Вячеслав Лейкин - Действующие лица (сборник) Страница 6

Циклотрон

Назидательные ямбы

1Не нужен сердцу костоправ,А рёбрам психоаналитик.Сей постулат не просто прав,А как бы сам собою вытек.Нужда с любовью вперебойГрызут в любое время суток.А то, что мы зовём судьбой,Опасный блеф и предрассудок.

2Где тонок жизни матерьял,Надежда прирастает сплетней.Ищи не там, где потерял,А где окажешься заметней.Доверься опытной молве,Попробуй вызнать у знакомых.А тот, кто ищет в голове,Лишь промышляет насекомых.

3Сыщи-ка в сущем благодать,Коль всюду мрак, всему кордоны.Смерть, перестань надоедать,Твои намёки беспардонны.И без тебя невмоготу,Кривясь ухмылкою цинготной,Следить, как грабят наготуИ чтят публичность подноготной.

4Ты вновь с чужими загудел,Опять на зеркало пеняешь.Но свой уделанный уделИ рад бы, да не обменяешь.Будь равнодушен, как топор,К дарам, хорам, пирам в хоромах.А тем, кто норовит в упор,Дай знать, что всё еще не промах.

5Нет смысла напрягать Камен,Определять пути и сроки,Покуда время переменДаёт грядущему уроки.Хлебай помои, пей метил,Своди простату с диабетом.Блажен не тот, кто посетил,А тот, кто не узнал об этом.

Невесёлые хореи

I. 1990 год

Сырь и гарь. Январский ливень.На Фонтанке наводненье.Больше стало бесноватых —Уши пухнут от речей.Если кто-нибудь затеет«Помню чудное мгновенье» —Это значит, зреет байкаОтносительно харчей.

Как бы всюду перемены,Но до мелочи знакомоГроможденье лжи и грязи,Слухи, свары, грабежи.Гомо, сапиенс утратив,Бьет в лицо другое гомо,И с утра пенсионерыЗанимают рубежи.

Всё. Душа остановилась.Отыграло роли тело.Вместо жизни мемуары:С кем-то спал, кому-то спел.Не успеешь оглянуться,Как уже и пролетело…То и скверно, что ни разуОглянуться не успел.

II

Долго ль мне гулять на свете…

То дыханья не хватает,То терпенья, то ума.Дыры в памяти латаетГабардиновая тьма.А давно ли в жилах, в порахБушевал бездымный порох:Только лёг – уже светает,Чуть сомлел – уже зима.

Здравствуй, матушка. ОткудаСтолько сна и серебра?Не сыскав добра от худа,Гоним беса из ребра.Раньше грезилась саванна,А теперь диван да ванна,Персональная посуда,Апельсиновое бра.

Отразбойничало эхо,Отмерцали зеркала.Возраст жизни не помеха,Жаль, дистанция мала.Вдоль карниза ходит ворон,Распевает «невермор» он,Обаятельный, как Пьеха,И солидный, как кила.

Всё. Готов. Играйте Баха.Разрывайте воем рты.Где посконная рубаха?Где сермяжные порты?На игле безумный кочетСкачет, корчится, клекочет.И толпа глядит без страхаНа остывшие черты.

III. Муравьиные стансы

Жизнь уже не раздражает,Смерть ещё не горячит.Дева мальчика рожаетИ от счастия кричит.Мальчик требует огласки,Щерит зубки, щурит глазки,За троих соображает,Зол, умён и нарочит.Дребезжа безумным нервом,Им одним и даровит,Век двадцатый двадцать первымОбернуться норовит.Напоследок тянет жилы,Роет братские могилы,Приговаривает «Хер вам»,Да ухмылочки кривит.

Между тем зима маячит,Льды коварные куёт.Стрекоза уже не плачет,А не то что не поёт.Муравей строгает стансыПод неясные авансы,За окно глаза корячитИ слабительное пьёт.

За окном по звону-хрустуМимо мёртвых тополейГорожане прут капустуС неухоженных полей.В перспективе голод, холод,Возвращённый серп и молот,Да в оттяжку святу-пустуНеразменное «налей»…

Трепещи, четырёхстопный,Легкопёрый, как порей,Дорежимный, допотопныйЖизнерадостный хорей.Может, мы с тобою вкупеПеремелем воду в ступе,Перемолим рай окопный,Распугаем упырей?

Для улыбок зубы драю,Завожу пустую блажь.Ты споёшь, а я сыграю —Производное в тираж.Завораживая пылом,Кот в мешке играет шилом,И ползёт, ползёт по краюРастерявшийся мураш.

IV. Вариации на вечную тему

Страшно, страшно поневоле

Средь неведомых равнин.

Снова жизнь перестаралась в оказании услуг.От избытка впечатлений так и тянет постареть.Заглушая птицу кашлем, обрекая луг на плуг,Загружая пустяками недопрожитую треть.

