Людмила Мартьянова - Сонет Серебряного века. Сборник стихов. В 2 томах. Том 1 Страница 6

1893

Мать Сыра Земля

Я – Мать Сыра Земля! Я – гроб и колыбель!Поют мне песнь любви все голоса творенья —Гроза, и соловей, и море, и метель,Сливаясь в вечный хор, во славу возрожденья, —

Живит меня Перун, меня ласкает Лель;Из недр моих к лучам и радости цветеньяСтремится тонкий злак и царственная ель,И мне, о человек, неведомы мученья.

Неутомимая, всех любящая мать,Могла б я всем равно в довольстве счастье дать...И зло не я, не я, благая, породила!

Незыблемый покой усталому суля,Для бодрого всегда надежда я и сила!Я – гроб и колыбель! Я – Мать Сыра Земля!

1894

Мерцана

Когда по вечерам меж летом и веснойТы видишь, как в глуби лилового туманаЗарницы ранние играют над землей,Не верь, что это тень Перуна-великана!

Не верь! С небес тогда, в начальный час ночной,Нисходит кроткая богиня нив, Мерцана,К полям, где ширятся надеждой дорогойХлеба зеленые, как волны океана.

Она летит, летит – и край воздушных риз,Скользя чуть-чуть по ним, легонько клонит вниз,Как будто с ласкою, колосья молодые;

И с той поры гроза те нивы обойдет,И град их пощадит, не тронут черви злые,И солнце яркое до жатвы не сожжет.

1895

Велес

Я – Велес, мирный бог. Меж спящих стад дозоромНезримый я хожу, чтоб отвращать недугИ чары хитрых ведьм, пока дымится лугИ звезды ночь пестрят серебряным узором.

Когда исчезла мгла перед Даждьбожьим взором,Там рею ветерком, где, человека друг,Спокойный, добрый вол влачит тяжелый плуг —И доблестным его любуюсь я позором.

Иль от коров порой я пастуха манюПод зыбкий свод ветвей—и тихо запою...Он думает: над ним листва шуршит лесная;

Но песенки мои таинственной мечтойВ душе его звенят, и он поет, не зная...И вещия слова хранит народ родной.

1895

Лад

Нет! Лад не ведает осмеянных страданий,И клятв непризнанных и невозможных снов, —И чужд ему позор преступных упований,И счастья тайного, как умысел воров.

Он бог иной любви, он бог иных лобзаний,Веселый, добрый Лад,– бог свадебных пиров,И песен радостных, и честных обещаний,Краснеющих невест и пылких женихов!

Подслушал Лад весной, что у плетня шепталосьПо сизым вечерам,– и надоумил свах,Чтоб не напрасно цвел цветок любви в сердцах,

Чтоб племя сильное спокойно умножалосьОт синих южных волн до белой цепи льдаНа лоне русских нив для славы и труда.

1895

Перун

Чего-то ждет земля... Нет вечного шуршаньяМеж золотых хлебов; утих шумливый лес,И в душном воздухе нет песен, нет сиянья...Вдруг вихорь налетел... и вдруг исчез,И стала тяжелей истома ожиданья...Но где-то на краю чернеющих небесСверкнула молния, – порывом ликованьяВеселый грянул гром, и ветер вновь воскрес...И туча двинулась... несется ниже, ниже,Как будто льнет к земле... Все чаще и все ближеБлистает молния, грохочет громче гром...Царь – богатырь Перун, монарх лазурной степи,К любовнице спешит во всем великолепье —И к ней на грудь упал с нахлынувшим дождем.

Даждь-бог

Средь бледной зелени приречных камышейБелела дочь Днепра, как чистая лилея,И Даждь-бог молодой, любовью пламенея,С своих пустых небес безумно рвался к ней.Горячей ласкою скользил поток лучейПо телу дивному,– и, сладостно слабея,Она, предчувствуя объятья чародея,Еще боясь любви, уж радовалась ей!..Но стала вдруг кругом прекраснее природа;Свет ярче искрился и зной страстней дышал...Русоволосый бог с безоблачного сводаНа деву тихих вод, ликуя, налетал, —И мать своих детей, мать русского народа,Он, наконец обвив, впервой поцеловал!

Стрибог

Есть черная скала средь моря-океана:Там Стрибог властвует, и внуков-бегуновОн шлет оттуда к нам с дождями для лугов,С грозою, с вьюгами, с покровами тумана...Тот вторит хохоту Перуна-великана,А этот голосит тоскливей бедных вдов;От рева старшего гудит вся глушь лесов,А песни младшего нежней, чем песнь Баяна...Но на своей скале в равнине голубойГорюет старый дед, взирая вдаль сурово:Могучие уста закованы судьбой...А лишь дохнул бы он!—летели бы дубровы,Как в летний день в степи летит сухой ковыль,И от высоких гор стояла б только пыль!

