Ю. Богомолов - Стихи Страница 6

«Во внеурочный час вернулась осень…»

Во внеурочный час вернулась осень.Деревья почернели в здешнем парке.Скамеек мокрых выступают ребраИ сквозь туман видна газона зелень.

Как удивительна сезонов чехарда!Как будто бы осенняя природаНе досказала нам историю свою.Или слова её мы не услышали.И к нам она опять, подумав, вернулась.

«Мелькнула станция и скрылася из глаз…»

Мелькнула станция и скрылася из глазПопутчики мои в глубоком сне.Стакан чуть звякнет. Тихо. Третий час.И звезды опрокинуты в окне.

Как обморок чужой страны покой.И взгляд не отвести. Не увильнуть.На черный бархат мелкою мукойСоздателем рассыпан Млечный Путь.

Страх леденит. Как пропасть глубока!И миг тяжел. Часам не сдвинуть стрелки…Закончились земные посиделки.Состав уносит звездная река.

Учитель и ученики

Мне нечего вам преподатьДевчонки, малыши.Я научил бы вас дышатьИ отпустил – «Дыши!»

Но вы предметам преданы,Отметкам и словам.И мне из дальней стороныНе достучаться к вам.

Не дозвониться по трубе,Не улыбнуться вскользь…Теперь по жизни и судьбеПередвигаться врозь.

Жизнь в четыре строфы

Я из сладкого плена, которым является детство,Как шпион был заброшен в пространствосмертельных свобод.И, как бабочка, билось пугливое сердце,То взлетало, то падало в хладный и сумрачный грот.

Но, со временем, мягче и легче порода.И, как морок лесной, вдруг рассеялся страх.И, как яблоко, сладкой предстала свобода.И душа полетела, словно птица на легких крылах.

Ей, быть может, запрятаться, затаиться и скрыться.Или новое небо найти в перепаде высот.Но бездумное сердце – в полете, покуда летится.И одною секундой, как вечною жизнью живет.

А когда мерным шагом приближается старость,И мохнатые брови нахмурив, стоит человек.В нем на миг возродится и счастье, и жалость,И увянет, как на пне омертвевшем, побег.

Память

Ворчит, неведомо о чем,Весенний ветер за окном.Кружит нездешняя печаль.

Как запах липовый сладка,Так хороша, так короткаБыла их жизнь.И колет боль – невелика.И временнАя дальБлизка…

Не забывай.

«Летит декабрьский снег. Летит…»

Летит декабрьский снег. Летит.Дорожки к парку заметает.И жизнь, по правде, тяготитКак пиджачок, что наспех сшит.И жмет. И в рукавах стесняет.

А снег и легок и пушист.И никакого ему дела,Что ты, с лицом белее мела,Стоишь и глуп и неказист.

«Мне о тебе трудно вспомнить…»

Мне о тебе трудно вспомнить.Потому, что я тебя мало знал.Я продираюсь к тебе, молодость,Как альпинист, между скал.

В беспамятство, словно в пропасть,Я падаю, чтобы встать…Запомнилась взгляда легкость.Открытая, чистая стать.И ясность, и ум, и возрастНа пару шагов впереди.И боль, и горючие слезы,И счастье, как ни крути!

«Весной на дачу затесаться…»

Весной на дачу затесаться,С любимой жарко обниматься,На кухне терпкий чай глотать…И на крыльце, в разверстом небе,Наткнувшись на созвездье «Лебедь»,Синичку-строчку бормотать.

Вербное воскресенье

Летите, мухи белые!Апрель – не догоняет.Девичьи губы спелые,Как ягоды сверкают.

Глаза от вьюги шалые,Подбитый полушубок.В снежки, как дети малые,Играют ветры юга.

Случайного прохожегоРаскрасят, точно пудрой.И в место непохожееСобьют с пути под утро.И жизнь иной покажется,И век предстанет верным…Под воскресенье вербноеСудьбы легка поклажа!

«Покой. Умытый ясный день…»

Покой. Умытый ясный день.Земля, свободная от снега.И, если вам на солнце теньПривиделась. Иль солнца мало.То, значит, вам соринка в глаз попала.

«Кузнечик стрекочет. Птица поет негромко…»

Кузнечик стрекочет. Птица поет негромко.Пылающий воздух тих. Одиночество, как пломбаДля лечения душ.Здесь никто не подойдет к тебе с ломом.И не задаст вопроса. И не захочет ответа.Самая сердцевина лета.Нечерноземье. Хутор. Глушь.

