Антология - Европейские поэты Возрождения Страница 59

Перевод А. Парина

«Мой друг Шапле, тебе ль успех не привалил?…»

Мой друг Шапле, тебе ль успех не привалил?Не ты ли переспал с возлюбленной моею?Ты послан, чтобы мне Амур не сел на шею,Чтоб вере в господа я посвятил свой пыл.

Но, как ни поверни, Амур мне все же мил:Когда, потупив взгляд, я в церкви цепенею,Я вспоминаю вновь любовные затеи,И сердце усмирить мне не хватает сил.

Уставясь вверх, шепчу: «Когда бы мне за веруВсевышний даровал сладчайшую Венеру,Я б не стеснялся с ней, чтоб не прослыть глупцом!»

Судачит весь приход, как страстно крест целую,Как рьяно я молюсь с восторженным лицом.Но им и невдомек, каких святых зову я.

«Неужто никогда, пройдя круги невзгод…»

Неужто никогда, пройдя круги невзгод,Не поплыву к любви рекой неторопливой,Легонько теребя волос твоих извивы,Покусывая твой гвоздично-алый рот.

Давая ощутить мужского тела гнет,Сжимая ртом сосцы — как две тугие сливы,Касаясь языком ресниц твоих ревнивыхИ чувствуя рукой, как кровь в тебе течет.

Неужто никогда не слышать, опьянев,Как нега изнутри мурлычет свой напев,И не сжимать тебя в объятьях, дорогая,

Ловя на ощупь дрожь округлого плеча,И вдосталь не испить из сладкого ключа,Шалея, горячась, паря, изнемогая?

«В чем дело? Ты меня считаешь дураком?…»

В чем дело? Ты меня считаешь дураком?Стремительную страсть, шальную без оглядки,Пытаешься унять то поцелуем кратким,То словом ласковым, то вежливым кивком.

Мы на людях. Ну как обнять тебя тайком?Они глядят на нас — так поиграем в прятки.Беседовать начнем, изучим их повадкиИ усыпим их слух пристойным пустяком.

Когда беседа их пойдет сама собой,Используем хоть миг, дарованный судьбой,И напрямик пойдем стезею наслаждений!

Взирая на гостей с бесстрастьем старика,Я глазом не моргну, когда моя рукаВ восторге ощутит тепло твоих коленей.

ГИЙОМ ДЮ БАРТАС[246]

Из поэмы «Неделя, или Сотворение мира»

День первый

Отрывок

Перевод Ал. Ревича

Несет прохладу ночь, дневной смиряя зной,И нивы освежив и небеса росой,Отдохновение дарует нам, усталым,Заботы наши скрыв под черным покрывалом.Распахивает ночь широкие крыла,И весь безмолвный мир их тень обволокла,И льется тишина и ласка струй дремотныхПо жилам и костям натруженных животных.

О ночь, нам без тебя не жизнь была бы — ад,Где жажда и тоска, где горести царят,Где тысячи смертей, где мукам нет предела,Где и душа страдать обречена и тело.

Тому, кто осужден за грех на тяжкий труд,На поиски в горах каких-то ценных руд,И тем, кто у печей стоит, подобных аду,Всем горестным сердцам дарует ночь отраду.

И тем, кто борется с напором быстрины,Влача на бечеве груженые челны,Вдоль пенных берегов шагая до упаду, —На жестком сеннике дарует ночь отраду.

И тем, кто в дни страды руно равнин стрижет,Кто падает без сил в конце дневных работ,Усладу ночь дарит в объятиях подруги,Дает забыть во сне усталость и недуги.Когда приходит ночь, когда весь мир почилПод сенью влажною огромных черных крыл,Лишь дети новых Дев бессонны в эту пору,Они устремлены к небесному простору,Они ведут людей за облачный покров,Взмывая на крылах своих летучих строф.

