Константин Бальмонт - Полное собрание стихотворений Страница 73

2

Да, я наверно жил не годы, а столетья,Затем что в смене лет встречая – и врагов,На них, как на друзей, не в силах не глядеть я,На вражеских руках я не хочу оков.

Нет, нет, мне кажется порою, что с друзьямиМне легче жестким быть, безжалостным подчас: —Я знаю, что для нас за тягостными днямиНастанет добрый день, с улыбкой нежных глаз.

За миг небрежности мой друг врагом не станет,Сам зная слабости, меня простит легко.А темного врага вражда, как тьма, обманет,И упадет он вниз, в овраги, глубоко.

Он не узнает сам, как слаб он в гневесильном,О, величаются упавшие, всегда: —Бродячие огни над сумраком могильнымСчитает звездами проклятая Вражда.

Я знаю, Ненависть имеет взор блестящий,И искры сыплются в свидании клинков.Но мысль в сто крат светлей в минутностилетящей,Я помню много битв, и множество веков.

Великий Архимед, с своими чертежами,Прекрасней, чем солдат, зарезавший его.Но жалче тот солдат, с безумными глазами,И с беспощадной тьмой влеченья своего.

Мне жаль, что атом я, что я не мир – два мира! —Безумцам отдал бы я все свои тела, —Чтоб, утомясь игрой убийственного пира,Слепая их душа свой тайный свет зажгла.

И, изумленные минутой заблужденья,Они бы вдруг в себе открыли новый лик, —И, души с душами, сплелись бы мы как звенья,И стали б звездами, блистая каждый миг!

Тройственность двух

Возрождение

Возвращение к жизни, и первый сознательный взгляд.– «Мистер Хайд, или Джикиль?» два голоса мнеговорят.

Почему ж это «Или»? я их вопрошаю в ответ.Разве места обоим в душе зачарованной нет?

Где есть день, там и ночь. Где есть мрак, тами свет есть всегда.Если двое есть в Мире, есть в Мире любовь и вражда.

И любовь ли вражду победила, вражда ли царит,Победителю скучно, и новое солнце горит.

Догорит, и погаснет, поборется с тьмою – и ночь.Тут уж что же мне делать, могу ли я Миру помочь.

Ничего, Доктор Джикиль, ты мудрый, ты добрыйты врач,Потерпи, раз ты Доктор, что есть Мистер Хайд,и не плачь.

Да и ты, Мистер Хайд, если в прятки играешь,играй,А уж раз проигрался, прощай – или вновь начинай.

И довольно мне слов. Уходите. Я с вами молчу.– О, начало, о, жизнь, неизвестность, тебя я хочу!

Мировое причастие

«L'idé e pure, l'infini, j'y aspire, il m'attire»...О, искавший Флобер, ты предчувствовал нас.Мы и ночи и дни устремляемся в Мир,Мы в Бездонности ждем отвечающих глаз.

В наших жилах течет ненасытная кровь,Мы безмерны в любви, безграничны вдвоем.Но, любя как никто, не обманемся вновь,И влюбленность души не телам отдаем.

В океанах мечты восколеблена гладь,Мы воздушны в любви, как воздушен туман.Но Елены опять мы не будем искать,И войной не пойдем на безумных Троян.

Нет, иное светло ослепило наш взор,Мы коснулись всего, растворились во Всем.Глубину с высотой сочетали в узор,С Мировым в мировом мы причастия ждем.

Больше медлить нельзя возле старых могил,Что прошло, то прошло, что мертво, то мертво,Мы в стозвучном живем, в Литургии Светил,В откровеньи Стихий, в воскресеньи Всего.

«PAX HOMINIBUS BONAE VOLUNTATIS»

Мир на Земле, мир людям доброй воли.Мир людям воли злой желаю я.Мир тем, кто ослеплен на бранном поле,Мир тем, в чьих темных снах живет Змея.

О, слава Солнцу пламенному в вышних,О, слава Небу, звездам, и Луне.Но для меня нет в Мире больше лишних,С высот зову – и тех, кто там, на дне.

Все – в Небесах, все – равны в разной доле,Я счастлив так, что всех зову с собой.Идите в Жизнь, мир людям доброй воли,Идите в Жизнь, мир людям воли злой.

Город золотых ворот

Сон волшебный. Мне приснился древний Город Вод,Что иначе звался – Город Золотых Ворот.

В незапамятное время, далеко от нас,Люди Утра в нем явили свой пурпурный час.

Люди Утра, Дети Солнца, Духи Страсти, в немОбвенчали Деву-Воду с золотым Огнем.

Деву-Воду, что, зачавши от лучей Огня,Остается вечно-светлой, девственность храня.

Дети Страсти это знали, строя Город Вод,Воздвигая стройный Город Золотых Ворот.

Яркость красок, мощность зданий, вал, над валомвал,Блеск цветов, глядящих в Воду, в эту глубьзеркал.

