Иннокентий Анненский - Полное собрание стихотворений Страница 5

Вербная неделя

В. П. Хмара-Барщевскому

В желтый сумрак мертвого апреля,Попрощавшись с звездною пустыней,Уплывала Вербная неделяНа последней, на погиблой снежной льдине;

Уплывала в дымах благовонных,В замираньи звонов похоронных,От икон с глубокими глазамиИ от Лазарей, забытых в черной яме.

Стал высоко белый месяц на ущербе,И за всех, чья жизнь невозвратима,Плыли жаркие слезы по вербеНа румяные щеки херувима.

Царское Село

14 апреля 1907

Трилистник осенний

Ты опять со мной

Ты опять со мной, подруга осень,Но сквозь сеть нагих твоих ветвейНикогда бледней не стыла просинь,И снегов не помню я мертвей.

Я твоих печальнее отребийИ черней твоих не видел вод,На твоем линяло-ветхом небеЖелтых туч томит меня развод.

До конца все видеть, цепенея...О, как этот воздух странно нов...Знаешь что... я думал, что больнееУвидать пустыми тайны слов...

Август

Еще горят лучи под сводами дорог,Но там, между ветвей, все глуше и немее:Так улыбается бледнеющий игрок,Ударов жребия считать уже не смея.

Уж день за сторами. С туманом по землеВлекутся медленно унылые призывы...А с ним все душный пир, дробится в хрусталеЕще вчерашний блеск, и только астры живы...

Иль это – шествие белеет сквозь листы?И там огни дрожат под матовой короной,Дрожат и говорят: «А ты? Когда же ты?»На медном языке истомы похоронной...

Игру ли кончили, гробница ль уплыла,Но проясняются на сердце впечатленья;О, как я понял вас: и вкрадчивость тепла,И роскошь цветников, где проступает тленье...

То было на Валлен-Коски

То было на Валлен-Коски.Шел дождик из дымных туч,И желтые мокрые доскиСбегали с печальных круч.

Мы с ночи холодной зевали,И слезы просились из глаз;В утеху нам куклу бросалиВ то утро в четвертый раз.

Разбухшая кукла нырялаПослушно в седой водопад,И долго кружилась сначала,Все будто рвалася назад.

Но даром лизала пенаСуставы прижатых рук —Спасенье ее неизменноДля новых и новых мук.

Гляди, уж поток бурливыйЖелтеет, покорен и вял;Чухонец-то был справедливый,За дело полтину взял.

И вот уж кукла на камне,И дальше идет река...Комедия эта была мнеВ то серое утро тяжка.

Бывает такое небо,Такая игра лучей,Что сердцу обида куклыОбиды своей жалчей.

Как листья, тогда мы чутки:Нам камень седой, ожив,Стал другом, а голос друга,Как детская скрипка, фальшив.

И в сердце сознанье глубоко,Что с ним родился только страх,Что в мире оно одиноко,Как старая кукла в волнах...

Трилистник лунный

Зимнее небо

Талый снег налетал и слетал,Разгораясь, румянились щеки.Я не думал, что месяц так малИ что тучи так дымно-далеки...

Я уйду, ни о чем не спросив,Потому что мой вынулся жребий,Я не думал, что месяц красив,Так красив и тревожен на небе.

Скоро полночь. Никто и ничей,Утомлен самым призраком жизни,Я любуюсь на дымы лучейТам, в моей обманувшей отчизне.

Лунная ночь в исходе зимы

Мы на полустанке,Мы забыты ночью,Тихой лунной ночью,На лесной полянке...Бред – или воочьюМы на полустанкеИ забыты ночью?Далеко зашел ты,Паровик усталый!Доски бледно-желты,Серебристо-желты,И налип на шпалыИней мертво-талый.Уж туда ль зашел ты,Паровик усталый?Тишь-то в лунном свете,Или только грезаЭти тени, этиВздохи паровозаИ, осеребренныйМесяцем жемчужным,Этот длинный, черныйСторож станционныйС фонарем ненужнымНа тени узорной?Динь-динь-динь – и мимо,Мимо грезы этой,Так невозвратимо,Так непоправимоДо конца не спетойИ звенящей где-тоЕле ощутимо.

Почтовый тракт Вологда – Тотьма

27 марта 1906

ТRÄ UMEREI[3]

Сливались ли это тени,Только тени в лунной ночи мая?Это блики или цветы сирениТам белели, на колениНиспадая?Наяву ль и тебя ль безумноИ бездумноЯ любил в томных тенях мая?Припадая к цветам сирениЛунной ночью, лунной ночью мая,Я твои ль целовал колени,Разжимая их и сжимая,В томных тенях, в томных тенях мая?Или сад был одно мечтаньеЛунной ночи, лунной ночи мая?Или сам я лишь тень немая?Иль и ты лишь мое страданье,Дорогая,Оттого, что нам нет свиданьяЛунной ночью, лунной ночью мая...

Вологодский поезд

Ночь с 16 на 17 мая 1906 (?)

