Сергей Городецкий - Избранные произведения. Том 1 Страница 69

Горюшко

Без призора ходит гореОт одной избы к другойИ стучит в окно к Федоре,Старой сватье дорогой:

«Отвори, Федорушка,Отвори скорей!Это я тут, Горюшко,Плачу у дверей».

«Нет с Федорой разговора,Ты мне, Горе, не родня!Хлеба горы, денег ворохПолучила с трудодня».

Горе шасть в другую хату,Где в окошках шум и свет,И стучится в двери к свату,Другу прежних горьких лет.

«Приюти, Егорушка,Сватьюшку свою!Это я тут, Горюшко,У дверей стою».

«У Егора с Горем ссора!Уходи от хаты прочь!За колхозного шофераВыдаю я замуж дочь».

Горе плачет, пот струитсяПо костлявому лицу,И в окно оно стучитсяК многодетному отцу:

«Отвори, Сидорушко,Пропусти в жилье!Ты ведь помнишь ГорюшкоВечное свое!»

«В Красной Армии три сына,В школу отдал дочек трех.Тут седьмые Октябрины,Не марай ты мой порог!»

«Что с народом приключилось?Не видало отродясь!..»Горе лужицей расплылось.Солнце высушило грязь.

Послесловие

Нимфе

Последняя страница книги,Мой друг, закрылась пред тобой:Огромной жизни нашей мигиВ ней сплетены с моей судьбой, —

Борений полной, непонятнойПодчас и мне. Рассудишь сам,Где родинки — рожденья пятна,Где сóзвук юным голосам.

Но не к тебе лишь послесловье,Читатель мой, обращено, —И к той, чьей верною любовьюМне было солнце зажжено.

Она, души моей подруга,В глухие годы тьмы и злаИз заколдованного кругаМеня в свободный мир вела.

И если что-нибудь живоеУслышишь в повести седой,Скажи спасибо молодоеТой, кто была моей звездой.

Достоевский

Уйдите! Уйдите! Я вас не хочу.Я вас умоляю, учитель, — уйдите!Смеетесь? Ошиблись. Я мчусь. Я лечуВ пылающем вихре вам страшных событий.

Вы доктора сын. Вы большой психиатр,Анатом рубцов изъязвленного мозга.Людского страданья Эсхилов театрВы ставите властно махиной громоздкой.

Поймите меня. Вам легко пожалетьПроходимца двух эр, двух эпох ледниковых.Вы построили мне одиночную клеть!Вы на волю надели смиренья оковы!

Так зачем же вам ночью меня посещать,Вам, мучителю дум краевых поколений?Я из клетки бежал, вызволенья ища,Я не с вами, а с тем, кто свобода, кто Ленин.

Солнцем день закипает. Взрывают гудкиБезделья ночного седое болото.Я в массе. Я с нею. Гудков кипяткиМне шпарят израненный череп работой.

А вы истлеваете в блеске труда,Вы лысым ребенком застыли в тревоге,В костлявые пальцы зажав поводаСорвавшейся тройки, чей кучер был Гоголь.

Вы ждете, гранит запахнув на себе,Немым валуном средь людей притворяясь,И смотрите вдаль, где идет по Трубе,Стреляя ресницами, Соня вторая…

Гудки замирают. Кончается труд.Цепляясь за окна фатой синеватой,Унылые сумерки в город бредут,Вся линия улицы ночью измята.

И снова, пугая распухшим лицом,Вот тем, что в гробу срисовал с вас художник,Ко мне, соблазняя терновым венцом,Из Мертвого дома приходит острожник.

Клочок порыжелой в страстях бороды.Пиджак словно соткан из невских туманов…Я знаю: колода картишек худыхВзметнется из близкого к сердцу кармана.

Вы мечете банк. Я иду… Проиграл!Еще… Карта бита. Я нищий!Со Спасских ворот долетает хорал:«Вы жертвою пали…»

Вы ищете пищи.Искусству раскрыв ненасытную пасть,В нее вы бросаете тему за темой,И жадная ночь насыщается всластьЕще не написанной вами поэмой.— Хотите ва-банк? —Отвечаю дрожа:— Хочу! Достоевщина — ставка! —Но раньше, чем карта, ударом ножаРассвет рассекает нас. Кончена явка.

Я к форточке. Воздуху! Ветер, смеясь,Сдувает губительный пепел свиданья,И кожу окраски сменив, как змея,Вдаль улица стройно ведет свои зданья.

И строится город, и пилы звенят,Прочнейшую гать настилая на омут.И странная сила уносит меняЗа вами идти. Но идти по-другому.

И словом, борьбой налитым, как у вас,Взвалив вашу страшную ношу на плечи,Хочу не смиренью учить я сейчас —Хочу рассказать я про бунт человечий.

