Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения Страница 8

Джерси, май 1853

III

ВОСПОМИНАНИЕ О НОЧИ 4 ДЕКАБРЯ

Две пули в голову ребенка угодили.Был скромен мирный дом, где люди честно жили.Из рамки на стене смотрел на нас Христос.Нас бабке встретила потоком горьких слез.В молчанье горестном ребенка мы раздели.Был бледен рот его, глаза остекленели;Ручонки свесились, как сломанный цветок.В кармане мы нашли некрашеный волчок.Персты могли бы вы вложить в отверстье раны, —Так терн раздавленный багрит кусты поляны.Был череп мальчика расколот пополам,И бабка старая, вздохнув, сказала нам:«Как бледен он, увы! Приблизьте лампу. Боже!Волосики в крови и так присохли к коже!»Ребенка мертвого она у нас взяла.Сгущалась за окном зловещей ночи мгла.Гремели выстрелы. Там снова убивали.«Поможем саван сшить», — товарищи сказали,И в дедовском шкафу мы взяли простыню.Старуха поднесла меж тем дитя к огню,Как будто бы согреть холодный труп желая.Но то, что тронула десница ледяная,Не в силах отогреть людские камельки.Старуха бережно сняла с него чулкиИ, ножки мальчика в свои схвативши руки,Вдруг закричала нам: «За что такие муки?О люди добрые! Ему семь лет всего!Он школу посещал. Хвалили все его.Понадобилось мне на днях писать прошенье,И мальчик мне помог. Кто дал им разрешеньеРасстреливать детей? Помилуй, боже, нас!Иль палачи они? Я спрашиваю вас!Он утром здесь играл у моего окошка.За что же убивать его, такую крошку?Он нашу улицу как раз перебегал,Они, прицелившись, убили наповал.Он мал, а я стара, в гробу одной ногою.Пусть этот Бонапарт покончил бы со мною;Но на моих глазах убить ребенка вдруг!..»Внезапно у нее перехватило дух.Мы тоже плакали, на слезы глядя эти.А бабка молвила: «Зачем мне жить на свете?Он после дочери был у меня один.Так объясните мне, мой добрый господин:За что же он убит, мой маленький внучонок?«Ура, республика!» он не кричал, ребенок!»И, головы склоня, молчали мы в ответПред этой горестью, где утешенья нет.

Так, матушка, у нас в политике ведется.Ведь этот Бонапарт, — он вправду так зовется, —Деньгами небогат, но принц, и потомуЖить хочет во дворце, и золото емуПотребно на пиры, на карты, на забавы.Хотел бы он прослыть спасителем державы,Хранящим честь семьи, и церковь, и закон.Средь розовых куртин в Сен-Клу желает онПрефектов с мэрами вкушать хвалы пустые, —И вот поэтому праматери седыеРукой трясущейся и сморщенной, как трут,Внучатам маленьким могильный саван шьют.

Джерси, 2 декабря 1852

IV

«Ты, солнце, светоч, полный блага…»

Ты, солнце, светоч, полный блага,Вы, дикие цветы оврага,Вы, гротов гулких голоса,И ты, росы душистой влага,И терном полные леса,

Вы, гор священные твердыни,Что, будто храм, белеют в сини,Дуб вековой, утес седой, —Все то, что созерцаю ныне,Чью жизнь и душу пью душой, —

Вы, рощи девственные своды,И светлый ключ — святые воды,Куда лазурь небес глядит, —Скажите: пред судом ПриродыКак этот выглядит бандит?

Джерси, 2 декабря 1852

V

«С тех пор, как справедливость пала…»

С тех пор, как справедливость пала,И преступленье власть забрало,И попраны права людей,И смелые молчат упорно,А на столбах — указ позорный,Бесчестье родины моей;

Республика отцовской славы,О Пантеон золотоглавый,Встающий в синей вышине!С тех пор, как вор стыда не знает,Империю провозглашаетВ афишах на твоей стене;

С тех пор, как стали все бездушныИ только ползают послушно,Забыв и совесть, и закон,И все прекрасное на свете,И то, что скажут наши дети,И тех, кто пал и погребен, —

С тех пор люблю тебя, изгнанье!Венчай мне голову, страданье!О бедность гордая, привет!Пусть ветер бьет в мой дом убогийИ траур сядет на пороге,Как спутник горести и бед.

