Николай Ильин - Океан. Выпуск одиннадцатый Страница 44

Когда Больхен уже шел к выходу, Шнивинд остановил его:

— Если хотите передать письмо Юте и девочкам, то поторопитесь. Завтра на рассвете я улетаю с планом в Берлин…

— По местам стоять, из гавани выходить! — раздался из динамиков резкий голос старшего офицера, слышимый во всех восьмистах помещениях корабля.

16 августа, когда жители Нарвика еще досматривали утренние сны, два портовых буксира медленно разворачивали линкор «Адмирал Шеер» к выходу из бухты. Немногочисленные провожающие на берегу приветливо махали руками. Вдоль бортов тихо струилась белая вода фиорда. Облака на хмуром небе обещали дождь. «Адмирал Шеер» прошел усиленное боновое заграждение, установленное после прорыва русских лодок в Лиинахамари и Тана-фиорд, и вскоре растворился за пеленой быстро проносившихся снежных зарядов.

Стоя на мостике, командир «Адмирала Шеера» капитан 1 ранга Больхен размышлял о том, что главное в этой операции — скрытность и внезапность. Только неожиданный удар в месте, где русские меньше всего ждут его и меньше всего готовы к нему, может принести желанный успех. Он вспомнил, что читал в воспоминаниях командующего немецкой эскадрой еще в первую мировую войну адмирала Шпее, как немецкая эскадра спустя четыре месяца после начала войны подошла к острову Пасхи. И там английский торговец продал им, своим врагам, большую партию скота. Немецкие моряки были потрясены предательством англичанина. Но оказалось, что на острове никто и не слыхал о начале войны. Маленький клочок земли жил в совершенном неведении о происходящих в мире событиях. А на отдаленном острове Рапа в Полинезии узнали о войне почти через два года после ее начала. Да и то случайно.

Теперь же достаточно кому-нибудь обнаружить его корабль, как через час по радио будут оповещены все порты и полярные станции русских. И район плавания мало знаком, суров и опасен.

Дул сильный и холодный северный ветер, разводящий крупную волну. Над водой висели широкие полосы сырого утреннего тумана. Серая громада корабля, освещенная дымчато-красным солнцем, глубоко зарывалась в волны, круто ложилась на борт. Вода обдавала крышки амбразур, заливала палубу и, громко журча, стекала через шпигаты обратно в море. Предстояло пройти в район, удаленный от рейха почти на пять тысяч миль.

Команда до сих пор мало что знала о цели похода. Только накануне в выходящей на борту ежедневной газете «Говоря о себе» было сообщено, что предстоит нанесение быстрого и внезапного удара по караванам русских судов и такое же быстрое возвращение обратно.

На траверзе острова Медвежьего эсминцы сопровождения подняли сигнал: «Желаю счастливого плавания» и легли на обратный курс. Дальше до района внутренних арктических вод русских, где его поджидали ведущие ледовую разведку подводные лодки «V-601», «V-455» и «V-251», «Адмиралу Шееру» предстояло идти в полном одиночестве. Если не считать прошедшего мимо четырехмачтового брига — учебного корабля немецкого флота «Падуя» — и тяжело груженного русского парохода, направляющегося в Мурманск, пока все шло спокойно. От русского парохода пришлось отвернуть и скрыться в тумане.

— Главное сейчас — внезапность, — повторил Больхен на мостике. — Нам нужна рыбка покрупнее. Сигнальщики, смотреть внимательней!

В ходовой рубке старший офицер корветтен-капитан Буга совсем некстати высказал командиру свои опасения:

— Меня беспокоит дружба вашего вестового матроса Крауса с трюмным машинистом Захтингом.

— А что здесь плохого? — рассеянно спросил Больхен.

— Вы слышали о высказываниях Захтинга в трактире в Вильгельмсхафене?

— Но ведь это не доказано. — Больхен поморщился. — И кроме того, у него на Восточном фронте погибли два брата. Это не проходит бесследно.

— Я уверен, что Захтинг настроен враждебно к режиму, и выведу его на чистую воду. Не хочется, чтобы Краус, хороший матрос, попал под его влияние. А что касается смерти братьев, то гибель за рейх, за великую Германию не есть повод для отчаяния и пораженческих настроений.

— У нас еще будет время обсудить этот вопрос, — сказал Больхен. — Сейчас предстоят дела значительно важнее.

Когда старший офицер, получив разрешение, вышел из ходовой рубки, Больхен подумал о нем: «Опасный человек. Фанатик. Кроме того, говорят, что его отец близок с самим Борманом. Надо быть с ним поосторожнее». Фанатиков он не любил. Конечно, лично ему, старому члену нацистской партии, человеку, лояльно относящемуся к режиму, такие не опасны. Но от них всегда можно ожидать чего угодно.

Наверх, в «воронье гнездо», ловко, как обезьяна, лез наблюдатель матрос Кунерт. Он был новичком, всего два месяца служил на «Адмирале Шеере». Пока он лез, строил смешные рожи. Наверху ему стало плохо и его вырвало.

