Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 45

Черница

Опять мне снился этот город,И башенки, и купола.И был безудержно я молод,А ты такой, как есть, была.

С косой, раскинутой, как ночиРаскинуто вверху крыло,Что даже звездам вечным очиЗакрыть бы тьмой своей могло.

С руками лебединой шеиБелей, нежнее и стройней,И с поступью летуньи-феиИли заоблачных теней.

Я под окном печальной кельиВ улыбке огневой стоялИ страсти первое похмелье,Как первый поцелуй, вдыхал.

Вставало солнце, и деревьяДрожали вешнею листвой,А сила солнечная, девья,Все узывала в трепет свой.

Уж ты не раз мне прошептала:«Прощай, нежданный! Уходи», —И строгою такою стала,Как у иконы на груди,

Когда в молитве жемчуг ризыЛобзаешь с детской верой ты,А голубь ласковый и сизыйБлагословляет с высоты.

Но локон длинный, локон темный,Спускающийся из окна,Я целовал — и чаше томной,Вину весны, не ведал дна.

Уж соловьи встречали утро,И пели снова купола,А ты с улыбкой тайномудройИ не пускала, и гнала…

Я просыпался — ночь, лампада,Тоска последнего письма:«Я ухожу — прощай, не надо! —Пока могу уйти сама».

Шарманщица

Я итальянка… Не забыла яОтчизну теплую свою.Поет шарманка заунывная,И я без устали пою.

Криклив мой голос, и надорван он,А в песне жалкая мольба,Как будто жадным черным ворономМоя заклевана судьба.

Желтó лицо, и веки тянутсяПечальные глаза закрыть.Ведь если с родиной расстанутся,Не могут люди долго жить.

С собой дочурку загорелуюПлясать под пенье привезла.Зима своей метелью белоюБез жалости ее смела.

Да и сама я дни унылыеДокоротаю как-нибудь,И лишней взгорбится могилоюЧужой земли немая грудь.

Гадальщица

«Воску щедро натоплю,Гляну, вспомню и пролью.

Сердце правду скажет мне,Воск покажет на стене.

Коль остынет островком,Жить у моря с рыбаком.

Коли выльется конем,С милым кочевать на нем.

Коли выну птицу я,Улетит судьба моя».

Воску щедро натопив,Смотрит в воду на разлив.

Счастье вынула свое:Остров, конь и птица — всё!

Как же так? Судьба молчит.Бабка с печки говорит:

«Будет рыбарь и ездок —Воля сердца не порок.

Будешь птицей ты сама —Жизнь на свете не тюрьма».

Ведриночка

М. А. Ведринской

Я в вёдро родилась — любите, люди,Меня, весеннюю меня.Я знаю сказку о веселом чуде,О стрелке солнечного дня.

В клубочек маленький свернувшись юрко,Под снегом беленьким — вот так:Как будто беличьей накрывшись шкуркой,Дремала я в печальных снах.

Меня баюкали — «Бай-бай!» — метели,И вьюги пели: «Баю-бай!»А где-то птицы вешние летелиИз дальних стран в родимый край.

И вдруг я чувствую: чуть-чуть кольнулоВ сердечко, будто бы иглой,И что-то тоненькое проблеснуло.«Ты что?» — «Я лучик золотой».

«Чего ж ты колешься так очень больно?»«А ты не спи, когда весна!»Слезинки брызнули из глаз невольно:Ведь не поймешь всего со сна!

В слезинках ясных вся земля сияет,И шкурки нет на мне как нет,И всюду шкурка беленькая тает,И яркий, яркий льется свет.

«Весна, весна! Так вот она какая!» —Вскричала я — и родилась.И вот, очей весенних не смыкая,Я с вами, люди, понеслась.

Полонянка

Ночевал ушкуйник в заозерье,Натыкал на остры стрелы перья.

Полонянка на песке лежала,Под жгутами язвы ныли ало.

Под бровями голубели тучи,Над лицом туман стоял плакучий.

«Уж скорей кончай меня, ушкуйник,Будь убивец, будь ты поцелуйник!»

За осокой звонко звякнут стрелы,Дерганет дергач из дали белой,

И опять лишь слезы да проклятья:«Далеко ж вы, милы мать и братья!»

Проходил монах на богомольеВо скиты, в дремучее раздолье.

«Уж пойдем, красавица, со мноюВ свет Ерусалим под тьмой лесною!

Ты бросай, ушкуйник, стрелы, перья,Чай, замков-то нет над райской дверью

Тут возрадовалась полонянка.Загрустил ушкуйник спозаранка:

«Рано б ву клеть силам необорным,Всё ж пойду с тобою, спасом черным»

И пошли ушкуйник да девицаЗа монахом, как за птицей птица.

Солнце к утру всходит в тучах сизых,Будто образ светлый в древних ризах

Как и стал ушкуйник тосковати:«Погубил тебя я, воля-мати!»

Ухватил рукою сук дубовый:«Вот Ерусалим монаху новый!»

Стукнул бой лесам на поруганье,Пал ушкуйник — божье наказанье!

Залилась слезами свет девица,Как новорожденная вдовица.

«Уж пойдем, красавица, со мною,Утешись утехой неземною!»

И с пути святого не свернули,Только очи злобой сверканули.

Проходили лесом, высью, логом,Оба одаль и в молчанье строгом.

Пробирались гатью по низине,И завяз монах по грудь в трясине.

Уж и как вдова захохотала:Толканула ладно — видно, мало!

«Вот теперь ты, миленький, по плечи,Скоро облик спрячешь человечий.

Уж тогда вернусь к нему стрелоюДа наплачусь всласть над долей злою!

Сказка

Сват земли беспечный —А погост в лесу —У косящей вечноПопросил косу.

Дело летом было.Месяц плыл изок.Вкруг любой могилыСенокос высок.

Выкосил опушки —Выросли грибы.Поутру старушкиНе идут в гробы.

Первая — зеленыхВсех поганок мать, —Мало слов мудреных,Чтоб ее назвать.

А вторая — белыхС голубой ногой.Третья — желтотелыхС синей головой.

Нет им всем названья.А пожить хотят!Всякие даяньяКосарю сулят.

Хочешь бабью челюстьИли череп чей?Ведь работа — прелесть! —Токарей-червей.

Или позументаКраюшек какой?Мертвый локон с лентойИли зуб сухой?

Соблазнился косарьИ пустил пожить:Видно, сердце просырьПринялась мягчить!

Начала сначалаПервая житье.Все зеленым сталоОт грибов ее.

Вдруг заголубело,Зажелтело вдруг.Сердце обомлело,Придавил испуг.

Весь грибьем поганымЗарастет погост!Что же с божьим станомДеет этот рост?

Пуще лихоманкиКосаря трясет.Стал косить поганки —Их еще растет.

По крестам могильным,По немым буграм,По тропинкам пыльным,По живым стволам.

Бело-голубое,С желтизною синь, —Распростись с судьбою!Тут всему аминь!

Рухнул косарь наземь.Охнуть не дала,Как единым разомПогань обросла.

Скрылась человечьяСтарая краса.Только у заплечьяВысится коса.

Пляшут три старухиПо грибам своим.Нету обирухиНи грибью, ни им.

Та, что косит вечно,Тихо подошлаИ с улыбкой вечнойКосу унесла.

«Послушай море…»