День второй

Отрывок

Перевод Ал. Ревича

Поклон тебе, земля, вместилище плодов,Здоровья, злаков, руд, народов, городов,Земля-кормилица, о, как ты терпелива!В недвижности своей ты хороша на диво,Благоуханная, одетая в наряд,Где вытканы цветы и ленты рек пестрят.Поклон тебе, земля, о корень сокровенный,Стопа животного — его зовут вселенной,Избранница небес, подножие дворца,Чьих ярусов не счесть, чьей выси нет конца.Поклон тебе, сестра и мать царя природы,Владычица всего: огни, ветра и водыПодчинены тебе. Как ярко озарилТебя простор небес сиянием светил,И солнечный огонь, плывя по небосводу,Струит сквозь облака свой жар тебе в угоду,И, остужая зной, доносится с морейТо ласковый зефир, то яростный борей,Вода морей и рек тебя омыла щедро,По венам, словно кровь, в твои струится недра.Мне горько сознавать, что лучшие из насТебя, моя земля, не жалуют подчас,Ведь лучшие умы считают, что зазорнаРабота пахаря и тех, кто сеет зерна,Что участи такой достоин лишь глупец,Чьи руки словно сталь, а разум как свинец.

Сонет о великой победе Давида

Перевод В. Дмитриева

Победа над собой — нелегкая победа:Труднее одолеть себя, чем сто врагов.Коль с плотью ты своей сразиться не готов —То слава далека, ты это твердо ведай.

Давид, что победил хвастливого соседа,[247]Прославился везде, герой былых веков.Но все же, раб страстей, он шел стезей греховИ на себя навлек неосторожно беды.

О, если бы Давид боролся сам с собойИ победил себя, характер свой крутой —Тогда бы я сказал: «Сему примеру следуй!»

Он лавры заслужил, венчавшие его,Но было бы славней иное торжество —Победа над собой… Трудна сия победа!

АГРИППА Д'ОБИНЬЕ[248]

Трагическая поэма

Лезвия

Отрывок

Перевод Ал. Ревича

Да разве это бой! Там грудь броней прикрыта,Там сталь поверх одежд — надежная защита,Здесь отбиваются лишь криком да рукой,Один вооружен, но обнажен другой.Попробуй рассуди, кто доблестней, достойней,Тот, кто разит клинком, иль жертва этой бойни.Здесь праведник дрожит, здесь горлопанит сброд,Невинного казнят, преступнику почет.К позору этому причастны даже дети,Здесь нет невинных рук, здесь все за кровь в ответе.В темницах, во дворцах, в особняках вельмож,Везде идет резня, гуляет меч и нож,И принцам не уйти, не спрятаться в алькове,Их ложа, их тела, их слава в брызгах крови.Святыни попраны, увы, сам государь[249]На веру посягнул и осквернил алтарь.Принцессы в трепете, едва успев проснуться,От ложа прочь бегут, им страшно прикоснутьсяК изрубленным телам, но не скорбят о тех,Кого не спас приют любви, приют утех.Твой, Либитина, трон окрашен постоянноВ цвет бурой ржавчины, как челюсти капкана.Здесь западня — альков, здесь ложе — одр в крови,Здесь принимает смерть светильник у любви.

Прискорбный этот день явил нам столько бедствий,Хитросплетения раскрыл причин и следствийИ приговор небес. Глядите: стрежень водЛавину мертвецов и раненых несет,Плывут они, плывут вдоль набережных Сены,Где ядом роскоши торгует век растленный[250],И нет в реке воды, лишь спекшаяся кровь,Тлетворную волну таранят вновь и вновьУдары мертвых тел: вода людей уносит,Но сталь других разит, их следом в реку бросят.Ожесточенный спор с водой ведет металлО том, кто больше душ в тартарары послал.Мост, по которому зерно переправляли,[251]Сегодня плахой стал в гражданском этом шквале,И под пролетами кровавого мостаЗияют гибели зловещие врата.Вот мрачная юдоль, где кровь струится в реки,Юдоль страдания, так зваться ей вовеки.Четыре палача[252], бесчинствовавших тут,Бесчестие моста на совести несут,Четыре сотни жертв швырнул он водам Сены!Париж! Ей хочется твои разрушить стены:И восемь сотен душ погубит ночь одна[253],Невинных погребя и тех, на ком вина.

Но кто же впереди отары обреченной?Кто первой жертвой стал толпы ожесточенной?Ты оживешь в молве, хотя твой лик в тени,Благочестивою была ты, Иверни[254].Гостеприимица, защитница для многихПечальных узников, для путников убогих.Был на тебе убор монашеский надет,Но выдал в час резни пурпурных туфель цвет:Господь не пожелал, чтоб лучшая из стадаРядилась под святош, меняла цвет наряда.Спасая избранных, даруя благодать,Не хочет мерзостям всевышний потакать.