Город-Сказка. С ним в сравненьи людныйВавилонБыл не так похож на пышный предрассветныйсон.

С ним в сравнении Афины, Бенарес и РимВзор души не поражают обликом своим.

Это – сказки лет позднейших, отрезвленных дней,Лет, когда душа бледнеет, делаясь умней.

В них не чувствуешь нежданных очертаний сна,Уж не сердце в них, а разум, лето, не весна.

В них не чувствуешь безумья утренней мечты,Властелинской, исполинской, первой красоты.

В тех, в забытых созиданьях, царствовалаСтрасть,Ей, желанной, предается, вольно, все во власть.

Оттого-то Дети Солнца, в торжестве своем,Башней гордою венчали каждый храм и дом.

Оттого само их имя – золото и сталь,Имя гордое Атланта – Тольтек, Рмоагаль.

В будни жизнь не превращая, мир любя, ониЯркой краской, жарким чувством наполняли дни.

До монет не унижая золото, ониИз него ковали входы в царственные дни.

Вход Огнем обозначался в древний Город Вод,Что иначе звался – Город Золотых Ворот.

Гвоздики

Когда расцветают гвоздики в лесах,Последние летние дни истекают.В гвоздиках июльские дни замыкаютТу юную кровь, что алеет в лучах.И больше не вспыхнут, до нового года,Такие рубины, такая свобода.

На черном фоне

На черном фоне белый светМеня мучительно пленяет.И бьется ум. Дрожит. Не знает,Не скрыт ли страшный здесь ответ.

Боясь принять ответ жестокий.Вопрос я тайный хороню.И вновь молюсь. Молюсь – Огню,В тени Стремнины звездоокой!

Фата Моргана

Фата Моргана,Замки, узоры, цветы и цвета,Сказка, где каждая краска, чертаС каждой секундой – не та,Фата МорганаЯвственно светит лишь тем, кто, внимательный,рано,

Утром, едва только Солнце взойдет,Глянет с высокого камня на Море,К солнцу спиной над безгранностью вод,С блеском во взоре,К Солнцу спиной,Правда ль тут будет, неправда ль обмана,Только роскошной цветной пеленойБыстро возникнет пред ним над волнойФата Моргана.

Красный

Кораллы, рубины, гранаты,Вы странным внушеньем богаты: —На вас поглядишь – и живешь,Как будто кого обнимаешь, —На вас поглядев, понимаешь,Что красная краска не ложь.

О, кровь, много таинств ты знаешь!

Когда по равнине пустынной-седойСкользишь утомленно чуть зрячей мечтой,Лишь встретишь ты красный какой лоскуток, —Вмиг в сердце – рождение строк,Как будто бы что-то толкнуло мечту,И любишь опять горячо КрасотуИ красочный ловишь намек.

О, кровь, я намеков твоих не сочту!

Когда, как безгласно-цветочные крики,Увижу я вдруг на июльских лугахКапли крови в гвоздике,Внутри, в лепестках,Капли алые крови живой,Юной, страстной, желающий ласк, и делениячуждой на «мой» или «твой», —Мне понятно, о чем так гвоздика мечтает,Почему лепестки опьяненному Солнцу онаподставляет: —Вижу, вижу, вливается золото в алую кровь,И теряется в ней, возрождается вновь,Взор глядит – и не знает, где именно Солнце,Где отливы и блеск золотого червонца,Где гвоздики девически-нежной любовь.

О, кровь, как ты странно-пленительна, кровь!

Вот, словно во сне,Почудились мнеСтолепестковые розы,В оттенках, в несчетности их лепестковВновь вижу, как девственны, женственны грезы,Но знаю, что страстность доходит почти до угрозы,Знаю я, как бесконечно богаты уста,Поцелуи, сближенье, альков,Как первозданно богаты два рта,В красноречьи без слов.Я гляжу, и теряюсь, робею,Я хочу, и не смеюСорвать эту розу, сорвать, и познать упоенье, любовь.

О, кровь, сколько таинств и счастии скрываешь ты,кровь!

Розовый

Румянец яблока, на фоне Сентября,С его травой-листвой воздушно-золотой,Румянец девушки, когда горит заря,Румянец девушки, идущей за водою,Меж тем как в серебре и в зеркале рекиМелькают, зыбкие, и пляшут огоньки.

Румянец сладостно-стыдливого незнанья,Когда услышит вдруг онаЕе смутившее признанье,И он, сдержав свое дыханье,Безмолвно чувствует, что радость – суждена.

И наконец еще, румянец тот, предельный,Когда они вдвоем сливаются в одно,И чашей полной, чашей цельнойПьют сладко-пьяное вино,И в этой неге беспредельной,В предвестьи сказки колыбельной,Разбиться чаше суждено.

Предрассветно-лепестковый