Визит

Погодка намПод вечер улыбнулась.И небо мрачноеОкошком распахнулось.Бесшумно в домеДверь приотворилась:И сигареточка в зубахУ милого дымилась.

Замкни свои уста.Все лучше ты не скажешь.И горница чиста,И самовар налажен.

А чувства нежные?Куда же им деваться!Всё – милого любитьВсё – милой любоваться.

«Ах, кабы жизнь была не злая!..»

Ах, кабы жизнь была не злая!Да я бы краем зацепилсяИ был притянут непременноМагнитным полюсом вселенной,Иль чувством детским неизбывным,Иль веткой черной и корявойВ саду глухом позднеосеннем.

Город

Горячая зависимость от тела. Поиски покоя.Опухшее без сна лицо. Дремота в электричке.Яркий свет мелькнувшей станции.Холодный тамбур, гарь и сушь, и дрожь.Неверное дыханье, сбитый шарф.Обледеневшая платформа, ждущая паденья.Ступеньки, что выводят в черноту.Дурман являющихся слева фонарей.Глухое напряженье сутолоки, толкотни.Неясная досада, искривленье губ.Непозволительность отчаянья и слОва…И человек со сбитой шапкой.Сидящий прямо на снегу.

«Покуда голуби на площади воркуют…»

Покуда голуби на площади воркуют,Покуда мальчик у окна сидит, рисуетИ, от усердия, свой карандаш слюнявит,Пока улыбка, словно бабочка летает…

Чтоб сохранить нам богом данный свет,Давайте созовем благой совет.Других мы не изменим. Нет!Но, может быть, сердца свои исправим?!

«Еще чернеют ветки дуба…»

Еще чернеют ветки дуба,Но землю заливает свет.Вниз по тропе идет беззубыйСтарик, закутавшийся в плед.Ему идти – дорога дальняя.Его колени – еле держат.Через калоши в валенкиУже просачивается грязь.

Лоб от усилья влажныйВетер лижет свежий.Так хочется емуСегодня не упасть.

Изломанные блики,Солнце рветсяОт запахов не продохнуть,Першит во рту.Пониже сердцаТонкой струйкой льетсяГорячая разжиженная ртуть.

На красных воспаленных векахИграет радуга. Шаги тихи.От дряблой шелухи – до человека.От человека – до трухи.

Теперь во всемПодобен маятнику.Иль, как травинка у реки.А, может быть,Он – мальчик маленькийИ мать касается его руки.

О доброте

У зла есть тысячи личин.И тысячи немыслимых обличийА доброта ступает без отличий.Без логики, без видимых причин.

Да. Доброта бедна. Не расторопна.Неловка. Ненавязчива. Тиха.Её никто не призывает громкоНе посвящает ей высокого стиха.

Её нахваливают, как простушку.Но жить предпочитают без нее.Её не пригласят на званый ужин:Спокон веков на ней не платье, а тряпьё.

Всегда в тени сестрицы старшей – силыОна невзрачна и бледна на вид.Но, надорвав в усильи страшном жилы,К ней человек безропотно спешит.

И, убаюканный в её объятьях,Покой он обретает и тепло.И, как бы за окошком ни мело,Убережет она от бед и от напастей.

Ночь в больнице

Из небесной заоблачной далиМы приходим во взрослую жисть.Чтоб поспорить и поскандалитьИ чтоб лоб, под конец, расшибить.

А потом на кровати в больнице,После капельницы, в полутьмеМы не можем уснуть. Нам не спится.Тускло брезжит фонарь на стене.

Подступает такая минута.И такая вселенская мглаОкружает палату под утро,Что никак не дожить до утра.

И из тьмы в поднебесные далиМы уходим, закутавшись в плед…Только пара больничных сандалийПод кроватью встречает рассвет.

«Откровенная скупость июньского дня…»

Откровенная скупость июньского дня.Низких туч полумрак и ветер степной.Был бы конь, хоть три года гони коняЧеловека не встретишь, пролетишь стороной.

Пролетишь стороной, ошибешься странойТолько раны зализывать здесь, как побитому псу.И неважно продажный ты или геройНа один погост без слезы снесут.Откровенная скудость корявых деревИ веселье с надрывом, и дружба на час.Лишь запомнишь несколько вразумительных словВ здешней церкви: «Прости и помилуй нас!».

Договор