Себя несчастьем проверяюИ, улыбаясь, вас встречаюВ тени безвестности, любя,Честь, вера, скромность обихода,Тебя, изгнанница свобода,И, верность ссыльная, тебя!

Люблю тебя, уединенныйДжерсейский остров, защищенныйБританским старым вольным львом,И черных вод твоих приливы,И пашущий морские нивыКорабль, и след за кораблем.

Люблю смотреть, о глубь морская,Как чайка, жемчуг отряхая,В тебе купает край крыла,Исчезнет под волной огромнойИ вынырнет из пасти темной,Как чистый дух из бездны зла.

Люблю твой пик остроконечный,Где внемлю песне моря вечной(Ее, как совесть, не унять),И кажется, в пучине мглистойНе волны бьют о брег скалистый,А над убитым плачет мать.

Джерси, декабрь 1852

VI

ДРУГОЙ ПРЕЗИДЕНТ

1

Вот, консерваторы, избранник ваш законный!..В дни безмятежные он был рычащим псом,Драконом яростным, химерой разозленной,А в дни беды — кротом!

Ища себе главу, они, — когда открыто,Ломая все, гроза росла у наших стен, —Нашли подлейшего. Коль не было Терсита,То избран был Дюпен.

О властелин-народ! Свою спасая ренту,Политиканы труд твой честный предают!Гляди: в противовес бандиту-президенту,Стал президентом — шут.

2

Скрипучим голосом напоминая клушу,Трибунов пламенных, чтобы заткнуть им рот,Язвил он… О, глупцы! Презреннейшую душуОблечь в такой почет!

Избрали!.. В гнусный день, когда свершалось дело,Солдаты при штыках, свирепостью горя,Вошли в священный храм, откуда людям рделаПрекрасная заря!

Алтарь низвергнут был, насилия воскресли.Тут честь и долг ему кричали, возмутясь:«Встань! С молнией в руках встань на курульном кресле!»Влезть предпочел он в грязь.

3

Пусть и лежит в грязи, избрав ее гробницей, —Из памяти людей навеки прогнан прочь,Пусть там разложится, став падалью безлицей,Бесформенной, как ночь!

И даже, коль пойдут его искать в клоаке,Пусть он останется в гнилье неразличим,И все, что ползает, все, что кишит во мраке,Пускай сольется с ним!

И пусть история, коль спросят, что такоеЛежит на гноище, брезгливый даст ответ:«Как знать? Какое-то позорище былое,Кому и клички нет!»

4

О, если б ад впускал подобные личины,Их в горькой гордости не отгонял от врат, —Скажите мне тогда, поэты, чьи дубиныПорог его хранят, —

Не правда ль — в бездне той, где обитает кара,Где всем надеждам грань — пылающий фронтон, —Скажи мне ты, пророк патмосского пожара,Ты, Дант, и ты, Мильтон,

И ты, старик Эсхил, Электры знавший трепет, —Не радостно ль мечтать, что мерзких масок бьют,За преступленья мстя; что оплеуху влепитМосье Дюпену — Брут!

Брюссель, декабрь 1851

VII

О ПАССИВНОМ ПОВИНОВЕНИИ

1

О, эпопеи войн! Бойцы Второго Года!Вы против королей стремили гнев народа!Австриец ли, пруссакБыл вам противником, Тир иль Содом с Гоморрой,Иль русский царь, людей ловящий злобной своройСвоих борзых собак,

Или Европа вся с надменными вождями,С пехотой, с конницей несметной, над полямиНависнув точно рок,Свирепой гидрой встав и смертной брызжа влагой, —Вы с песней в битву шли, снабженные отвагой,Лишенные сапог!

С дрянными ружьями, что на плечах бренчали,На север, запад, юг, восток — в любые дали —Средь огненных зыбей,Оборванны, без сна, без отдыха, без снеди,Вы шли, веселые, трубя в рожки из меди,Как тысяча чертей!