Трилистник обреченности

Будильник

Обручена рассветуПечаль ее рулад...Как я игрушку этуНе слушать был бы рад...

Пусть завтра будет та жеОна, что и вчера...Сперва хоть громче, глажеИдет ее игра.

Но вот, уж не читаяДавно постылых нот,Гребенка золотаяЗвенит, а не поет...

Цепляясь за гвоздочки,Весь из бессвязных фраз,Напрасно ищет точкиТомительный рассказ,

О чьем-то недобореКосноязычный бред...Докучный лепет горяНенаступивших лет,

Где нет ни слез разлуки,Ни стылости небес,Где сердце – счетчик муки,Машинка для чудес...

И скучно разминаяПружину полчаса,Где прячется смешнаяИ лишняя Краса.

Стальная цикада

Я знал, что она вернетсяИ будет со мной – Тоска.Звякнет и запахнетсяС дверью часовщика...

Сердца стального трепетСо стрекотаньем крылСцепит и вновь расцепитТот, кто ей дверь открыл...

Жадным крылом цикадыНетерпеливо бьют:Счастью ль, что близко, рады,Муки ль конец зовут?..

Столько сказать им надо,Так далеко уйти...Розно, увы! цикада,Наши лежат пути.

Здесь мы с тобой лишь чудо,Жить нам с тобою теперьТолько минуту – покудаНе распахнулась дверь...

Звякнет и запахнется,И будешь ты так далека...Молча сейчас вернетсяИ будет со мной – Тоска.

Черный силуэт

Сонет

Пока в тоске растущего испугаТомиться нам, живя, еще дано,Но уж сердцам обманывать друг другаИ лгать себе, хладея, суждено;

Пока, прильнув сквозь мерзлое окно,Нас сторожит ночами тень недуга,И лишь концы мучительного кругаНе сведены в последнее звено,—

Хочу ль понять, тоскою пожираем,Тот мир, тот миг с его миражным раем...Уж мига нет – лишь мертвый брезжит свет...

А сад заглох... и дверь туда забита...И снег идет... и черный силуэтЗахолодел на зеркале гранита.

Трилистник огненный

Аметисты

Когда, сжигая синеву,Багряный день растет, неистов,Как часто сумрак я зову,Холодный сумрак аметистов.

И чтоб не знойные лучиСжигали грани аметиста,А лишь мерцание свечиЛилось там жидко и огнисто.

И, лиловея и дробясь,Чтоб уверяло там сиянье,Что где-то есть не наша связь,А лучезарное слиянье...

Сизый закат

Близился сизый закат.Воздух был нежен и хмелен,И отуманенный садКак-то особенно зелен.

И, о Незримой твердяВ тучах таимой печали,В воздухе, полном дождя,Трубы так мягко звучали.

Вдруг – точно яркий призыв,Даль чем-то резко разъялась:Мягкие тучи пробив,Медное солнце смеялось.

Январская сказка

Светилась колдуньина маска,Постукивал мерно костыль...Моя новогодняя сказка,Последняя сказка, не ты ль?

О счастье уста не молили,Тенями был полон покой,И чаши открывшихся лилийДышали нездешней тоской.

И, взоры померкшие нежа,С тоской говорили цветы:«Мы те же, что были, все те же,Мы будем, мы вечны... а ты?»

Молчите... Иль грезить не лучше,Когда чуть дымятся углы?..Январское солнце не жгуче,Так пылки его хрустали...

Трилистник кошмарный

Кошмары

«Вы ждете? Вы в волненьи? Это бред.Вы отворять ему идете? Нет!Поймите: к вам стучится сумасшедший,Бог знает где и с кем всю ночь проведший,Оборванный, и речь его дика,И камешков полна его рука;Того гляди – другую опростает,Вас листьями сухими закидает,Иль целовать задумает, и слезОстанутся следы в смятеньи кос,Коли от губ удастся скрыть лицо вам,Смущенным и мучительно пунцовым.

Послушайте!.. Я только вас пугал:Тот далеко, он умер... Я солгал.И жалобы, и шепоты, и стуки —Все это «шелест крови», голос муки...Которую мы терпим, я ли, вы ли...Иль вихри в плен попались и завыли?Да нет же! Вы спокойны... Лишь у губЗмеится что-то бледное... Я глуп...Свиданье здесь назначено другому...Все понял я теперь: испуг, истомуИ влажный блеск таимых вами глаз».Стучат? Идут? Она приподнялась.Гляжу – фитиль у фонаря спустила,Он розовый... Вот косы отпустила.Взвились и пали косы... Вот ко мнеИдет... И мы в огне, в одном огне...Вот руки обвились и увлекают,А волосы и колют, и ласкают...Так вот он, ум мужчины, тот гордец,Не стоящий ни трепетных сердец,Ни влажного и розового зноя!

И вдруг я весь стал существо иное...Постель... Свеча горит. На грустный тонЛепечет дождь... Я спал и видел сон.

Киевские пещеры