Луций Сенека - Федра Страница 6

Развратный царит.

О, мнимая честь! О, тщета стыда!

Но вот подходит вестник. Что спешит он так?

Во взорах скорбь, слезами щеки залиты.

Входит Вестник

Вестник

О, горький жребий, злая доля рабская!

Зачем нести велишь мне вести страшные?

Тесей

Не бойся о любых поведать бедствиях:

Всегда готово сердце встретить горести.

Вестник

Уста словами горю не хотят служить.

Тесей

Скажи, что рок на дом обрушил гибнущий?

Вестник

Увы! Ужасной смертью Ипполит погиб.

Тесей

Что сын погиб мой, раньше я, родитель, знал.

Теперь погиб насильник. Все поведай мне.

Вестник

Когда тревожным шагом прочь из города

Ушел изгнанник, быстрый ускоряя путь,

То скакунов запряг в ярмо высокое,

Им пасти усмирив уздой короткою;

Меж тем, к себе лишь обращаясь, проклял он

Родную землю и не раз призвал отца.

Вот, отпустивши вожжи, он бичом взмахнул

Но вдруг взметнулась в море с громким грохотом

До звезд волна, хоть ветер и безмолвствовал

И не гремело в небесах безоблачных:

Сама вскипела бурей гладь спокойная.

Такой волны ни Австр не гнал к Сицилии,

Ни Кор, в заливе Ионийском царствуя,

Таких валов на скалы не обрушивал,

Хлеща в Левкадский мыс седою пеною.

Волна стеной и вширь и ввысь вздувается,

Бежит к земле, чреватая чудовищем,

Не только кораблям грозя погибелью,

Но и земле. Накатом тяжким к берегу

Несется вал, и что несет, неведомо,

В непраздном лоне. Иль поднимет голову

Из вод земля, и новый остров вынырнет?

Сокрылись скалы бога эпидаврского,

Скирона камни, славные злодействами,

Земля, между двумя морями сжатая.

Пока дивились мы в недоумении,

Взревело море, эхо отдалось меж скал;

Вал брызжет солью влаги извергаемой,

Бьют вверх и пропадают струи пенные,

Так необъятный в Океане кит плывет,

Из пасти изрыгая струи бурные.

Уже нависла вод гора дрожащая,

Рассыпалась и вынесла чудовище

Страшней всех страхов, и сама вослед ему

На берег вторглась. Молкнет речь от ужаса:

Был грозен и огромен зверь невиданный

Высокий бык с крутой лазурной шеею,

И с гривой надо лбом зеленоватою,

С мохнатыми ушами; а глаза двумя

Цветами отливают: алым пламенем,

Как у владыки стада одичалого,

И синевою моря, где рожден он был.

Играют на загривке мышцы твердые,

Вбирая воздух, ноздри раздуваются,

Подгрудок зелен, тиною облепленный,

Бока покрыты пятнами пурпурными.

А сзади тело зверя уже сходится

И волочится, чешуей покрытое,

Огромное. Такие в море западном

Киты суда глотают иль крушат в щепы.

Земля заколебалась; скот испуганный

Метнулся врассыпную, и забыл пастух

Бежать за стадом. Звери мчатся из лесу;

Оцепенев от страха леденящего,

Встает охотник. Только Ипполит один

Не знает страха, пробует сдержать коней

Уздой и звуком голоса знакомого.

Там, где холмы над морем обрываются,

Дорога есть над крутизной. Чудовище

Ее загородило, лютый гнев копя.

Когда же, так и этак изготовившись,

Взъярилось вдоволь, - бросилось вперед стремглав,

Земли едва касаясь, и, ужасное,

Перед упряжкой замерло трепещущей.

Твой сын навстречу поднялся с угрозою,

В лице не изменившись, и воскликнул так:

"Мне дух не сломит тщетный страх: разить быков

В роду Тесея, верно, труд наследственный!"

Но кони понеслись, вожжей не слушаясь,

С дороги прочь метнулись, колесницу мча;

Куда несет безумный страх взбесившихся,

Туда летят через утесы острые.

А он, как кормчий среди вод бушующих

Бег моря умеряет и умением

Обманывает волны, чтоб не били в борт,

Конями правит: то терзает губы им,

Натягивая вожжи, то витым бичом

По спинам хлещет. Неотступным спутником

Несется бык: со всех сторон пугает он

Коней, то вровень мчась, то обгоняя их.

Не убежать: везде торчат преградою

Навстречу им рога морского чудища,

И в страхе скакуны не повинуются

Приказам: тщатся вырваться из упряжи,

Швыряя колесницу, на дыбы встают.

Ничком упал твой сын - и петли цепкие

Опутали его. Чем больше бьется он,

Тем туже гибкие узлы становятся.

А скакуны, почуяв злодеяние,

Мчат на свободе колесницу легкую:

Так, чуждый груз почувствовав и гневаясь,

Что свет дневной доверен солнцу ложному,

Низвергли Фаэтона кони Фебовы.

