Владимир Маяковский - Стихи Страница 5

Знаю, любовь его износила уже. Скуку угадываю по стольким признакам. Вымолоди себя в моей душе. Празднику тела сердце вызнакомь.

Знаю, каждый за женщину платит. Ничего, если пока тебя вместо шика парижских платьев одену в дым табака. Любовь мою, как апостол во время оно, по тысяче тысяч разнесу дорог. Тебе в веках уготована корона, а в короне слова мои радугой судорог.

Как слоны стопудовыми играми завершали победу Пиррову, Я поступью гения мозг твой выгромил. Напрасно. Тебя не вырву.

Радуйся, радуйся, ты доконала! Теперь такая тоска, что только б добежать до канала и голову сунуть воде в оскал.

Губы дала. Как ты груба ими. Прикоснулся и остыл. Будто целую покаянными губами в холодных скалах высеченный монастырь.

Захлопали двери. Вошел он, весельем улиц орошен. Я как надвое раскололся в вопле, Крикнул ему: "Хорошо! Уйду! Хорошо! Твоя останется. Тряпок нашей ей, робкие крылья в шелках зажирели б. Смотри, не уплыла б. Камнем на шее навесь жене жемчуга ожерелий!"

Ох, эта ночь! Отчаянье стягивал туже и туже сам. От плача моего и хохота морда комнаты выкосилась ужасом.

И видением вставал унесенный от тебя лик, глазами вызарила ты на ковре его, будто вымечтал какой-то новый Бялик ослепительную царицу Сиона евреева.

В муке перед той, которую отдал, коленопреклоненный выник. Король Альберт, все города отдавший, рядом со мной задаренный именинник.

Вызолачивайтесь в солнце, цветы и травы! Весеньтесь жизни всех стихий! Я хочу одной отравы пить и пить стихи.

Сердце обокравшая, всего его лишив, вымучившая душу в бреду мою, прими мой дар, дорогая, больше я, может быть, ничего не придумаю.

В праздник красьте сегодняшнее число. Творись, распятью равная магия. Видите гвоздями слов прибит к бумаге я. 1915 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.

СЕБЕ, ЛЮБИМОМУ, ПОСВЯЩАЕТ ЭТИ СТРОКИ АВТОР Четыре. Тяжелые, как удар. "Кесарево кесарю - богу богово". А такому, как я, ткнуться куда? Где мне уготовано логово?

Если бы я был маленький, как океан,на цыпочки волн встал, приливом ласкался к луне бы. Где любимую найти мне, Такую, как и я? Такая не уместилась бы в крохотное небо!

О, если б я нищ был! Как миллиардер! Что деньги душе? Ненасытный вор в ней. Моих желаний разнузданной орде не хватит золота всех Калифорний.

Если б быть мне косноязычным, как Дант или Петрарка! Душу к одной зажечь! Стихами велеть истлеть ей! И слова и любовь моя триумфальная арка: пышно, бесследно пройдут сквозь нее любовницы всех столетий.

О, если б был я тихий, как гром,ныл бы, дрожью объял бы земли одряхлевший скит. Я если всей его мощью выреву голос огромный,кометы заломят горящие руки, бросаясь вниз с тоски.

Я бы глаз лучами грыз ночи о, если б был я тусклый, как солце! Очень мне н 1000 адо сияньем моим поить земли отощавшее лонце!

Пройду, любовищу мою волоча. В какой ночи бредовой, недужной какими Голиафами я зачат такой большой и такой ненужный? 1916 В.В.Маяковский. Стихотворения, поэмы, пьесы. Минск, Изд-во БГУ им. В.И.Ленина, 1977.

ВЫВОД Не смоют любовь ни ссоры, ни версты. Продумана, выверена, проверена. Подъемля торжественно стих стокоперстый, клянусь люблю неизменно и верно! 1922 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

Я СЧАСТЛИВ! Граждане,

у меня

огромная радость. Разулыбьте

сочувственные лица. Мне

обязательно

поделиться надо, стихами

хотя бы

поделиться. Я сегодня

дышу как слон, походка

моя

легка, и ночь

пронеслась,

как чудесный сон, без единого

кашля и плевка. Неизмеримо

выросли

удовольствий дозы.

Дни осени

баней воняют, а мне

цветут,

извините,

розы, и я их,

представьте,

обоняю. И мысли

и рифмы

покрасивели

и особенные, аж вытаращит

глаза

редактор. Стал вынослив

и работоспособен, как лошадь

или даже

трактор. Бюджет

и желудок

абсолютно превосходен, укреплен

и приведен в равновесие. Стопроцентная

экономия

на основном расходе и поздоровел

и прибавил в весе я. Как будто

на язык

за кусом кус кладут

воздушнейшие торта такой

установился

феерический вкус в благоуханных

апартаментах

рта. Голова

снаружи

всегда чиста, а теперь

чиста и изнутри. В день

придумывает

не меньше листа, хоть Толстому

ноздрю утри. Женщины

окружили,

платья испестря, все

спрашивают

имя и отчество, я стал

определенный

весельчак и остряк ну просто

душа общества. Я порозовел

и пополнел в лице, забыл

и гриппы

и кровать. Граждане,

вас

интересует рецепт? Открыть?

