникс», 1998.

СОН

Наскучило уже, да и некстатио знаменитом друге рассуждать.Не проще ль в деревенской благодатибесхитростно писать слова в тетрадь —

при бабочках и при окне открытом,пока темно и дети спать легли…О чём, бишь? Да о друге знаменитом,Свирепей дружбы в мире нет любви.

Весь вечер спор, а вам ещё не вдоволь,и всё о нём и всё в укор ему.Любовь моя — вот мой туманный довод.Я не учена вашему уму.

Когда б досель была я молодая,всё б спорила до расцветанья щёк.А слава что? Она — молва худая,но это тем, кто славен, не упрёк.

О грешной славе рассуждайте сами,а я ленюсь, я молча посижу.Но, чтоб вовек не согласиться с вами,что сделать мне? Я сон вам расскажу.

Зачем он был так грозно вероятен?Тому назад лет пять уже иль шестьприснилось мне, что входит мой приятельи говорит: — Страшись. Дурная весть.

— О нём? — О нём. — И дик и слабоуменстал разум. Сердце прервалось во мне.Вошедший строго возвестил: — Он умер.А ты держись. Иди к его жене. —

Глаза жены серебряного цвета:зрачок ума и сумрак голубой.Во славу знаменитого поэтамой смертный крик вознёсся над землёй.

Домашние сбежались. Ночь крепчала.Мелькнул сквозняк и погубил свечу.Мой сон прошёл, а я ещё кричала.Проходит жизнь, а я ещё кричу.

О, пусть моим необратимым прахомприснюсь себе иль стану наяву —не дай мне бог моих друзей оплакать!Всё остальное я переживу.

Что мне до тех, кто правы и сердиты?Он жив — и только. Нет за ним вины.Я воспою его. А вы судите.Вам по ночам другие снятся сны.

Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е. Евтушенко. Минск-Москва, «Полифакт», 1995.