Но чья там голова? Чье тело неживое?Обмотана коса вокруг скобы в устоеЗлосчастного моста. И странной красотойЗастывший бледный труп мерцает под водой.Он, падая, повис в объятиях теченья,Он к небу взор возвел, как бы прося отмщенья.Паденье длилось миг, но, вверившись судьбе,Покойница два дня висела на скобе,Она ждала к себе возлюбленное тело,К супружеской груди она прильнуть хотела,И мужа волокут. Расправа коротка,В грудь безоружного вонзили три клинка,И вот он сброшен вниз, где мертвая супруга,Качаясь на волнах, ждала на помощь друга.Убитый угодил в объятия к жене,Схватил сокровище — и тонут в глубине.Но триста мертвецов на том же самом месте,К несчастью, лишены такой высокой чести.Убийца, ты вовек не разлучишь тела,Коль души навсегда сама судьба свела.Передо мной Рамо[255], подвешенный под кроной,Седоголовый Шапп[256], весь кровью обагренный,А вот возник Брион[257], столь немощный старик,И малолетний принц к его груди приник,Он старца заслонил с недетскою отвагой.Но этот слабый щит насквозь пробили шпагой.Корабль у пристани отправили на дно,Хоть право убивать лишь времени дано.

Покуда в городе на славу шла работа,И Лувр кровавый стал подобьем эшафота,Из окон и бойниц, с балконов и террасНа быстрый бег воды взирают сотни глаз,Коль кровь назвать водой. Полунагие дамы,Припав к любовникам, следят развязку драмы:Их возбуждает кровь и трупов голых вид,И каждая ввернуть скабрезность норовит,Им женских жаль волос — мол, пропадут задаром!А ведь дымится кровь и души стали паром.Глядят бездельницы, как здесь, невдалекеКромсают жен и дев и топят их в реке.Как обесчещенным пронзают грудь стилетом,Чтоб сами падали и верили при этом,Что нелегко на кровь глядеть глазам Творца,Что в миг отчаянья вселяет он в сердцаСвоей надежды свет. Сарданапал[258] наш мерзкий,Столь переменчивый — то робкий он, то дерзкий, —Охрипшим голосом подбадривает сброд,Хоть слабосилен сам, других зовет вперед.Сей доблестный храбрец, страшась всего на свете,Среди придворных шлюх сидит в своем Совете.Никчемный он король, зато какой стрелок!Из аркебузы он бегущих валит с ног,[259]Все промахи клянет, но меткостью кичится,В компании честной желая отличиться.Комедию дают в трагический сезон,Что ни лицо — Гнатон, Таис или Тразон.[260]И королева-мать[261] со всей своей оравойОтправилась глядеть плоды резни кровавой.Одна из дам[262] верхом спешит в тот самый мигДвух спасшихся предать и выдать их тайник.Здесь, в сердце Франции, где кровь повсюду вижу,Затеял шумный двор прогулку по Парижу.

Нерон в былые дни нередко тешил РимАреной цирковой, театром площадным,Совсем как в Тюильри иль, скажем, в Бар-ле-Дюке,В Байоне иль в Блуа[263], где затевают штукиТакие, как балет, турнир иль маскарад,Ристанья, карусель, борьба или парад.Нерон, сжигая Рим, насытил нрав свой дикий,Как наслаждался он, повсюду слыша крикиОтчаявшихся толп, дрожащих пред огнем,Несчастие других лишь смех рождало в нем,Все время раздувал он пламя для острастки,Чтобы на пепле жертв владычить без опаски.Когда огонь вполне насытился бедой,Властитель ублажил народ несчастный свой,Найдя виновников: он их припас заране.И вот извлечены из тюрем христиане,Они чужим богам стать жертвою должны,Быть искупителями не своей вины.В часы вечерние на пышном карнавалеЗевакам напоказ несчастных выставлялиИ на глазах толпы, в угоду божествам,Швыряли их в огонь и в пасть голодным львам.Так и во Франции пожаром сотен хижинБыл вознесен тиран, а нищий люд унижен.В горящих хижинах отчаянье царит,Но деспот восхищен: «Как хорошо горит!»Народ не видит зла, мошенникам доверясь,Их кормит, а винит в своих несчастьях ересь.И ты, христианин, за глад и мор ответь,Ты землю превратил в железо, небо — в медь.

«О, сжальтесь, небеса, избавьте от напасти…»