Владимир Набоков - Стихи Страница 7

* Смерть Артура (фр.)

Там, говорят, бои, гроза…А в Риме сумеречном, тонкоподкрасив грустные глаза,стихи расплескиваю звонко.Но завтра… Сердца стебелекя обнажу, из нежной раныв воде надушенной дымоквозникнет матово-румяный…

* Упадок (фр.).

Когда мы встали пред врагом,под белоснежными стенами,и стрелы взвизгнули кругом,Христос явился между нами.Взглянул — и стрелы на летув цветы и звезды превратились,и роем радостным Христуна плечи плавно опустились.

Дыханье веера, цветы,в янтарном небе месяц узкий…Зевая, спрашиваешь ты,как слово happiness* по-русски.А в тучках нежность хризантем,и для друзей я отмечаю,что месяц тающий — совсемлимона ломтик в чашке чаю.

* Счастье (англ.).

Твой крест печальный — красота,твоя Голгофа — наслажденье.Скользишь, безвольна и чиста,из сновиденья в сновиденье,не изменяя чистотесвоей таинственной, кому быни улыбались в темнотетвои затравленные губы.

* Блудница (лат.).

Тоскуя в мире, как в аду,уродлив, судорожно-светел,в своем пророческом бредуон век наш бедственный наметил.Услыша вопль его ночной,подумал Бог: ужель возможно,что все дарованное Мнойтак страшно было бы и сложно?

Скользнув по стоптанной траве,взвился он звучно, без усилья,и засияли в синеведавно задуманные крылья.И мысли гордые теклипод музыку винта и ветра…Дно исцарапанной земликазалось бредом геометра.

Дом новый, глухо-знойный деньи пальма, точно жестяная…Вот он идет, глядит на теньсвою смешную, вспоминаятень пестрых шелковых знамену сфинкса тусклого на лапе…Остановился; жалок онв широкополой этой шляпе…

6-24 декабря 1919

1

При звуках, некогда подслушанных минувшим,любовью молодой и счастьем обманувшим,пред выцветшей давно, знакомою строкой,с улыбкой начатой, дочитанной с тоской,порой мы говорим: ужель все это было?и удивляемся, что сердце позабыло;какая чудная нам жизнь была дана…

2

Однажды, грусти полн, стоял я у окна:братишка мой в саду. Бог весть во что играя,клал камни на карниз. Вдруг, странно замирая,подумал я: ужель и я таким же был?И в этот миг все то, что позже я любил,все, что изведал я — обиды и успехи —все затуманилось при тихом, светлом смехевосставших предо мной младенческих годов.

3

И вот мне хочется в размер простых стиховто время заключить, когда мне было восемь,да, только восемь лет. Мы ничего не просим,не знаем в эти дни, но многое душойуж можем угадать. Я помню дом большой,я помню лестницу, и мраморной Венерымеж окон статую, и в детской полусерыйи полузолотой непостоянный свет.

4

Вставал я нехотя. (Как будущий поэт,предпочитал я сон действительности ясной.Конечно, не всегда: как торопил я страстномедлительную ночь пред светлым Рождеством!)Потом до десяти, склонившись над столом,писал я чепуху на языке Шекспира,а после шел гулять…

5

Отдал бы я полмира,чтоб снова увидать мир яркий, молодой,который видел я, когда ходил зимойвдоль скованной Невы великолепным утром!Снег, отливающий лазурью, перламутром,туманом розовым подернутый гранит, —как в ранние лета все нежит, все пленит!

6

Тревожишь ты меня, сон дальний, сон неверный…Как сказочен был свет сквозь арку над Галерной!А горка изо льда меж липок городских,смех девочек-подруг, стук санок удалых,рябые воробьи, чугунная ограда?О сказка милая, о чистая отрада!

7

Увы! Все, все теперь мне кажется другим:собор не так высок, и в сквере перед нимдавно деревьев нет, и уж шаров воздушных,румяных, голубых, всем ветеркам послушных,на серой площади никто не продает…Да что и говорить! Мой город уж не тот…

8

Зато остались мне тех дней воспоминанья:я вижу, вижу вновь, как, возвратясь с гулянья,позавтракав, ложусь в кроватку на часок.В мечтаньях проходил назначенный мне срок…Садилась рядом мать и мягко целовалаи пароходики в альбом мне рисовала…Полезней всех наук был этот миг тиши!

9

Я разноцветные любил карандаши,пахучих сургучей густые капли, краски,бразильских бабочек и английские сказки.Я чутко им внимал. Я был героем их:как грозный рыцарь, смел, как грустный рыцарь, тих,коленопреклонен пред смутной, пред любимой…О, как влекли меня Ричард непобедимый,свободный Робин Гуд, туманный Ланцелот!