В крови все поле. Голова разбитая

Подскакивает на камнях. Терновники

Рвут волосы, кремни терзают острые

Лицо и губят ранами красу его.

Летят колеса, муку длят предсмертную.

Но вдруг вонзился острый обгорелый сук

Глубоко в пах - и тело пригвожденное

Возницы скакунов сдержало мчащихся.

На миг остановились - и препятствие,

Рванувшись, разорвали. В плоть впиваются

Полуживую все шипы терновые,

На всех кустах висят клочки кровавые.

Блуждают слуги по полям погибельным,

Везде, где путь свой Ипполит растерзанный

Отметил алой полосой широкою,

Собаки с воем ищут плоть хозяина.

Но труд усердный не помог все тело нам

Собрать. Таков ли жребий красоты людской?

Наследника, с отцом престол делившего,

Сиявшего всех ярче, как звезда в ночи,

Мы для костра сбираем погребального

Повсюду по кускам.

Тесей

О, ты сильнее всех,

Нас кровными связующая узами

Природа! Мы тебя и против воли чтим:

Сгубить хотел - и о погибшем плачу я.

Вестник

Бесчестно плакать, если что хотел, то смог.

Тесей

Когда своею властью случай сделает

Желанное проклятым, горше нет беды.

Вестник

Что плакать, если не угасла ненависть?

Тесей

Не об убитом - об убившем плачу я.

Хор

О людской удел, случай - твой господин;

Но меньше гнетет тех, кто меньше, судьба

И что легче, то боги легче разят.

Нам безвестный покой безмятежность дарит,

И в лачугах нам безопасно стареть.

На кичливый кров, вознесенный в эфир,

Налетает и Эвр, налетает и Нот,

Им безумный грозит Борей,

Кор их сечет дождями.

Редко грозит громовой удар

Влажной долине:

Но трепещет всегда Громовержца огней

Высокий Кавказ и Фригийский лес

Кибелы приют: ведь Юпитер разит

Все, что ближе - на страх ему - к небесам.

Но не знает больших сотрясений и бурь

Смиренный кров плебейских домов.

Гром колеблет дворцы.

На крыльях летит ненадежных час,

И проворная нам не бывает верна

Фортуна вовек.

И он, кто вновь увидал над собой

Блеск небесных светил и сиянье дня,

Кто покинул мрак, оплакал теперь

Свой печальный возврат, ибо горший приют,

Чем даже Аверн, уготовил ему

Родной его край.

О Паллада, ты, что в Афинах чтима,

Если твой Тесей небосвод увидел,

Если он бежал от болот стигийских,

У Плутона ты не в долгу за это:

Ведь остался счет в преисподней прежним.

Но что за вопли из дворца доносятся?

Зачем схватила Федра меч в отчаянье?

Вносят тело Ипполита.

Вбегает Федра с мечом в руках.

Тесей

Какая боль язвит тебя безумием?

Зачем здесь меч? И почему рыдаешь ты,

Бьешь в грудь себя над телом ненавистного?

Федра

Меня, меня, жестокий властелин пучин,

Преследуй, на меня из вод лазоревых

Всех чудищ вышли, сколько их глубокое

Родит Тефии лоно, сколько прячет их

Далекий Океан в волнах блуждающих.

Тесей, ни разу не был безнаказанным

Для близких твой возврат: отца и сына он

Убил; любя иль ненавидя жен твоих,

Ты дом и род свой губишь одинаково.

О Ипполит, таким я вижу вновь тебя,

Из-за меня таким ты стал? Какой Прокруст

Иль Синие тело разорвал? Иль, может быть,

Двувидный критский бык, своим мычанием

Дедалов дом наполнивший, терзал тебя?

Увы, где красота твоя цветущая,

Где наши звезды - очи? Бездыханен ты!

Приди на миг, мои слова лишь выслушай:

Постыдного в них нет. Сама за смерть твою

Себя карая, Федра грудь преступную

Пронзит, от жизни и греха избавится

И вслед тебе за Стикс, за топи Тартара,

За огненный поток пойдет безумная.

Умилостивим маны: прядь прими мою,

Что я с чела растерзанного срезала.

Соединить сердца дано нам не было

Соединим же судьбы. Ты чиста - умри

Во имя мужа; а прелюбодейка пусть

Умрет во имя страсти. Не хватало лишь,

Купив такой ценою славу добрую,

Взойти на ложе мужа оскверненное.

О смерть благая, ты одна утишишь страсть.

О смерть святая, ты одна мне честь вернешь.

Стремлюсь к тебе: укрой меня в объятиях.

Внемлите мне, Афины! Мне внемли, отец,

Что злее был губительницы-мачехи:

Я солгала. В больной рожден груди моей

Тот мнимый грех, который ты, Тесей, карал.

Погублен чистый клеветой нечистою,