Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе Страница 8

Мираж

Дежурный закричал:– Скорей сюда!Мираж!          смотрите!Все сюда!Скорей!.. —И резко отодвинута еда.И мы вываливаемся из дверей.

Я ждал всего.Я был готов к любому:к цветам и пальмам                          в несколько рядов,к журчащему прибою голубому,к воздушным башням                             древних городов.Ведь я читал,как над пескомбесстыдновставали           эти памятники лжи.Ведь я читал,как жителей пустынис дороги уводили                       миражи…Ведь я читал,ведь я об этом знаю:слепящим днем,как в полной темноте,шагалилюди,        солнце проклиная,брелик несуществующей воде.

Но здесь…– Да где мираж?!– А очень просто.Туда смотри!..

Я замер,поражен:на горизонте                 плавали                            торосывторым,не очень ясным этажом.Они переливались                         и дрожали…

Я был готов к любому.Ждал всего…Но Арктика!Ты даже           миражамиобманыватьне хочешь никого.

Нелетная погода

Нет погоды над Диксоном.                                    Есть метель.Ветер есть.И снег.А погоды нет.Нет погоды над Диксоном третий день.Третий день подряд                           мы встречаем рассветне в полете,который нам по душе,не у солнца,                слепящего яростно,а в гостинице.На втором этаже.Надоевшей.Осточертевшей уже.Там, где койки стоят в два яруса.Там, где тихий бортштурман Лешаснисходительно,полулежа,на гитаре играет,                      глядя в окно,вальс задумчивый                        «Домино».Там, где бродят летчики по этажу,там, где я тебе это письмо пишу,там, где без рассуждений                                 почти с утра, —за три дня,наверно, в десятый раз, —начинается «северная» игра —преферанс.Там, где дни друг на друга похожи,там, где нам                ни о чем не спорится…Ждем погоды мы.Ждем в прихожейСеверного полюса.Третий день                погоды над Диксоном нет.Третий день.

А кажется:двадцать лет!Будто нам эта жизнь двадцать лет под стать,двадцать лет, как забыли мы слово:                                               «летать»!И обидно.И некого вроде винить.Телефон в коридоре опять звонит.Вновь синоптики,самым святым клянясь,обещают на завтравылетдля нас.

И опять, как в насмешку,приходит с утразавтра,         слишком похожеена вчера.Улететь —              дело очень нелегкое,потому что погода —нелетная.

…Самолеты охране поручены.Самолеты к земле прикручены,будто очень опасные                            звери они,будто вышли уже                       из доверья они.Будто могутплюнуть они на людей —на пилотов,механикови радистов.И туда, где солнце.                         Сквозь тучи.

Над Диксономтретий день погоды нет.

Третий день.Рисковать приказами запрещено.

Тихий штурман Лешаглядит в окно.Тихий штурман                     наигрывает «Домино».Улететь нельзя все равнони намеренно,ни случайно,ни начальникам,ни отчаянным —никому.

К вопросу о полярных «волках»

Он в комнату ввалилсяс тяжелым рюкзаком.Дышал он в наши лицамедовым табаком.Он улыбался пьяненько:«Живем, брат, ничего!..»Висел значок полярникана кителе его.

Рассказывал про то,                          как,дороги не пробив,застрял корабль в протокахразлившейся Оби,как он случайно спассяу Каменных Дверейи кончились запасыподмокших сухарей.Как он осилил ветер,как он жилье нашели как убил              медведяохотничьим ножом.

Об этом мы, наверно,не знали ни черта…Но были мы уверены,что нам он —не чета.Посасывая трубку,чтоб убедить верней,показывал он                  рукуи сизый шрамна ней.Учил,как надо табакомделиться            без обид,как надо пить                  одним глоткомнеразведенный спирт.Слова звучали веско, —солидные слова:– Мне Арктика известнадо тонкостей,                  братва…И вот теперь внезапно, —хоть я и сам не рад, —я должен ехать завтрапо делув Ленинград.

