Шарль Бодлер - Цветы зла Страница 5

XXXIII. Посмертные угрызения

Когда затихнешь ты в безмолвии суровом,Под черным мрамором, угрюмый ангел мой,И яма темная, и тесный склеп сыройОкажутся твоим поместьем и альковом,

И куртизанки грудь под каменным покровомОт вздохов и страстей найдет себе покой,И уж не повлекут гадательной тропойТебя твои стопы вслед вожделеньям новым,

Поверенный моей негаснущей мечты,Могила – ей одной дано понять поэта! —Шепнет тебе в ночи: «Что выгадала ты,

Несовершенная, и чем теперь согрета,Презрев все то, о чем тоскуют и в раю?»И сожаленье – червь – вопьется в плоть твою.[37]

XXXIV. Кошка

Мой котик, подойди, ложись ко мне на грудь,Но когти убери сначала.Хочу в глазах твоих красивых потонуть —В агатах с отблеском металла.

Как я люблю тебя ласкать, когда, ко мнеПушистой привалясь щекою,Ты, электрический зверек мой, в тишинеМурлычешь под моей рукою.

Ты как моя жена. Ее упорный взгляд —Похож на твой, мой добрый котик:Холодный, пристальный, пронзающий, как дротик.

И соблазнительный, опасный ароматИсходит, как дурман, ни с чем другим не схожий,От смуглой и блестящей кожи.[38]

XXXV. Duellum[39]

Бойцы сошлись на бой, и их мечи вокругКропят горячий пот и брызжут красной кровью.Те игры страшные, тот медный звон и стук —Стенанья юности, растерзанной любовью!

В бою раздроблены неверные клинки,Но острый ряд зубов бойцам заменит шпаги:Сердца, что позднею любовью глубоки,Не ведают границ безумья и отваги!

И вот в убежище тигрят, в глухой оврагСкатился в бешенстве врага сдавивший враг,Кустарник багряня кровавыми струями!

Та пропасть – черный ад, наполненный друзьями;С тобой, проклятая, мы скатимся туда,Чтоб наша ненависть осталась навсегда![40]

XXXVI. Балкон

Мать воспоминаний, нежная из нежных,Все мои восторги! Весь призыв мечты!Ты воспомнишь чары ласк и снов безбрежных,Прелесть вечеров и кроткой темноты.Мать воспоминаний, нежная из нежных!

Вечера при свете угля золотого,Вечер на балконе, розоватый дым.Нежность этой груди! Существа родного!Незабвенность слов, чей смысл неистребим,В вечера при свете угля золотого!

Как красиво солнце вечером согретым!Как глубоко небо! В сердце сколько струн!О, царица нежных, озаренный светом,Кровь твою вдыхал я, весь с тобой и юн.Как красиво солнце вечером согретым!

Ночь вокруг сгущалась дымною стеною,Я во тьме твои угадывал зрачки,Пил твое дыханье, ты владела мною!Ног твоих касался братскостью руки.Ночь вокруг сгущалась дымною стеною.

Знаю я искусство вызвать миг счастливый,Прошлое я вижу возле ног твоих.Где ж искать я буду неги горделивой,Как не в этом теле, в чарах ласк твоих?Знаю я искусство вызвать миг счастливый.

Эти благовонья, клятвы, поцелуи,Суждено ль им встать из бездн, запретных нам,Как восходят солнца, скрывшись на ночь в струи,Ликом освеженным вновь светить морям?– Эти благовонья, клятвы, поцелуи![41]

XXXVII. Одержимый

Смотри, диск солнечный задернут мраком крепа;Окутайся во мглу и ты, моя Луна,Курясь в небытии, безмолвна и мрачна,И погрузи свой лик в бездонный сумрак склепа.

Зову одну тебя, тебя люблю я слепо!Ты, как ущербная звезда, полувидна;Твои лучи влечет Безумия страна;Долой ножны, кинжал сверкающий свирепо!

Скорей, о пламя люстр, зажги свои зрачки!Свои желания зажги, о взор упорный!Всегда желанна ты во мгле моей тоски;

Ты – розовый рассвет, ты – Ночи сумрак черный;Все тело в трепете, всю душу полнит гул, —Я вопию к тебе, мой бог, мой Вельзевул![42]

XXXVIII. Призрак

I. Мрак

Велением судьбы я ввергнут в мрачный склеп,Окутан сумраком таинственно-печальным;Здесь Ночь предстала мне владыкой изначальным;Здесь, розовых лучей лишенный, я ослеп.

На вечном сумраке мечты живописуя,Коварным Господом я присужден к тоске;Здесь сердце я сварю, как повар, в кипяткеИ сам в груди своей его потом пожру я!

Вот, вспыхнув, ширится, колышется, растет,Ленивой грацией приковывая око,Великолепное видение Востока;

Вот протянулось ввысь и замерло – и вотЯ узнаю Ее померкшими очами:Ее, то темную, то полную лучами.[43]

II. Аромат

Читатель, знал ли ты, как сладостно душе,Себя медлительно, блаженно опьяняя,Пить ладан, что висит, свод церкви наполняя,Иль едким мускусом пропахшее саше?

