Владимир Набоков - Стихи Страница 6

17 августа 1919

Тень за тенью бежит — не догонит,вдоль по стенке… Лежи, не ворчи.Стонет ветер? И пусть себе стонет…Иль тебе не тепло на печи?Ночь лихая… Тоска избяная…Что ж не спится? Иль ветра боюсь?Это — Русь, а не вьюга степная!Это корчится черная Русь!Ах, как воет, как бьется — кликуша!Копи можешь — пойди и спаси!А тебе-то что? Полно, не слушай…Обойдемся и так, без Руси!Стонет ветер все тише и тише…Да как взвизгнет! Ах, жутко в степи…Завтра будут сугробы до крыши…То-то вьюга! Да ну ее! Спи.

30 августа 1919

Катится небо, дыша и блистая…Вот он — дар Божий, бери не бери!Вот она — воля, босая, простая,холод и золото звонкой зари!Тень моя резкая — тень исполина.Сочные стебли хрустят под ступней.В воздухе звон. Розовеет равнина.Каждый цветок — словно месяц дневной.Вот она — воля, босая, простая!Пух облаков на рассветной кайме…И, как во тьме лебединая стая,ясные думы восходят в уме.Боже! Воистину мир Твой чудесен!Молча, собрав полевую росу,сердце мое, сердце, полное песен,не расплескав, до Тебя донесу…

13 сентября 1919

И снова, как в милые годытоски, чистоты и чудес,глядится в безвольные водырумяный редеющий лес.Простая, как Божье прощенье,прозрачная ширится даль.Ах, осень, мое упоенье,моя золотая печаль!Свежо, и блестят паутины…Шурша, вдоль реки прохожу,сквозь ветви и гроздья рябинына тихое небо гляжу.И свод голубеет широкий,и стаи кочующих птиц —что робкие детские строкив пустыне старинных страниц.

25 сентября 1919

Часы на башне распевалинад зыбью ртутною реки,и в безднах улиц возникали,как капли крови, огоньки.Я ждал. Мерцали безучастноскучающие небеса.Надежды пели ясно-ясно,как золотые голоса.

Я ждал, по улицам блуждая,и на колесах корабли,зрачками красными вращая,в тумане с грохотом ползли.И ты пришла, необычайна,меня приметила впотьмах,и встала бархатная тайнав твоих языческих глазах.

И наши взгляды, наши теникак бы сцепились на лету,и как ты вздрогнула в смятенье,мою предчувствуя мечту!И в миг стремительно-горящий,и отгоняя, и маня,с какой-то жалобой звенящейоторвалась ты от меня.

Исчезла, струнно улетела…На плен ласкающей любвиты променять не захотелапустыни вольные свои.И снова жду я, беспокойный,каких чудес, какой тиши?И мечется твой ветер знойныйв гудящих впадинах души.

Лондон, Marble Arch

Звон, и радугой росистоймалый купол окаймлен…Капай, частый, капай, чистый,серебристый перезвон…Никого не забывая,жемчуг выплесни живой…Плачет свечка восковая,голубь дымно-голубой…И ясны глаза иконок,и я счастлив, потомучто церковенка-ребенокраспевает на холму…Да над нею, беспорочной,уплывает на востоктучка вогнутая, точномокрый белый лепесток…

Будь со мной прозрачнее и проще:у меня осталась ты одна.Дом сожжен и вырублены рощи,где моя туманилась весна,где березы грезили и дятелпо стволу постукивал… В боюбезысходном друга я утратил,а потом и родину мою.

И во сне я с призраками реял,наяву с блудницами блуждал;и в горах я вымыслы развеял,и в морях я песни растерял.А теперь о прошлом суждено мнетосковать у твоего огня.Будь нежней, будь искреннее. Помни,ты одна осталась у меня.

12 ноября 1919

Только елочки упрямы —зеленеют — то во мгле,то на солнце. Пахнут рамысвежим клеем, на стеклеперламутровый и хрупкийвьется инея цветок,на лазури, в белой шубкедремлет сказочный лесок.

Утро. К снежному сараюв гору повезли дрова.Крыша искрится, по краю —ледяные кружева.Где-то каркает ворона,чьи-то валенки хрустят,на ресницы с небосклонаблестки пестрые летят…

1 декабря 1919

Мой друг, я искренно жалеютого, кто, в тайной слепоте.пройдя всю длинную аллею,не мог приметить на листесеть изумительную жилок,и точки желтых бугорков,и след зазубренный от пилокголуборогих червяков.

