Уильям Блейк - Поэзия английского романтизма XIX века Страница 44

1832–1833

РОБЕРТ САУТИ

Медок

(Ме́док в Уаллах)

Перевод А. С. Пушкина

[208]

Попутный веет ветр. — Идет корабль,Во всю длину развиты флаги, вздулисьВетрила все, — идет, и пред кормойМорская пена раздается. МногимНаполнилася грудь у всех пловцов.Теперь, когда свершен опасный путь,Родимый край они узрели снова;Один стоит, вдаль устремляя взоры,И в темных очерках ему рисуетМечта давно знакомые предметы,Залив и мыс, — пока недвижны очиНе заболят. Товарищу другойЖмет руку и приветствует с отчизной,И господа благодарит, рыдая.Другой, в безмолвии творя молитвуУгоднику и деве пресвятой,И милостынь и дальних поклоненийСтаринные обеты обновляет,Когда найдет он всё благополучно.Задумчив, нем и ото всех далек,Сам Ме́док погружен в воспоминаньяО славном подвиге[209], то в снах надежды,То в горестных предчувствиях и страхе.Прекрасен вечер, и попутный ветрЗвучит меж вервий, и корабль надежныйБежит, шумя, меж волн.Садится солнце.

1805

Доника

Перевод В. А. Жуковского

[210]

Есть озеро перед скалой огромной;На той скале давно стоялВысокий замок и громадой темнойПрибрежны воды омрачал.

На озере ладья не попадалась;Рыбак страшился удить в нем;И ласточка, летя над ним, бояласьК нему дотронуться крылом.

Хотя б стада от жажды умирали,Хотя б палил их летний зной:От берегов его они бежалиСмятенно-робкою толпой.

Случалося, что ветер и осокойУ озера не шевелил:А волны в нем вздымалися высоко,И в них ужасный шепот был.

Случалося, что, бурею разима,Дрожала твердая скала;А мертвых вод поверхность недвижимаБыла спокойнее стекла.

И каждый раз — в то время, как могилойКто в замке угрожаем был, —Пророчески, гармонией унылойИз бездны голос исходил.

И в замке том, могуществом великий,Жил Ромуальд; имел он дочь;Пленялось все красой его Доники:Лицо — как день, глаза — как ночь.

И рыцарей толпа пред ней теснилась:Все душу приносили в дар;Одним из них красавица пленилась;Счастливец этот был Эврар.

И рад отец; и скоро уж наступитЖеланный, сладкий час, когдаВо храме их священник совокупитСвятым союзом навсегда.

Был вечер тих, и небеса алели;С невестой шел рука с рукойЖених; они на озеро гляделиИ услаждались тишиной.

Ни трепета в листах дерев, ни знакаМалейшей зыби на водах…Лишь лаяньем Доникина собакаПугала пташек на кустах.

Любовь в груди невесты пламенелаИ в темных таяла очах;На жениха с тоской она глядела?Ей в душу вкрадывался страх.

Все было вкруг какой-то по́лно тайной;Безмолвно гас лазурный свод;Какой-то сон лежал необычайныйНад тихою равниной вод.

Вдруг бездна их унылый, и глубокий,И тихий голос издала:Гармония в дали небес высокойОтозвалась и умерла…

При звуке сем Доника побледнелаИ стала сумрачно-тиха;И вдруг… она трепещет, охладелаИ пала в руки жениха.

Оцепенев, в безумстве исступленья,Отчаянный он поднял крик…В Донике нет ни чувства, ни движеньязСомкнуты очи, мертвый лик.

Он рвется… плачет… вдруг пошевелилисьЕе уста… потрясенаДыханьем легким грудь… глаза открылись…И встала медленно она.

И мутными глядит кругом очами,И к другу на руку легла,И, слабая, неверными шагамиОбратно в замок с ним пошла.

И были с той поры ее ланитыНе свежей розы красотой,Но бледностью могильною покрыты;Уста пугали синевой.

В ее глазах, столь сладостно сиявших,Какой-то острый луч сверкал,И с бледностью ланит, глубоко впавших,Он что-то страшное сливал.

Ласкаться к ней собака уж не смела;Ее прикликать не могли;На госпожу, дичась, она гляделаИ выла жалобно вдали

Но нежная любовь не изменила:С глубокой нежностью ЭврарСкорбел об ней, и тайной скорби силаЛюбви усиливала жар.

И милая, деля его страданья,К его склонилася мольбам:Назначен день для бракосочетанья;Жених повел невесту в храм.

Но лишь туда вошли они, чтоб верныйПред алтарем обет изречь:Иконы все померкли вдруг, и серныйДым побежал от брачных свеч.

И вот жених горячею рукоюНевесту за руку берет…Но ужас овладел его душою:Рука та холодна, как лед.

И вдруг он вскрикнул… окружен лучами,Пред ним бесплотный дух стоялС ее лицом, улыбкою, очами…И в нем Донику он узнал.

Сама ж она с ним не стояла рядом:Он бледный труп один узрел…А мрачный бес, в нее вселенный адом,Ужасно взвыл и улетел.

1797

Адельстан

Перевод В. А. Жуковского

[211]

День багрянил, померкая,Скат лесистых берегов:Реин, в зареве сияя,Пышен тек между холмов.