Вела Свобода вас, высоким вея стягом.В лоб — горы, реки — вброд! И под державным шагомЛюбой рубеж стонал.Творились чудеса: все время стычки, встречи,Сражения… Жубер ломил врага на Эче,Марсо на Рейне гнал.

Вы били авангард, вы центр на клочья рвали;По грудь в воде брели, в грозу, в метель шагали,Но лишь вперед — и в бой!О мире враг просил; другой сдавал твердыни;И троны вихрь сметал, как листья по равнинеОсеннею порой.

О! С молнией в глазах, сколь были вы, солдаты,Велики в громе битв! Растрепанны, косматы,Шли в черном смерче вы!Вы излучали свет; пылая, непреклонноШли, вскинув голову, дыханьем аквилонаДыша, как бурей львы!

О, в упоении эпической борьбою,Вы грозной музыкой пьянели боевою:Как звук небесных сфер,Средь пуль крылатая гремела Марсельеза,Звучали взрывы бомб, рев труб, и лязг железа,И смех твой, о Клебер!

Вам Революция кричала: «Волонтеры!Умрите за других, но сбив с темниц затворы!» —«Идем!» — был ваш ответ.«В бой, старый ветеран! В бой, маршал безбородый!»И оборванцами вы, рыцари Свободы,Шли, ослепя весь свет!

Вам страх неведом был, неведомы печали.Вы б — нет сомнения — и тучи штурмовали,Коль, обратив глаза,Свой олимпийский бег прервав неукротимый,Увидели б, что перст Республики родимойНаправлен в небеса!

2

Едва лишь дух взлетит к ним, к этим ветеранам,Как вновь их светит лик и блещет меч, тиранамГрозивший в славный год.Вот воины тех лет! Теперь о них забыли:Истории невмочь вместить все эти были;Теперь — иным почет.

Да, слава нынешним! Стотысячным отрядомИдут по городу (сто на пять!) с грозным взглядом.Бей, барабан, греми!Картечью! Залп сверкнул; ствол хорошо нацелен:В квартале Тикетонн — победа! — пал, застрелен,Ребенок лет семи.

Герои!.. Женщины им не страшны, конечно;В прохожих трепетных они палят беспечно,Как смелым надлежит;Вскачь сквозь Париж летят пикеты их лихие,И можно видеть мозг и волосы седыеОправою копыт.

На приступ родины они идут; законыШтурмуют. Их полки, команды, эскадроны, —Все пьяное зверье, —Нажравшись, деньги взяв, с безумными глазами,Готовы ко всему. Мопа несет их знамя,В рожок трубит Вейо.

Народ лишен всего: нет ни свинца, ни стали;Ему ни пороха, ни ружей не достали…Удобный миг, бойцы!Закон дано хранить двум или трем трибунам,А ваших пушек строй жерлом грозит чугунным, —Рискните ж, храбрецы!

О войско Декабря, герои из засады,Убийцы родины, чьи мчатся кавалькады,Бесчестя весь Париж!..Сверкали, как маяк, сказал я, ваши дедыИ презирали смерть, фанфарою победыПред боем взрезав тишь.

Их не страшил удар ничьих пехот и конниц —Пруссак ли шел на них, иль смуглый каталонец,Иль русский великан.А вы — вы лишь в стрельбе по горожанам метки;Да! Сарагосу взять смогли гиганты-предки,Вы взяли… ресторан!

Ну как, История?.. Отцы, расправя плечи,На батареи шли в упор сквозь град картечи;А эти, сжав тесак,По детям раненым, по старцам непреклонноК злодейству шествуют… Два разные фасонаБестрепетных атак!

3

Тот человек, — в ночи, покуда над усталымПарижем не блеснул рассвет, —Прийти к себе велел французским генераламС трехзвездным блеском эполет.

Сказал он: «Можете к моим склониться картам,Что скрыл я тьмой от взоров дня:Меня вы до сих пор считали Бонапартом,Мое же имя — Западня.

Откроюсь завтра я — в день траура и скорби,В день похорон и перемен.А вы пока должны бесшумно, спины сгорбя,Как воры, проскользнуть вдоль стен.

