Петр Киле - Телестерион [Сборник сюит] Страница 61

В кабинет вносят Пушкина. Переодевшись во все чистое, он улегся здесь же на диване. Врачи, друзья. К ночи боли от раны становятся невыносимыми. Раздается ужасный крик.

                 П у ш к и н                (придя в себя)Что ж это было? Вопль нечеловеческий.Ужели я кричал? О, нет. Нельзя.Несчастную жену лишь напугаю.Да разве станет легче мне, как врачСоветует: "Кричи!", помочь не в силах.Нет, этой малости я не поддамся.Но, боже мой, скорей. Кто плачет там?

Музы проступают в отдаленьи.

               Х о р  м у зКто жалости из них достоин больше?             Муж, умирающий на ложе,Или жена, в страданиях немых?Без слез и слов в конвульсиях тугихВся извивается клубком, змеею,       И ноги выше головы дугою,И сладу с нею нет, сильна, гибка, —       Безумная вакханка такова,И в радости, и в горе беспощадна.Повинна или нет, она несчастнаЗа всех за нас, сестер и муз,       И нет священней мук и уз.Всех мук, что горьше ста смертей,       Поэт снесет, как Прометей,       Хотя он не титан могучий,       А гений чистый и летучий,С бессмертными в сравненьи мотылек, —        Героя, точно впрок, рождает рок.               Ведь мало быть поэтом,       Чтоб в мир явиться Мусагетом.

               П у ш к и н      (с явным облегчением)Который час? А день второй. С детьмиЯ попрощался и с женою тоже.И с вами, да.           (Обращаясь к книгам.)                         Прощайте же, друзья!Все кончено.           (Приподнимаясь.)                           А нет, все выше. Выше!          (Падает бездыханный.)

Музы с плачем исчезают.

ЭПИЛОГ

Святогорский монастырь. Ясный весенний день. У могилы поэта три юные барышни с букетами из полевых цветов — то музы.

                   Х о р  м у зВ местах, где в ссылке он провел два года,        И мирная воспета им природа        В сияньи дня, во звездной мгле,        Изгнанник на родной земле                    И пленник,        Сошел в кладбищенские сени.        Пусть ныне торжествует рок.        Тоску и грусть ты превозмог              Души прекрасной песней,        И жизни нет твоей чудесней!        Мир праху твоему, поэт!Да не умолкнут в бурях грозных летПоэзии высокой пламенные вздохи              Классической эпохи.

Все это, видите ль, слова, слова, слова.         Поэтов участь не нова.Все светлое, поруганное, гибнет,И плесенью могилы липнет          К нему хула и клевета,          И глохнет в мире красота.А торжествует лишь уродство,Играя важно в благородство.Поэт! Покойся в тишине, —          В неизмеримой вышине,Где Феб рассеивает тучи,Как солнце, светлый и могучий,Встает и образ милый твой,          Овеян высшей красотой.

Сюита из трагедии «Утро дней»

ПРОЛОГ

            Х о р  у ч е н и к о в

Вся жизнь сияет в полумгле.             Художник на Земле, —             Так повелось от века, —              Прообраз человека              И Мастера-творца,Достоин лишь тернового венца.        В чем смысл такой напасти        Едва ль рассудим, кстати.Что роль на сцене? Все-таки игра.Нам жизнь свою прожить пришла пора,         Как на вселенской сцене.               Отверзлись стены,               И мы, друзья,               В просвете бытия.

1

Абрамцево. На опушке леса перед широкой панорамой долины речки Воря группа молодых художников весьма разного вида и возраста; обращаются между собою, очевидно, по произвищам: Бова, Леший, Феб, Сирин, Бычок, играя вместе с тем роль Хора учеников.

               Л е ш и йПослушайте! Мы обошли именье;Мы заглянули в мастерские, в церковьИ в школу, но не ясно, где же намОстановиться на ночлег?

                 Б о в а                                              Милейший!Ну, разве обиталище твоеНе лес?

                Л е ш и й             Да,  в том лесу, где  королевствоТвое, Бова!

                 Б о в а                     Ну, значит, здесь и всюду, Где русский дух, где Русью пахнет.

                Л е ш и й                                                             МиромИ в самом деле веет здесь родным,Когда б не тучи, молнии за лесом.

                  Ф е бХозяев нет. Прислуга не любезна,Против обыкновения; пожалуй,Встревоженная чем-то.

                Б ы ч о к                                           Феб, откройся,Из нас один ты здесь бывал.

                  Ф е б                                                  Ребенком,Среди детей. Узнает кто меня?Нет, скажем, мы из мастерской Серова.Его-то все здесь знают хорошо.

               С и р и нВы видели в гончарной мастера,Который даже не взглянул за деломНа нас?

                   Ф е б               Как не взглянул? Безумным взором,Как на фигурок, слепленных из глины,Готовый сунуть для обжига в печь,Глазурью смазав, словно жизни знаком.

                С и р и нДа, это ж Врубель!

                Б ы ч о к                                  А, из декадентов.

                С и р и нТак говорят, но он художник чудный.

                Б ы ч о кА все ему с Серовым не сравниться.

                   Ф е бИ сравнивать не нужно. ХорошиИ братья Васнецовы, и Поленов,И Нестеров, Коровин, Остроухов,И Левитан, — о, сколько здесь взрослоХудожников в Абрамцевском кружке,Куда собрал их Савва Мамонтов!

                Л е ш и й Да, личность колоссальная, скажите!

           Х о р  у ч е н и к о вВсе удивления достойно здесь: отец —Друг ссыльных декабристов и купец.А сын, эпохой Пушкина взращенный,В промышленники вышел он, делец,        Артист непревзойденный        На сцене жизни и певец.Он брал в Италии уроки пеньяИ лепки — полон вдохновенья.И скульптор славный мог бы выйти из него,Когда б не мецената торжество,Единого во многих лицах, всех из круга,Кого привлек для вдохновенного досуга.Ценя классическую древность, он хранил мечтуИ звал друзей любить родную красоту.

Являются две девушки, одетые по-деревенски, весьма нарядно, также со сказочными именами — Аленушка и Василиса.

Л е ш и й. Ах, Боже! Не сон ли это?

Ф е б. Сказка!

А л е н у ш к а. Господа художники! Мы слыхали, вас зовут то Бова, то Сирин, и даже Леший среди вас есть. Кого же вы разыгрываете?

С и р и н. Если мы кого-то разыгрываем, то, уж верно, самих себя. А вы кто будете?

А л е н у ш к а. Я-то Аленушка.

С и р и н. В самом деле? Не из сказки? Можно потрогать?

А л е н у ш к а. Никак нельзя. Я не таковская. А ее зовут Василиса.

Б ы ч о к. Василиса Премудрая?

Ф е б. Василиса Прекрасная.

Л е ш и й. Да она же себе на уме, весьма даже зловредная.

В а с и л и с а. И я не таковская. Что мы пришли, так это дед говорит, учеников надо бы приютить хоть на ночь. Даром что пустует избушка на курьих ножках.