«Струны белые березок…»

Струны белые березокПотянулись в синеву,Всю стряхнул осенний посохЗолотую их молву.

И задумчивые ели,Гордо вея головой,Изумрудом засмуглели,Расправляя бархат свой.

«Осень, осень! Золотая!…»

«Осень, осень! Золотая!Тая в бездне голубой,Безвозвратно улетая,Унеси меня с собой!»

«Листьям простеньким приятнаЛётной смерти быстрота,Но ведь ты, мудрец занятный,Жил на свете неспроста?»

«Настанет час, когда меня не станет,…»

Настанет час, когда меня не станет,Помчатся дни без удержу, как все.Все то же солнце в ночь лучами грянет,И травы вспыхнут в утренней росе.

И человек, бесчисленный, как звезды,Свой новый подвиг без меня начнет.Но песенка, которую я создал,В его трудах хоть искрою блеснет.

Моя обитель

Весь мир мне улыбался,И улыбался я.А он, качаясь, мчалсяПо безднам бытия.

Кругом летят созвездья,У каждого свой путь.Умчаться с ними вместе,На эту жизнь взглянуть?

Но не хочу расстатьсяС обветренной землей, —Уж лучше с нею мчаться,То ль доброй, то ли злой.

Хотите ль, не хотите,Но эту благодать —Житейную обительМне жалко покидать.

Арфа

Вере Дуловой

Когда из голубого шарфаВечерних медленных тенейТвоя мечтательная арфаВдруг запоет о вихре дней,

О бурях неги, взлетах страсти,О пламенеющих сердцах,Я весь в ее волшебной власти,В ее ласкающих струях.

И кажется, что эти звукиНа волю выведут меняИз праздной скуки, душной мукиУшедшего бесплодья дня.

Комментарии

Все тексты стихотворений, составивших настоящий том, за исключением особо оговоренных случаев, печатаются по изданию: Городецкий Сергей. Стихотворения и поэмы, Библиотека поэта. Л., Советский писатель, 1974.

В комментариях приняты следующие сокращения:

Блок А, — Блок А. Собр. соч. в 8-ми томах, М. — Л., 1960–1963.

ЛН — Литературное наследство. М., «Наука».

ЦГАЛИ — Центральный государственный архив литературы и искусства, Москва.

Книга «Ярь» в том виде, в каком она почти полностью печатается в настоящем издании, представляет собой первый том «Собрания стихов» Городецкого. На контртитуле тома имеется помета: «Том первый. Книга первая и вторая», но внутри тома разделения на книги нет. На титульном листе издание названо вторым. Объясняется это тем, что еще в конце 1906 года вышла первая книга молодого поэта, также называвшаяся «Ярь». В нее входило 66 стихотворений — далеко не все, написанное и опубликованное Городецким к тому времени. Книга открывалась стихотворным вступлением, в дальнейшем вошедшим в цикл «Рождение». Об обстоятельствах создания этой книги автор позже вспоминал: «Летом (1904 г.) я поехал на «кондиции» (уроки) в усадьбу тогдашней Псковской губернии. Все свободное время я проводил в народе, на свадьбах и похоронах, в хороводах, в играх детей. Увлекаясь фольклором еще в университете, я жадно впитывал язык, синтаксис и мелодии народных песен. Отсюда и родилась моя первая книга «Ярь» («Мой путь», с. 322). Летом следующего года основные стихотворения этой книги были написаны, но только зимою 1906 года (не позже 19 декабря) сборник вышел в свет. Поэт не был удовлетворен им: «Вот и вышла «Ярь», — писал он Блоку 19 декабря 1906 года. — Как далеко от того, что хотелось, даже от укороченной мечты… Книжечка жалкенькая по виду и двойственная по содержанию — такова и должна быть моя Ярь» (Блок А. Записные книжки. М., 1965, с. 533). Но книга была очень высоко оценена многими современниками. В письме к матери от 21 декабря 1906 года Блок назвал «Ярь» «может быть, величайшей из современных книг» (Блок А. Письма к родным, т. I. Л., 1927, с. 161). А в своей записной книжке отметил: «Большая книга… Городецкий — весь полет… Может быть, «Ярь» — первая книга в этом году — открытие, книга открытий». Вяч. Иванов в рецензии писал: «Все, что вытекло в «Яри» из народной песни, лирической и лиро-эпической, подлинно и высоко поэтично… В его языке — подлинная динамика народной речи… Он ничего не воспроизводит исторически точно или этнографически подлинно, но свободно творит так, как ему дано, ибо иначе он и не может». («Критическое обозрение», 1907, вып. 2, с. 49.) В. Я. Брюсов писал: «Своею «Ярью» Сергей Городецкий дал нам большие обещания и приобрел опасное право — быть судимым в своей дальнейшей деятельности по законам для немногих» (Брюсов В. Далекие и близкие. М., 1912, с. 164).