Вот и отмычка вам, — ее в быту острожномУже не раз я применял, —И вы взломаете нажимом осторожнымЗакона вековой портал.

Тут — сабли наголо! Ура! И строем тесным,С толпой шпионов впереди,Топчи, дави, души всех, кто остался честным,Кто гордость сохранил в груди,

Трибунов и народ, Палату и подвалы, —Чтоб весь Париж лежал у ног!Я буду щедр». Взялись за дело генералы,В чем отказал бы сам Видок.

4

Теперь — награда преторьянцам!Солдаты, пейте! Где запретВину, и хохоту, и танцам?Казармам — пир, постам — банкет!

Разгул багрит усы рубакам;Червонцев полон их карман;Им Эльдорадо бивуаком,У них Камачо — капитан.

Кутеж над клочьями закона.Вчера убийства. Нынче бал.И шпагу у НаполеонаГаргантюа, как вертел, взял.

Насильники разбой кровавыйПобедой мнят. В чаду хмельномОни позор считают славой,Француза каждого — врагом.

Отчизну обезглавя, пылкоОни встречают день второй:В одной руке у них бутылкаИ жертвы голова — в другой.

И пляшут все в кадрили черной,Как по оврагам нищий сброд;Вино Сибур им льет проворный,И девок им Тролон ведет.

На тех пирах напропалуюОркестры бурные гремят…Но я творю мечту инуюДля обездоленных солдат!

Мечту о бурях, бьющих с неба,О комьях снега на сосне,О сне в снегах, о днях без хлеба,О бомбах, рвущих брешь в стене.

Мечту о маршах, ранах, бедах,О продырявленной в боюШинели старой, о победах —Но одного над десятью!

О том, что, славой к ним слетая,Бойцов безвластных опьянитГероев нищета святая,Величье их могильных плит!

Ведь в кандалах Европа стонет,Ведь в душах гнев бурлит опять,Ведь скоро громом бог уронит:«Оковам — пасть! Народам — встать!»

Раскрыта новая страницаИстории — и слышно мне,Как бронзовая колесницаГремит в зловещей вышине.

И землю гул глухой колышет,Бунтует сталь и рвет ножны,И ветром из ноздрей в нас пышет,Беснуясь, черный конь Войны!

Солдаты! Вас, в мечте бессонной,Я шлю по славному пути,Где вам передовой колоннойВсе человечество вести!

Для вас, воителей достойных,Для братьев, я мечту хранюЛишь об отечественных войнахИ тронах, преданных огню!

Я берегу ваш пыл военный,И строй, и гордый ваш мундир,Бойцы, для той войны священной,Что породит для мира — мир!

Вы предо мной в моих виденьях,О воины, опять и вновьИдете радостно в сраженьяхИ лавры видите сквозь кровь,

В пыли и в черных смерчах дымаВы исчезаете — и вдруг,Вновь появясь, необоримоБлеск проливаете вокруг

И легионом всемогущим —Народов вера и мечта —Идете к светлым дням грядущимЧерез лазурные врата!

5

Что ж, воины! Теперь — позора дни пред вами!За Брюном и Дезе, великими сердцами,В кого народ влюблен,И за Тюренном вслед, Сентрайлем и Лагиром —Вам куроцап дает пред изумленным миромВ награду сень знамен!

Знамена родины! Краса былых сражений!Всех древних витязей, всей прежней славы тени!Страшился вас беглец;Пронзали пули вас, и штык, и алебарда;В лохмотьях ваших кровь и Гоша и БаярдаВ один слилась багрец!

О стяги старые! Простясь с могильной ночью —На волю! Крыльями святые вскиньте клочья,Всем ослепляя взор,И стаей грозною слетайте с небосклонаКружить, витать, парить — и скройте, о знамена,Наш нынешний позор!

Избавьте воинов от их значков клейменых!Вы гнали королей, вились на бастионах,Отважных душ маяк;Вас по горам несли и средь снегов суровых;Вы осеняли смерть!.. Орлов гоните ж новых,Кем осенен кабак!