— Потрави, малышка, — крикнул ему снизу унтер-офицер Арбиндер и захохотал. — Рыбы тоже любят клецки.

Унтер-офицер Арбиндер, как и корветтен-капитан Буга, был фанатиком. Больхен читал его характеристики. Он пришел на корабль с сухопутного фронта на Востоке. Когда-то он плавал рулевым в торговом флоте. Больше всего на свете Арбиндер любил стрелять, любил убивать. Ему это доставляло удовольствие. Прижав к плечу приклад ручного пулемета, притаившись, он ждал, пока противник подойдет совсем близко. Казалось, что у него не было нервов. Своим скрюченным пальцем он жал на спусковой крючок — и косил, косил людей, не обращая внимания на крики и стоны, на жужжащие вокруг пули. Он стрелял в одно и то же место до тех пор, пока там все не стихало, а затем вытирал рукавом пот с лица и улыбался застенчивой, как у ребенка, виноватой улыбкой.

На мостик быстро поднялся шифровальщик и вручил Больхену две только что полученные радиограммы.

«Штаб руководства войной на море. По уточненным данным, русский караван, в составе которого следуют два эскадренных миноносца во главе с лидером «Баку», 1 августа подошел к Берингову проливу. Предполагаемое время появления каравана в проливе Вилькицкого — 16—18 августа».

Вторая радиограмма сообщала, что в квадратах 3—4 замечены подводные лодки противника, и предлагала изменить курс — обогнуть Новую Землю с севера.

Больхен знал, что одна из рот полка связи в Бергене специально занимается только радиоперехватом и дешифровкой радиообмена между западными союзниками и русскими радиостанциями. Эта служба, укомплектованная опытными специалистами, была весьма эффективной. Ей удалось расшифровать сложный английский морской код, и все радиограммы Уайтхолла регулярно перехватывались и расшифровывались.

Полученные сведения о русском караване не вызывали никаких сомнений и были очень важными. Следовало спешить, чтобы успеть перехватить и нанести удар по этому большому и, видимо, очень важному для русских каравану вблизи пролива Вилькицкого.

Больхен взглянул на небо. Теперь его окончательно заволокло. Пошел мелкий дождь. «Вот кстати, — подумал он. — Вряд ли в такую погоду рискнет появиться авиация противника».

Он вспомнил, как на последнем перед выходом «Адмирала Шеера» совещании в Нарвике, на котором присутствовали командиры всех крупных соединений и кораблей, адмирал Шнивинд рассказал им о недавнем обсуждении военно-морских вопросов в ставке Гитлера. Разгневанный фюрер обвинял руководство военно-морского флота, что оно допустило прорыв в гавань Сен-Назера старого английского эсминца «Кембельстаун». Груженному взрывчаткой «Кембельстауну» удалось разрушить и надолго вывести из строя крупнейший во Франции док. Позднее, чуть успокоившись, фюрер говорил:

— Самым главным из всех других театров сейчас является Северный. Уничтожение конвоев, идущих в северные порты русских, и срыв снабжения через эти порты расцениваются как решающий фактор войны. С Англией и США может быть покончено только после победы на Востоке. Все усилия должны сейчас быть направлены только туда.

Больхена, внимательно слушавшего тогда Шнивинда, неприятно удивили слова фюрера. Еще совсем недавно он громогласно заявил, что сопротивление русских сломлено и в ближайшее время с Россией будет покончено раз и навсегда. Теперь, оказывается, их сопротивление снова стало решающим фактором войны.

«КУРСОМ СТО ТРИДЦАТЬ ПРОСЛЕДОВАЛ ГУСТОМ ТУМАНЕ…»

18 августа подводная лодка «Щ-442» медленно крейсировала в надводном положении в районе Варангер-фиорда, ожидая появления подходящей цели. В расположенных в глубине фиорда, плотно прикрытых боновыми заграждениями портах Вардё, Вадсе, Киркенес, Лиинахамари стояли под погрузкой немецкие пароходы. Стояли, но не выходили. Видимо, ожидали формирования конвоя.

В крохотной кают-компании лодки за столом собрались все свободные от вахты командиры во главе с капитан-лейтенантом Шабановым. Справляли день рождения старпома старшего лейтенанта Шилкина. На столе перед каждым стояли аккуратно разложенные в тарелочках ветчина, селедка, именинный торт, дымились горячие бифштексы. Все командиры были молоды. Только усатый комиссар недавно справил здесь же на лодке свое тридцатидвухлетие. Командиры плавали на этой лодке давно, более полугода, находились сейчас в третьем боевом походе, и поэтому за столом царило то ощущение непринужденности и доверия, которое бывает среди хорошо и давно знакомых людей. В первый поход с ними шел только новый доктор Вася Добрый. Ему было двадцать лет, месяц назад он окончил фельдшерское училище.