Ярило

Идет удалый бог, Ярило-молодец,И снежный саван рвет по всей Руси широкой!Идет могучий бог, враг смерти тусклоокой,Ярило, жизни царь и властелин сердец!Из мака алого сплетен его венец,В руках зеленой ржи трепещет сноп высокий;Глаза, как жар, горят, румянцем пышут щеки...Идет веселый бог, цветов и жатв отец!Везде вокруг него деревья зеленеют,Пред ним бегут, шумят и пенятся ручьи,И хором вслед за ним рокочут соловьи.Идет он, светлый бог! – И села хорошеют!И весь лазурный день – лишь смех да песни там,А темной ноченькой уста все льнут к устам!

Навий день

Радуница

Ярило кликнул клич,– и зерна под землейПроснулись, и поля ковром зазеленели.К касаткам в дивный край, где зреет рожь зимой,Донесся вешний зов,– касатки прилетели!Промчался дальше он! И в этой мгле седой,Где в вечном холоде чудовищной метелиТоскует мертвый люд по горести земной,Он резко прозвенел, как ночью звук свирели!..И стала от него Морена вдруг без сил,И вихорь душ к земле и к жизни улетает,Назад к земле, где смерть Ярило победил,К земле, где в Навий день народ среди могилС радушной песнею покойников встречаетОт золотой зари до золотых светил.

Солнце и месяц

«Скажи-ка, Солнышко, сестрица дорогая,Скажи-ка, отчего вечернею поройИ ранним утром вновь, под яркою фатойКраснеешь ты всегда, как девушка земная?»Ой, как же не краснеть, как девушка земная,Мой белый богатырь, мой братец дорогой?Ведь полюбил меня красавец царь морскойИ вечно с шутками преследует играя!Пред ночью, перед днем я проходить должнаВдоль синих волн его... дорога мне одна!..То встретит он меня, ласкаясь с песней нежной,И хочет целовать, – то, спрятанный на дне,Вдруг пеною в меня он плещет белоснежной...И дерзкого, увы, так стыдно, стыдно мне!

Прометей

Уж ночь близка. – И, хоть Казбек сияет ясный,Белея девственной вершиною своей,В долинах гуще тень, и коршун средь лучейНад ними высоко кружится странно-красный...От солнца ли?.. Увы, судьбе, как ты, подвластный,Он кровью, может быть, весь обагрен твоей,О, дивный мученик, великий Прометей!И, сытый, до зари покинул пир ужасный!Откуда путь его? к какой скале седой,Титан, прикован ты?.. Нет! тайны роковойНе выдаст никогда тюремщица-природа!И нам не знать, с каким терпеньем вещий взорВеками долгими глядит от этих горТуда, где, знаешь ты, забрезжила свобода!

Японская фантазия

Апрельская лазурь, как озеро без дна,Сквозь ветви белые цветущих слив ясна,И треугольником последняя станицаУсталых журавлей в лучах чуть-чуть видна.

К Зеленой Пагоде вся ринулась столица;Но тут, под тенью слив, Нипонская княжна,Забыв, что бонзы ждут, что ждет императрица,Глядит, как в синеве плывет за птицей птица.

Откуда их полет? – не из страны ль духов,Из этих яшмовых, волшебных островов,Которых царь придет, любви живая сила,

И унесет ее средь молний и громов?..Зачем же медлит он? – Душа по нем изныла!Гадальщица давно, давно его сулила!

1895

Декабрь

Снег, только снег кругом, – на сотни верст кругом!И небо серое над белою землею!Чудовищная тишь. Не борется с зимоюПрирода севера в потопе снеговом, —

Без грез о будущем, без грусти о быломСтремясь беспомощно к мертвящему покою.Но маленькой чернеющей змееюТам поезд вдалеке скользит в дыму седом,

Скользит, свистит, исчез!.. и нет нигде движенья,И шума нет нигде... и, жаждя лишь забвенья,Равнины сонные готовы вновь заснуть, —

Быть может, радуясь, что богатырка-вьюгаЕще надолго к ним с восторженного югаВолшебнице-весне закроет синий путь.

1895

Наливка

За хатою вишняк едва зазеленетьУспел, как весь покрылся он цветами.Казалося, цветы воздушными рядами,Как бабочки, в лучи стремились улететь.

Но наступал Июнь, и гуще стала сетьТрепещущих теней меж гладкими стволами,И свежий, сочный плод под легкими листамиЧудесным пурпуром стал дерзостно алеть.

Затем... Затем годов промчались вереницы,И вишен сок бродил в тиши своей темницы,Как в сердце молодом кипит и бьется кровь.

Теперь свободен он – и лучше, крепче, краше,Пьяней и веселей, он солнце видит вновь —И вот его, мой друг, я пью за здравье ваше!

1895