Но тут Сережа Братниковпрервал его:                – Шалишь!Да ты ж           неделю в Арктике.О чем ты говоришь?!Чего за рюмку                   прячешься?Иль не узнал меня?Ведь ты в конторе                         плачешьсяуже четыре дня…Бежишь отсюда?Ладно,катись —             переживем!Таких, как ты,обратно —умри, —не позовем!Беги,другим рассказывай,другим втирай очки.Валяй, в Крымупоказывайполярные             значки!Не надо делать драмы,с нами – не дури…Ответь мне лучше прямо:струсил?Говори!..

И тот пошел,                  поехал:мол, начал вдруг болеть…Мол, надо ж человекакогда-нибудьжалеть…Приехал необдуманно…Почти что без вещей…А тут       метели дунули…И нелегко…Вообще…Мол, хоть и не партийный,но знаю, что к чему…И ежели противноздоровью            моему…Культурный, мол, не просто…В отличье от других…

Ему сказали:– Брось ты!Видали мытаких!

…И тем же самым вечеромморозною поройиз-за стола развенчаннымподнялся наш                   «герой».Он трубкой не попыхивали не смотрел на нас, —батон в рюкзакзапихивал,наверно, в пятый раз.

Сказал перед уходом,к нам обернувшись вдруг:– Сдыхайте,коль охота.А я махну             на юг!Наплачетесь —попомните…

Дверь щелкнула замком…И долго           пахло в комнатепрогорклым табаком.

Ушел самолет

Вам каждый второй расскажет                                        невыдуманную историю, —(об этом           не пишут в газетах,песен об этом                  не слышно),но я видел сам однажды:ушел самолет на Викторию.Ушел самолет, покачиваясь.Ушел самолет,и крышка…

Одиннадцать дней радисты                                     усталых глаз не смыкали.Обшаривали пилоты                            каждый клочок земли.Людей,         потерпевших бедствие,одиннадцать дней искали.А на двенадцатый                        утром                                радировали:«Нашли!»Нашли?Но тогда скажите,                        зачем же, кусая губы,начальник аэропорта                            не смотрит в глаза другим?Кому эти черные ленты?Зачем же оркестр из клубав притихшем                  маленьком заленегромко играет гимн?..Упругий морозный воздух                                   морзянка сечет на части,земля беспокойно вздрагивает,известием растревожена…

И сообщают об этомженам однимда начальству.Женам —             так, как приказано.Начальству —                   так, как положено…

А в доме возле Арбатаматери верили снам.Им снилась немая пустыня                                    без края и без конца.Белесый сынишка штурманапроплакал в тот день допозднапод огромной картой Арктики                                         в кабинете отца…По-прежнему шли самолеты                                      трассой предельно трудной.По-прежнемудолгим вьюгам                    никто не хотел сдаваться…

И над молчаливыми льдами,над бесконечной тундройвисели на ниточках звезды,готовые          оборваться.

Летчики

Экипажу полярного летчика А. Старова

Грохали двери.Люди вносилив низкую комнату                        пар светло-синий.

Только входили,только вступали,как заколдованные, засыпали…Спали пилоты.Механики спали.Спаликак будто впервые с рожденья,спалис невиданным наслажденьем.Там, где попало.Там, где упали.За все предстоящие недосыпыспали на совесть.                       Взахлеб.Но не вдоволь…Утром        они говорили:                           «Спасибо!» —и снова были к полету готовы.Снова ревели моторы призывно,мерно подрагивая от напряженья.Штурман в кабине                         привычным движеньемвешал над столиком карточку сына…Взвизгивали,бесновались метели.Черные тучи смертью грозили…Люди острили.Люди        летели.Делали дело.Наград не просили.В жизни такой                   они толк понимали:только по крупнойиграя со смертью,шли на посадку —где бы сломалиногудаже бывалые                  черти!Небо встречало их снегом и ливнем.Небо пугало…

Но в мире просторномбольше,          чем всяким приметам счастливым,верили эти людимоторам.

…Мне бы            размах этих крыльев!Мне быэту огромность бездонного неба!Это святое презренье к покою.Силу б такую.Сердце такое.Может, немногое                      в жизни смогу я.Только с собоюберу вместо клятвыто, что сейчас повторяю,смакуя:– Люди крылаты.Люди крылаты…Бейся ж,веселая песня,в моторев дни снеговые,в ночи сырые!..

Люди крылаты!Крылаты!!И горетому,      кто рискнет им подрезать                                        крылья.

Северное