Владимир Набоков - Стихи Страница 46

-

Виноград созревал, изваянья в аллеях синели.Небеса опирались на снежные плечи отчизны…

-

Из темноты, для глаз всегда нежданно,она, как тень, внезапно появлялась,от родственной стихии отделясь.Сначала освещались только ноги,так ставимые тесно, что казалось:она идет по тонкому канату.Она была в коротком летнем платьеночного цвета — цвета фонарей,темней стволов, лоснящейся панели,бледнее рук ее, темней лица.

-

…ума большогоне надобно, чтобы заметить связьмежду ученьем материализмао прирожденной склонности к добру,о равенстве способностей людских,способностей, которые обычнозовутся умственными, о влияньена человека обстоятельств внешних,о всемогущем опыте, о властипривычки, воспитанья, о высокомзначении промышленности всей,о праве нравственном на наслажденье —и коммунизмом.

"Перевожу стихами, чтобы не было так скучно. Карл Маркс: "Святое семейство".

-

Что скажет о тебе далекий правнук твой,то славя прошлое, то запросто ругая?Что жизнь твоя была ужасна? Что другаямогла бы счастьем быть? Что ты не ждал другой?Что подвиг твой не зря свершался — труд сухойв поэзию добра попутно обращаяи белое чело кандальника венчаяодной воздушною и замкнутой чертой?Увы! Что б ни сказал потомок просвещенный,все так же на ветру, в одежде оживленной,к своим же Истина склоняется перстам,с улыбкой женскою и детскою заботой,как будто в пригоршне рассматривая что-то,из-за плеча ее невидимое нам.

-

Прощай же, книга! Для виденийотсрочки смертной тоже нет.С колен поднимется Евгений,но удаляется поэт.И все же слух не может сразурасстаться с музыкой, рассказудать замереть… судьба самаеще звенит, и для умавнимательного нет границытам, где поставил точку я:продленный призрак бытиясинеет за чертой страницы,как завтрашние облака,и не кончается строка.

Мы забываем, что влюбленностьне просто поворот лица,а под купавами бездонность,ночная паника пловца.Покуда снится, снись, влюбленность,но пробуждением не мучь,ц лучше недоговоренность,чем эта щель и этот луч.Напоминаю, что влюбленностьне явь, что метины не те,что, может быть, потусторонностьприотворилась в темноте.

(Стихотворение Вадима из романа "Look at the Harlequins!")

1973

Университетская поэма

1

"Итак, вы русский? Я впервыевстречаю русского…" Живые,слегка навыкате, глазаменя разглядывают: "К чаюлимон вы любите, я знаю;у вас бывают образаи самовары, знаю тоже!"Она мила: по нежной кожерумянец Англии разлит.Смеется, быстро говорит:"Наш город скучен, между нами, —но речка — прелесть!.. Вы гребец?"Крупна, с покатыми плечами,большие руки без колец.

2

Так у викария за чаеммы, познакомившись, болтаем,и я старательно острю,и не без сладостной тревогина эти скрещенные ногии губы яркие смотрю,и снова отвожу поспешнонескромный взгляд. Она, конечно,явилась с теткою, но тасоциализмом занята, —и, возражая ей, викарий, —мужчина кроткий, с кадыком, —скосил по-песьи глаз свой карийи нервным давится смешком.

3

Чай крепче мюнхенского пива.Туманно в комнате. Ленивов камине слабый огонекблестит, как бабочка на камне.Но засиделся я, — пора мне…Встаю, кивок, еще кивок,прощаюсь я, руки не тыча, —так здешний требует обычай, —сбегаю вниз через ступеньи выхожу. Февральский день,и с неба вот уж две неделинепрекращающийся ток.Неужто скучен в самом делестудентов древний городок?

4

Дома, — один другого краше, —чью старость розовую нашивелосипеды веселят;ворота колледжей, где в нишеепископ каменный, а выше —как солнце, черный циферблат;фонтаны, гулкие прохлады,и переулки, и оградыв чугунных розах и шипах,через которые впотьмахперелезать совсем не просто;кабак — и тут же антиквар,и рядом с плитами погостаживой на площади базар.

5

Там мяса розовые глыбы;сырая вонь блестящей рыбы;ножи; кастрюли; пиджакииз гардеробов безымянных;отдельно, в положеньях странныхкривые книжные лоткизастыли, ждут, как будто спрятавтьму алхимических трактатов;однажды эту дребеденьперебирая, — в зимний день,когда, изгнанника печаля,шел снег, как в русском городке, —нашел я Пушкина и Даляна заколдованном лотке.

6

За этой площадью щербатойкинематограф, и туда-топо вечерам мы в глубинутуманной дали заходили, —где мчались кони в клубах пылипо световому полотну,волшебно зрителя волнуя;где силуэтом поцелуявсе завершалось в должный срок;где добродетельный уроквсегда в трагедию был вкраплен;где семенил, носками врозь,смешной и трогательный Чаплин;где и зевать нам довелось.

7

И снова — улочки кривые,ворот громады вековые, —а в самом сердце городкацирюльня есть, где брился Ньютон,и древней тайною окутантрактирчик "Синего Быка".А там, за речкой, за домами,дерн, утрамбованный веками,темно-зеленые коврыдля человеческой игры,и звук удара деревянныйв холодном воздухе. Таковбыл мир, в который я нежданноупал из русских облаков.

8

Я по утрам, вскочив с постели,летел на лекцию; свистеликонцы плаща, — и наконецстихало все в холодноватомамфитеатре, и анатомвсходил на кафедру, — мудрецс пустыми детскими глазами;и разноцветными мелкамиузор японский он чертилпереплетающихся жилили коробку черепную;чертил, — и шуточку нет-нетда и отпустит озорную, —и все мы топали в ответ.

9

Обедать. В царственной столовойпортрет был Генриха Восьмого —тугие икры, борода —работы пышного Гольбайна;в столовой той, необычайновысокой, с хо'рами, всегдабывало темновато, даром,что фиолетовым пожаромот окон веяло цветных.Нагие скамьи вдоль нагихстолов тянулись. Там сиделимы в черных конусах плащейи переперченные елисупы из вялых овощей.

10

А жил я в комнате старинной,но в тишине ее пустыннойтенями мало дорожил.Держа московского медведя,боксеров жалуя и бредякрасой Италии, тут жилстудентом Байрон хромоногий.Я вспоминал его тревоги, —как Геллеспонт он переплыл,чтоб похудеть. Но я остылк его твореньям… Да проститсянеромантичности моей, —мне розы мраморные Китсавсех бутафорских бурь милей.

11

Но о стихах мне было вреднов те годы думать. Винтик медныйвращать, чтоб в капельках воды,сияя, мир явился малый, —вот это день мой занимало.Люблю я мирные рядылабораторных ламп зеленых,и пестроту таблиц мудреных,и блеск приборов колдовской.И углубляться день-деньскойв колодец светлый микроскопаты не мешала мне совсем,тоскующая Каллиопа,[5]тоска неконченых поэм.

12

Зато другое отвлекало:вдруг что-то в памяти мелькало,как бы не в фокусе, — потомясней, и снова пропадало.Тогда мне вдруг надоедалоиглой работать и винтом,мерцанье наблюдать в узореоднообразных инфузорий,кишки разматывать в уже;лаборатория ужемне больше не казалась раем;я начинал воображать,как у викария за чаеммы с нею встретимся опять.

13