или...

не открывать? Граждане,

вы

утомились от жданья, готовы

корить и крыть. Не волнуйтесь,

сообщаю:

граждане

я сегодня

бросил курить. 1929 Владимир Маяковский. Навек любовью ранен. Москва: Эксмо-Пресс, 1998.

ЛЮБОВЬ Мир

опять

цветами оброс, у мира

весенний вид. И вновь

встает

нерешенный вопрос о женщинах

и о любви. Мы любим парад,

нарядную песню. Говорим красиво,

выходя на митинг. На часто

под этим

покрытой плесенью, старенький-старенький бытик. Поет на собранье:

"Вперед, товарищи..." А дома,

забыв об арии сольной, орет на жену,

что щи не в наваре и что

огурцы

плоховато просолены. Живет с другой

киоск в ширину, бельем

шантанная дива. Но тонким чулком

попрекает жену: - Компрометируешь

пред коллективом.То лезут к любой,

была бы с ногами. Пять баб

переменит

в течении суток. У нас, мол,

свобода,

а не моногамия. Долой мещанство

и предрассудок! С цветка на цветок

молодым стрекозлом порхает,

летает

и мечется. Одно ему

в мире

кажется злом это

алиментщица. Он рад умереть, экономя треть, три года

судиться рад: и я, мол, не я, и она не моя, и я вообще

1000

кастрат. А любят,

так будь

монашенкой верной тиранит

ревностью

всякий пустяк и мерит

любовь

на калибр револьверный, неверной

в затылок

пулю пустя. Четвертый

герой десятка сражений, а так,

что любо-дорого, бежит

в перепуге

от туфли жениной, простой туфли Мосторга. А другой

стрелу любви

иначе метит, путает

- ребенок этакий уловленье

любимой

в романтические сети с повышеньем

подчиненной по тарифной сетке. По женской линии тоже вам не райские скинии. Простенького паренька подцепила

барынька. Он работать,

а ее

не удержать никак бегает за клёшем

каждого бульварника. Что ж,

сиди

и в плаче

Нилом нилься. Ишь!

Жених! - Для кого ж я, милые, женился? Для себя

или для них? У родителей

и дети этакого сорта: - Что родители?

И мы

не хуже, мол! Занимаются

любовью в виде спорта, не успев

вписаться в комсомол. И дальше,

к деревне,

быт без движеньица живут, как и раньше,

из года в год. Вот так же

замуж выходят

и женятся, как покупают

рабочий скот. Если будет

длиться так

за годом годик, то, скажу вам прямо, не сумеет

разобрать

и брачный кодекс, где отец и дочь,

который сын и мама. Я не за семью.

В огне

и дыме синем выгори

и этого старья кусок, где шипели

матери-гусыни и детей

стерег

отец-гусак! Нет. Но мы живем коммуной

плотно, в общежитиях грязнеет кожа тел. Надо

голос

подымать за чистоплотность отношений наших

и любовных дел. Не отвиливай

мол, я не венчан. Нас

не поп скрепляет тарабарящий. Надо

обвязать

и жизнь мужчин и женщин словом,

нас объединяющим:

"Товарищи". 1926 Русская советская поэзия. Под ред. Л.П.Кременцова. Ленинград: Просвещение, 1988.

ПИСЬМО ТОВАРИЩУ КОСТРОВУ ИЗ ПАРИЖА О СУЩНОСТИ ЛЮБВИ Простите

меня,

товарищ Костров, с присущей

душевной ширью, что часть

на Париж отпущенных строф на лирику

я

растранжирю. Представьте:

входит

красавица в зал, в меха

и бусы оправленная. Я эту красавицу взял

и сказал: - правильно сказал

или неправильно? Я, товарищ,

из России, знаменит в своей стране я, я видал

девиц красивей, я видал

девиц стройнее. Девушкам

поэты любы. Я ж умен

и голосист, заговариваю зубы только

слушать согласись. Не поймать меня

на дряни, на прохожей

паре чувств. Я ж

навек

любовью ранен еле-еле волочусь. Мне

любовь

не свадьбой мерить: разлюбила

уплыла. Мне, товарищ,

в высшей мере наплевать

на купола. Что ж в подробности вдаваться, шутки бросьте-ка, мне ж, красавица,

не двадцать,тридцать...

с хвостиком. Любовь

не в том,

чтоб кипеть крутей, не в том,

что жгут угольями, а в том,

что встает за горами грудей над

волосами-джунглями. Любить