Пусть разницу поймут несчастные солдаты!Знамена Франции! Явите им крылатыйВаш строй, что, как заря,Сиял над Мёзою, и Самброю, и Рейном!..И вздрогнет Аустерлиц пред мужеством питейнымВторого Декабря.

6

Увы! Все кончено! Грязь, мрак… Над нашей славой,Что в бездну рухнула, встал ореол кровавыйИз кличек воровскихМопа, Морни, Арно, Маньяна, Бонапарта…Так склоним головы: взята Гоморрой — Спарта!..Их пять — убийц ночных!

Все страны в свой черед захватам подвергались.В край древних вольностей, в Британию, вторгалисьНейстрийцы; готам сданБыл древний Рим; Махмуд взял Византию в узы;Сицилия сдалась трем рыцарям… Французы —Пятерке каторжан!

Так! Властвуйте! Собор наполнен фимиамом,Канавы — трупами, дворец — банкетным гамом,И омерзеньем — мир.Царите же! Народ (для вас он «чернь») душите;Париж и Францию к лафетам привяжитеДымящихся мортир!

7

Когда захлопнулся капкан, и смолкли стоны,И он свои кресты, медали и шевроныНа ваш мундир кидал, —Вы, к зною Африки привычные рубаки,Ужель не поняли, что грязь — все эти знаки,Что вас он запятнал?

О, лишь подумаю — и на ресницах слезы!Солдаты! Жаль мне вас, жаль той зари, чьи розыУже блистали вам!Жаль: слава навсегда для вас теперь затмилась,Хоть не одна душа меж вами оскорбилась,Весь этот видя срам.

Солдаты! Чтили мы ваш прежний блеск победный.Сыны республики, сыны лачуги бедной,Вы знали славы сон!Но, изменив одной и оплевав другую,Вы — слуги хищника, что пьет их кровь святую!..Чем подкупил вас он?

За кем идете вы обманутой ватагой?За деньги овладев, как девкой, вашей шпагой,Он, явный всем злодей,Авантюрист, ловкач, столь милый вашим душам,Войдет в историю, Великим став Картушем, —Наполеон-Пигмей!

И сабля армии, напавшей ночью с тыла,Присягу, долг, закон и право изрубила;И попраны пятойПрогресс, грядущее, республика ВтораяИ революция, что в мир неслась, блистаяСвободою святой,

Чтоб он, топча страну с разбитыми сердцами,Мог над великими усесться мертвецами —Всевластный гнусный гном —И в мерзостных пирах, нажравшись до отвалаИ человечью кровь глотая из бокала,Икал кровавым ртом!

8

Ты видишь, господи, что армия свершила!Поскольку честь ее безмолвней, чем могила,И, стыд забыв, онаВся пресмыкается, с ползучим гадом схоже;Поскольку Франция, твой чистый факел, боже,В крови угашена,

И совесть — в трауре и прячется, страдая;Поскольку храм и суд, в плаще из горностая,Обслуживая власть,Твердят, что истина и право — лишь в успехеИ лучше сплошь в крови достичь заветной вехи,Чем непорочно пасть;

Поскольку души все, как девки, полны гнили;Поскольку умерли крушители бастилийИль канули во мрак;Поскольку мерзости в подкупленных палатах,Из сердца исходя, летят из губ разъятых,Как будто из клоак;

Поскольку меркнет честь, покуда цезарь блещет;Поскольку весь Париж — о, стыд! — во тьме трепещет,Внимая женский стон;Поскольку нет сердец — лететь к великой цели;Поскольку старые предместья оробелиИ, видно, впали в сон, —

То я молю, творец: твои вручи мне громы,И я, хоть я ничто, смогу, судьбой влекомый,Преступника настичь;Взметнув суровый стих — твое, господь, орудье, —Войду к нему, войду слугою правосудья,В руке сжимая бич,

И, засучив рукав, как некий укротительЯ саван с мертвецов сорву, их гневный мститель,И в ярости святой,В закон возмездия неколебимо веря,Я растопчу нору — Империю — и зверяВ короне золотой!

Джерси, 7 — 13 января 1853