10

Картинку помню я: по озеру плыветширокий, низкий челн; на нем простерта дева,на траурном шелку, средь белых роз, а слеваот мертвой, на корме, таинственный старикседою головой в раздумий поник,и праздное весло скользит по влаге сонной,меж лилий водяных…

11

Глядел я, как влюбленный,мечтательной тоски, видений странных полн,на бледность этих плеч, на этот черный челн,и ныне, как тогда, вопрос меня печалит:к каким он берегам неведомым причалит,и дева нежная проснется ли когда?

12

Назад, скорей назад, счастливые года!Ведь я не выполнил заветов ваших тайных.Ведь жизнь была потом лишь цепью дней случайных,прожитых без борьбы, забытых без труда.Иль нет, ошибся я, далекие года!Одно в душе моей осталось неизменным,и это — преданность виденьям несравненным,молитва ясная пред чистой красотой.Я ей не изменил, и ныне пред собойя дверь минувшего без страха открываюи без раскаянья былое призываю!

13

Та жизнь была тиха, как ангела любовь.День мирно протекал. Я вспоминаю вновьбезоблачных небес широкое блистанье,в коляске медленной обычное катаньеи в предзакатный час — бисквиты с молоком.Когда же сумерки сгущались за окном,и шторы синие, скрывая мрак зеркальный,спускались, шелестя, и свет полупечальный,полуотрадный ламп даль комнат озарял,безмолвно, сам с собой, я на полу играл,в невинных вымыслах, с беспечностью священной,я жизни подражал по-детски вдохновенно:из толстых словарей мосты сооружал,и поезд заводной уверенно бежалпо рельсам жестяным…

14

Потом — обед вечерний.Ночь приближается, и сердце суеверней.Уж постлана постель, потушены огни.Я слышу над собой: Господь тебя храни…Кругом чернеет тьма, и только щель двернаяполоской узкою сверкает, золотая.Блаженно кутаюсь и, ноги подобрав,вникаю в радугу обещанных забав…Как сладостно тепло! И вот я позабылся…

15

И странно: мнится мне, что сон мой долго длился,что я проснулся — лишь теперь, и что во сне,во сне младенческом приснилась юность мне;что страсть, тревога, мрак — все шутка домового,что вот сейчас, сейчас ребенком встану сноваи в уголку свой мяч и паровоз найду…Мечты!..Пройдут года, и с ними я уйду,веселый, дерзостный, но втайне беззащитный,и после, может быть, потомок любопытный,стихи безбурные внимательно прочтя,вздохнет, подумает: он сердцем был дитя!

21-22 августа 1918

* Этот стих и следующие 9 стихов принадлежат циклу «Ангелы». — С. В.

О лучезарных запою,лазурь на звуки разбивая…Блистает лестница в раю,потоком с облака спадая.О, дуновенье вечных сил!На бесконечные ступенитекут волнующихся крылцветные, выпуклые тени.Проходят ангелы в лучах.Сияют радостные лики,сияют ноги, и в очахБог отражается великий.Струится солнце им вослед;и ослепителен и сладокнад ступенями свежий светпересекающихся радуг…

Из пламени Господь их сотворил, и всталиони вокруг Него, запели, заблисталии, ослепленные сияньем Божества,расправили крыла и заслонились ими,и очи вспыхнули слезами огневыми.

"Бог — лучезарная, безмерная Любовь!" —шестикрылатые запели Серафимы;метнулись, трепеща, приблизились и вновьоткликнулись, огнем божественным палимы,и слезы райские из ангельских очейсвободно полились, блеснув еще светлей…Одни на небесах остались, и звездамиих люди назвали. Они горят над нами,как знаки Вечности… Другие — с высотыупали в этот мир, и на земле их много:живые отблески небесной красоты,хвала, предчувствие сияющего Бога,и пламенной любви блаженная тревога,и вдохновенья жар, и юности мечты.

Они над твердью голубой,покрыв простертыми крыламиЗерцало Тайн, перед собойглядят недвижными очамии созерцают без концаглубокую премудрость Бога;и, содрогаясь вкруг Творцаи нагибаясь, шепчут строгодруг другу тихое: "Молчи!",и в сумрак вечности вникают,где жизней тонкие лучииз мира в мир перелетают,где загораются онипод трепетными небесами,как в ночь пасхальную огнисвеч, наклонившихся во храме.

И бытие, и небосвод,и мысль над мыслями людскими,и смерти сумрачный приход —все им понятно. Перед ними,как вереницы облаков,плывут над безднами творенья,плывут расчисленных мировзапечатленные виденья.

22 сентября 1918