Тогда минувшего иссякнувший потокОпять наполнится с магическою силой,Как будто ты сорвал на нежном теле милойВоспоминания изысканный цветок!

Саше пахучее, кадильница алькова,Ее густых кудрей тяжелое руноЛьет волны диких грез и запаха лесного;

В одеждах бархатных, где все еще полноДыханья юности невинного, святого,Я запах меха пью, пьянящий, как вино.

III. Рамка

Как рамка лучшую картину облекаетНеобъяснимою, волшебной красотой,И, отделив ее таинственной чертойОт всей Природы, к ней вниманье привлекает,

Так с красотой ее изысканной слитыМеталл и блеск огней и кресел позолота:К ее сиянью все спешит прибавить что-то,Все служит рамкою волшебной красоты.

И вот ей кажется, что все вокруг немеетОт обожания, и торс роскошный свойОна в лобзаниях тугих шелков лелеет,

Сверкая зябкою и чуткой наготой;Она вся грации исполнена красивойИ обезьянкою мне кажется игривой.

IV. Портрет

Увы, Болезнь и Смерть все в пепел превратили;Огонь, согревший нам сердца на миг, угас;И нега знойная твоих огромных глазИ влага пышных губ вдруг стала горстью пыли.

Останки скудные увидела душа;Где вы, пьянящие, всесильные лобзанья,Восторгов краткие и яркие блистанья?..О, смутен контур твой, как три карандаша.

Но в одиночестве и он, как я, умрет —И Время, злой старик, день ото дня упорноКрылом чудовищным его следы сотрет…

Убийца дней моих, палач мечтаний черный,Из вечной памяти досель ты не исторгЕе – души моей и гордость и восторг!

XXXIX. Тебе мои стихи! когда поэта имя...

Тебе мои стихи! когда поэта имя,Как легкая ладья, что гонит Аквилон,Причалит к берегам неведомых временИ мозг людей зажжет виденьями своими —

Пусть память о тебе назойливо гремит,Путь мучит, как тимпан, чарует, как преданье,Сплетется с рифмами в мистическом слиянье,Как только с петлей труп бывает братски слит!

Ты, бездной адскою, ты, небом проклятая,В одной моей душе нашла себе ответ!Ты тень мгновенная, чей контур гаснет тая.

Глумясь над смертными, ты попираешь светИ взором яшмовым и легкою стопою,Гигантским ангелом воздвигшись над толпою![44]

XL. Semper Eadem[45]

«Откуда скорбь твоя? зачем ее волнаВзбегает по скале, чернеющей отвесно?»– Тоской, доступной всем, загадкой, всем известной,Исполнена душа, где жатва свершена.

Сдержи свой смех, равно всем милый и понятный,Как правда горькая, что жизнь – лишь бездна зла;Пусть смолкнет, милая, твой голос, сердцу внятный,Чтоб на уста печать безмолвия легла.

Ты знаешь ли, дитя, чье сердце полно светаИ чьи улыбчивы невинные уста, —Что Смерть хитрей, чем Жизнь, плетет свои тенета?

Но пусть мой дух пьянит и ложная мечта!И пусть утонет взор в твоих очах лучистых,Вкушая долгий сон во мгле ресниц тенистых.[46]

XLI. Вся нераздельно

Сам Демон в комнате высокойСегодня посетил меня;Он вопрошал мой дух, жестокоК ошибкам разум мой клоня:

«В своих желаниях упорныхИз всех ее живых красот,И бледно-розовых, и черных,Скажи, что вкус твой предпочтет?»

«Уйди!» – нечистому сказала Моявлюбленная душа. – В ней все —диктам, она мне сталаВся безраздельно хороша!

В ней все мне сердце умиляет,Не знаю «что», не знаю «как»;Она, как утро, ослепляетИ утоляет дух, как мрак.

В ней перепутана так сложноКрасот изысканная нить,Ее гармоний невозможноВ ряды аккордов разрешить.

Душа исполнена влияньяТаинственных метаморфоз:В ней стало музыкой дыханье,А голос – ароматом роз!»[47]

XLII.Что можешь ты сказать, мой дух всегда ненастный,

Душа поблекшая, что можешь ты сказатьЕй, полной благости, ей, щедрой, ей прекрасной?Один небесный взор – и ты цветешь опять!..

Напевом гордости да будет та хвалима,Чьи очи строгие нежнее всех очей,Чья плоть – безгрешное дыханье херувима,Чей взор меня облек в одежду из лучей!

Всегда: во тьме ночной, холодной и унылой,На людной улице, при ярком свете дня,Передо мной скользит, дрожит твой облик милый,

Как факел, сотканный из чистого огня:– Предайся Красоте душой, в меня влюбленной;Я буду Музою твоею и Мадонной![48]

XLIII. Живой факел