2 января 1920

Взволнован мир весенним дуновеньем,вернулись птицы, и звенят ручьибубенчиками влаги. С умиленьемя разбираю мелочи любвина пыльных полках памяти. Прохладнов полях, и весело в лесу, кудани ступишь — крупный ландыш. Как вода,дрожит лазурь — и жалобно, и жадноглядит на мир. Березы у реки —там, на поляне, сердцем не забытой,столпились и так просто, деловиторазвертывают липкие листки,как будто это вовсе и не чудо,а в синеве два тонких журавляколеблются, и может быть, оттудаим кажется зеленая землянеспелым, мокрым яблоком…

17 января 1920

Маркиза маленькая знает,как хороша его любовь.В атласный сад луна вступает,подняв напудренную бровь.Но медлит милый, а былинкебылинка сказывает сон:на звонком-тонком поединкеон шпагой мстительной пронзен.

Фонтаны плещут, и струистолепечет жемчуг жемчугу:лежит он, мальчик серебристый,комочком шелка на лугу.Она бледнеет и со страхом,ища примет, глядит на птиц,полет их провожая взмахомпо-детски загнутых ресниц.

А все предчувствие живее;рыданий душит горький зной,и укорачивает веерполупрозрачный, вырезной,то смутно-розовый, то сизый,свою душистую дугу,а рот у маленькой маркизы —что капля крови на снегу…

22 января 1920

Выйдут ангелы навстречу, —многорадужная рать,на приветствия отвечу:не хочу я умирать!Надо мной сомкнутся крылья,заблистают, зазвенят…Только вспомню, что любил ятеплых и слепых щенят.

5 февраля 1920

* Следующие 17 стихов входят в цикл "Капли красок". — С. В.

Он горстью мягкою землии кровь и слезы многим вытер;Он милосерден. В рай вошлиблудница бледная и мытарь.И он своим святым простит,что золотые моли гиблив лампадах и меж слитых плитблагоуханно-блеклых библий.

И в утро свежее любвина берег женственно-отлогиймы выбегали, и твоибосые вспыхивали ноги.Мы задыхались в серебреосоки сочной, и, бывало,подставя зеркальце к заре,ты отраженье целовала.

* Радость жить (фр.).

Черешни, осы — на лотках;и, точно отсвет моря синий,на знойно-каменных стенахгорят, горят глаза глициний.Белы до боли облака,ручей звездой в овраге высох,и, как на бархате мука,седеет пыль на кипарисах.

Мы пели в поле, и луныблуждало блещущее диво.Былинки были так бледны,так колебались боязливо.Мы шли, и, может быть, цветок,между былинками, в тревогешепнул: "Я вижу — я высок:блуждают блещущие боги…"

Он отвернулся от холстаи в сад глядит, любуясь святополетом алого листкаи тенью клена лиловатой;любуясь всем, как сын и друг,без недоверья, без корысти,и капля радужная вдругспадает с вытянутой кисти.

Где ты, апреля ветерок,прелестный, в яблони влюбленный?Цветут, цветут, а ты снежоксдуваешь этот благовонный…В былые, благостные дни,в холодном розовом тумане,да, сладко сыпались они,цветы простых очарований.

На лодке выцветшей вдвоеммеж камышей мы проплываем.Я вялым двигаю веслом,ты наклоняешься над краем.И зеленеет глубина,и в лени влаги появленьелилеи белой, как луна,встречаешь всхлипом восхищенья…

Шептала, запрокинув лик,ты о разлуке предстоящей,а я глядел, как бился бликна дне шушукающей чащи,как — в дымке — ландыша душадышала, и как с тонкой ношейполз муравей, домой спеша,такой решительный, хороший…

Когда-то чудо видел я;передаю созвучьям нынето чудо, но душа моя —как птица белая на льдине,и хоть горит мой стих живой,мне чуждо самому волненье.Я скован. Холод заревойкругом. И это — вдохновенье…

Все, что я видел, но забыл,ты, сказка гулкая, напомни;да: робким рыцарем я был,и пряжка резала плечо мне.Да. Злая встреча у ручьяв тот вечер шелково-зеленый,кольчуги вражьей чешуя,и конь под траурной попоной.

* Смерть Артура (фр.)