Но не стоит обольщаться – затаись и последи.Результаты не замедлят, будешь выжат либо вжат:Ангел слева, ангел справа, свято место посреди,Просто некуда деваться, нет же, вот они – кружат.

Тут держал один из многих небольшое интервью,Как он сямо и овамо на решительной ноге,Как он лиру приторочил к огнестрельному цевью,Как он вывел из забвенья Чернышевского Н. Г.,

Как он любит ранним утром по пороше, по росе,Типа странною любовью, перегноем в борозде.А другой из тех же самых на газетной полосеТо ли молится вприсядку, то ли пляшет по нужде.

Чревочёсы, мракомесы, поедатели белил,Горбуны, строфокамилы, струг с персидскою княжной…Будь я проклят, если с вами хоть когда-нибудь делилЭто лето, это небо, этот жребий раздвижной.

Тема и вариации

Бросил писать…

Бросил писать. Ударение именно там,Где по ритму целесообразно.Потому что с другим удареньем не бросить, скорее наоборот.То, что раньше текло по усам, прикипает к устам.Жизнь, однако, проходит непраздно.Занятий невпроворот.

Бросил чесать в надежде извлечь. ИшьКак там устроено: постоянно шевелится,А наружу ни с места.Это вряд ли уже излечишь.Вроде варится, во всяком случае, мелется,А никак. Хорошо еще – бросил писать, и свободен, и ветер с веста,То есть где-то когда-то не помню кем обещанная фиеста,Как, допустим, высшая форма интима,Уже вполне, уже допустима:То плеснёт издаля, то блеснёт,То еще как-нибудь вскарамелится…А внутри кашлянут со значениемИ негромко скажут: «Вестимо».

Бросил жребий. Выпало перейти Рубикон.С утра подкрепился: немного белужьей икры, сырое яйцо, бекон —И двинул к реке. Прихожу, а там ни брода, ни переправы,Какие-то недогложенные скотиной бурые травы,И всё. Авгуры опять оказались правы.Товарищ мне говорит: «А ты, мол, попробуй вплавь.При твоём-то везенье, твоей-то удали.Тебя там ждут. Одержишь, добудешь – худо ли?Рискни, – говорит, – и таким вот манером себя в историю вплавь».«Да пошёл ты вон!» – говорю. И пошёл обратно.Естественно, на душе отвратно.Слава Господу, бросил писать, а то бы гнусное чувство утроилТем, что в какой-нибудь опус сей казус встроил,Что совсем уж вышло бы неопрятно.

Бросил камень в одну ненормальную…Я и вообще люблю соблюдать формальнуюСторону. Проходил мимо храма —Собственно, там и случилась драма, —Спросили: «Кто?» А я как раз был без греха,То есть бросил писать: за неделю ни одного стиха.Вот и метнул. И даже попал. Хорошо, не в репу.А дама была не одна. И те, которые с ней,Тут же ко мне, скроив такову свирепу,Что внутри у меня стало ещё тесней.«Дались мне, – думаю, – их поганые просьбы.А вот ведь попался. В другой ситуации брось бы —Да ни в жисть. Тем более женщина. То есть не то чтобы свято,Но лучше не стоит…» И вдруг закричали: «Снято!»Оказывается, у них тут кино. А я-то!..Режиссёр поздравил с дебютом, выдал кулёк черешен,Подошли какие-то тёлки: «Что ли, и впрямь безгрешен?Ведь есть же хотя бы один невинный грешок?»«Вы что, – говорю, – с колокольни рухнули?Выпали из скворешен?!»В общем, смешного мало, и даже какой-то неясный шок.Не пришлось бы писать стишок.

Бросил летать во сне.От разбега одышка, запотевает пенсне,Так что рискуешь сослепу напоротьсяИ застрять на какой-нибудь там антенне или сосне,Чтобы тыкали снизу, что, мол, за чучело там качается.И непонятно, как с напастью этой бороться.А без разбега не получается.Раньше-то, помнится, как нравилось зависатьНад дольным, юдольным, отверженно-безглагольным…Неужели связано с тем, что бросил писать?Схватился за первый попавшийся, а он оказался краеугольным.Понимаешь, что всё, что своё отлетал, а никак не внять,не утешиться.Закроешь глаза, а взамен, как в борще, цветные жирные пятна.И главное, там, где у прочих крылья, всё время чешется,Причём во сне, и, значит, никак, и это особенно неприятно.

Бросил бросать пылкие взоры на дам.Стимул весьма, статус вполне, но как-то не по годам:Ноги, живот, спина, плешь вытесняет проседь;Уже не рвусь, что твой Адам, к запретным плодам,Не шастаю, хрипло дыша, по чужим садам,И пыл приугас, и взор попритух – пришлось бросить.Но ежели раньше я ради них напрягал Камен,Отчего приобрел даже некоторую известность,То теперь пустота, облом, – ни строфы взамен.И жалобно стонет отечественная словесность.

Кривая речь