Он летучей влагой пеныЗамок Аллен орошал;Терема зубчаты стеныОн в потоке отражал.

Девы красные толпоюИз растворчатых воротВышли на́ берег — игроюВстретить месяца восход.

Вдруг плывет, к ладье прикован,Белый лебедь по реке;Спит, как будто очарован,Юный рыцарь в челноке.

Алым парусом играетЛегкокрылый ветерок,И ко брегу приплываетС спящим рыцарем челнок.

Белый лебедь встрепенулся,Распустил криле свои;Дивный плаватель проснулся —И выходит из ладьи.

И по Реину обратноС очарованной ладьейПоплыл тихо лебедь статныйИ сокрылся из очей.

Рыцарь в замок Аллен входит:Все в нем прелесть — взор и стан;В изумленье всех приводитКрасотою Адельстан.

Меж красавицами ЛораВ замке Аллене былаВидом ангельским для взора,Для души душой мила.

Графы, герцоги толпоюК ней стеклись из дальних стран —Но умом и красотоюВсех был краше Адельстан.

Он у всех залог победыНа турнирах похищал;Он вечерние беседыВсех милее оживлял.

И приветны разговорыИ приятный блеск очейВлили нежность в сердце Лоры —Милый стал супругом ей.

Исчезает сновиденье —Вслед за днями мчатся дни:Их в сердечном упоеньеИ не чувствуют они.

Лишь случается порою,Что, на воды взор склонив,Рыцарь бродит над рекою,Одинок и молчалив.

Но при взгляде нежной ЛорыВозвращается покой;Оживают тусклы взорыС оживленною душой.

Невидимкой пролетаетБыстро время — наконец,Улыбаясь, возвещаетДругу Лора: «Ты отец!»

Но безмолвно и унылоНа младенца смотрит он,«Ах! — он мыслит, — ангел милый,Для чего ты в свет рожден?»

И когда обряд крещеньяПатер должен был свершить,Чтоб водою искупленьяДушу юную омыть;

Как преступник перед казнью,Адельстан затрепетал;Взор наполнился боязнью;Хлад по членам пробежал.

Запинаясь, умоляетДень обряда отложить.«Сил недуг меня лишаетС вами радость разделить!»

Солнце спряталось за гору;Окропился луг росой;Он зовет с собою ЛоруВстретить месяц над рекой.

«Наш младенец будет с нами:При дыханье ветеркаТихоструйными волнамиУсыпит его река».

И пошли рука с рукою…День на холмах догорал;Молча, сумрачен душою,Рыцарь сына лобызал.

Вот уж поздно; солнце село;Отуманился поток;Черен берег опустелый;Холодеет ветерок.

Рыцарь все молчит, печален;Все идет вдоль по реке;Лоре страшно; замок АлленС час как скрылся вдалеке.

«Поздно, милый; уж седеетМгла сырая над рекой;С вод холодный ветер веет;И дрожит младенец мой».

«Тише, тише! Пусть седеетМгла сырая над рекой;Грудь моя младенца греет;Сладко спит младенец мой».

«Поздно, милый; поневолеСтрах в мою теснится грудь;Месяц бледен; сыро в поле;Долог нам до замка путь».

Но молчит, как очарован,Рыцарь, глядя на реку…Лебедь там плывет, прикованЛегкой цепью к челноку.

Лебедь к берегу — и с сыномРыцарь сесть в челнок спешит;Лора вслед за паладином;Обомлела и дрожит.

И, осанясь, лебедь статныйЛегкой цепию повлекВдоль по Реину обратноОчарованный челнок.

Небо в Реине дрожало,И луна из дымных тучНа ладью сквозь парус алыйПроливала темный луч.

И плывут они, безмолвны;За кормой струя бежит;Тихо плещут в лодку волны;Парус вздулся и шумит.

И на береге молчанье;И на месяце туман;Лора в робком ожиданье;В смутной думе Адельстан.

Вот уж ночи половина:Вдруг… младенец стал кричать.«Адельстан, отдай мне сына!» —Возопила в страхе мать.

«Тише, тише; он с тобою.Скоро… ах! кто даст мне сил?Я ужасною ценоюЗа блаженство заплатил.

Спи, невинное творенье;Мучит душу голос твой;Спи, дитя; еще мгновенье,И навек тебе покой».

Лодка к брегу — рыцарь с сыномВыйти на берег спешит;Лора вслед за паладином,Пуще млеет и дрожит.

Страшен берег обнаженный;Нет ни жила, ни древес;Черен, дик, уединенный,В стороне стоит утес.

И пещера под скалою —В ней не зрело око дна;И чернеет пред луноюСтрашным мраком глубина.

Сердце Лоры замирает;Смотрит робко на утес.Звучно к бездне восклицаетПаладин: «Я дань принес».

В бездне звуки отразились;Отзыв грянул вдоль реки;Вдруг… из бездны появилисьДве огромные руки.

К ним приблизил рыцарь сына…Цепенеющая мать,Возопив, у паладинаЖертву бросилась отнять

И воскликнула: «Спаситель!..»Глас достигнул к небесам:Жив младенец, а губительНиспровергнут в бездну сам.

Страшно, страшно застоналоВ грозных сжавшихся когтях…Вдруг все пусто, тихо сталоВ глубине и на скалах.

1797