Лев Кобылинский - Стихотворения Страница 8

Далекой

Ты всех непорочней, всех в мире прелестней,тебя славословит мой гибнущий дух;но сказкою детства, но ангельской песнейдано ль разомкнуть заколдованный круг?

Да будет навеки меж нами преградапрозрачней, чем лед, и прочнее, чем сталь:ты вся — ожиданье Грядущего Града,я весь — об утраченном Рае печаль!

Я плачу, и тише напев серафима,и ближе кипенье и пенье огня,и саван холодный из бледного дымаобъемлет и тихо колеблет меня!

Ты белые крылья сплела со струнами,как стройная арфа, ты сердцу сестра,но с белыми ты уплываешь волнами,свой плач проливая на угли костра.

А я, перед Ангелом белым склоненный,как прежде, безумный, безумье люблю,и даже, молясь на тебя, опаленный,я тихие крылья твои опалю!

Над весной

Веска зовет. Высоко птицазвенит оттаявшим крылом,и солнце в окна к нам стучитсясвоим играющим перстом.

Улыбки неба скорбь природы,но эта скорбь светло-легка,и сладко плачут облакаи, плача, водят хороводы.

И звезды, теплые, как слезы,дрожат и, падая, поют,цветы, приникнув к стеклам, пьютдавно обещанные грозы.

Как нежен трепет полутеней,как их задумчивость тиха,а крик безумный петухазвучит, как благовест весенний.

И все под ропот исступленныйпробуждено, озарено,одеты первые балконы,раскрыто первое окно.

Лучи склоняются дугой,гром прогремит и затихает,и даже снег благоухаети камень дышит под ногой.

Лишь Ты по-прежнему спокойна,лишь Ты, как Божие дитя,не радуясь и не грустя,глядишь на шум весны нестройной.

В своем готическом окнелишь миг ее дыханьем дышишь,чуть улыбаешься Весне,и уж не видишь и не слышишь…

И весь я строже и печальней.и внемлет сердце, не дыша,как со звездою самой дальнейтвоя беседует душа.

Последний полет

Она умерла оттого, что закат был безумно красив,что мертвый пожар опрокинул в себе неподвижный залив,и был так причудливо-странен вечерних огней перелив.

Как крылья у тонущей чайки, два белых, два хрупких веслазакатом зажженная влага все дальше несла и несла,ладьей окрыленной, к закату покорно душа поплыла.

И бабочкой белой порхнула, сгорая в воздушном огне,и детства забытого радость пригрезилась ей в полусне,И Ангел знакомый пронесся и вновь утонул в вышине.

И долго смотрела, как в небе горела высокая даль.и стало ей весел уплывших так странно и жаль и не жаль,и счастье ей сердце томило, ей сердце ласкала печаль.

В закате душа потонула, но взор преклонила к волне,как пепел, ее отраженье застыло, заснуло на дне,и, тихо ему улыбнувшись, сгорела в воздушном огне.

И плыли все дальше, качаясь, два белых, два хрупких весла,и розовый пепел, бледнея, в кошницу Заря собрала,закат был красив, и безбольно она, все простив, умерла…Не плачь! Пусть слеза не встревожит зеркальную цельность стекла!..

Пряха

Она с рожденья пряла,так свыше суждено,и пело и плясалоее веретено.  Вот солнце засияло  к ней в узкое окно,  и пело и плясало  ее веретено.Прядет, прядет без срока,хоть золотую нитьс лучом звезды далекойрука могла бы свить.  Но пробил час, вот слышит  веселый стук копыт,  и нить рука колышет.  и сердце чуть дрожит.Вскочила, оробелыйв окно бросает взор,пред нею Рыцарь Белыйлетит во весь опор.  Все видит: щит, облитый  лучами чистых звезд.  и на груди нашитый  широкий, красный крест:В нем все так несказанно,над шлемом два крыла…и нить свою нежданнорука оборвала.  Нить гаснет золотая,  как тонкий луч небес,  и милый образ, тая,  быстрее сна исчез.Кто нить больную свяжет,как снова ей блеснуть,и сердцу кто расскажет,куда он держит путь?  И день и ночь на страже  над нею Смерть, давно  ее не вьется пряжа.  молчит веретено.— «Приди же, Смерть, у прялкисмени меня, смени!..О. как ничтожно жалкимои пустые дни!..  Вы, Ангелы, шепните,  как там соединить  две золотые нити  в одну живую нить!..Я в первый раз бросаювысокий терем мой,и сердце рвется к Раю,и очи полны тьмой!..  Вот поступью несмелой  к волнам сбегаю я.  где, словно лебедь белый,  качается ладья.И к ней на грудь в молчаньея, как дитя, прильнуи под ее качаньебезропотно усну!»

Белый рыцарь

Рыцарь, я тебе не верю!Пламень сердца скрыт бронею,и твоей перчатки страшномне холодное пожатье.

Страшен мне твой крест железный —рукоять меча стального,речь сквозь черное забрало…Я тебе не верю, Рыцарь!

Рыцарь, страшны мне рассказыпро зверей и великанов,страшны мне святые гимны,что поют самосожженье.

Рыцарь, Рыцарь, будь мне братом!опусти свой щит тяжелый,подними свое забралои сойди с коня на землю!

Рыцарь, я не королева,не волшебница, не фея!Видишь, выплаканы очии безжизненны ланиты!

Знаешь, вещий сон мне снился,(я была почти ребенком),говорят, что сны от Бога,был то сон, была то правда?

Как-то я порой вечернейпод окном одна грустила,вдруг в окне предстал мне Рыцарь,чудный рыцарь, Рыцарь Белый.

Трижды он позвал: «Мария!»и исчез, а я не знала,то мое ль он назвал имя,или Деву Пресвятую!

Мне одежду лобызая,он исчез во мраке ночи.только там на дальнем небесорвалась звезда большая!

И во мне звучит немолчнос этих пор призыв «Мария!»Говорят, что сны от Бога,был то сон, была то правда?

Я с тех пор, как неживая,я не плачу пред Мадонной;на Ее груди Младенец,я же вовсе одинока.

Будь мне братом, милый Рыцарь!О, сойди ко мне на землю,чтоб остаток дней могла яна груди твоей проплакать.

Любовь и смерть

Под строгим куполом, обнявшись, облакалегли задумчивой, готическою аркой,как красный взгляд лампад, застенчиво-неяркийдрожит вечерний луч, лиясь издалека.

Тогда в священные вступаю я века;как мрамор строгих плит, кропя слезою жаркойстраницы белые, я плачу над Петраркой,и в целом мире мне лишь ты одна близка!

Как гордо высятся божественные строки,где буква каждая безгрешна и стройна.Проносятся в душе блаженно-одинокой

два белых Ангела: Любовь и Тишина;и милый образ твой, и близкий и далекий;мне улыбается с узорного окна.

Но жизни шум, как режущий свисток,как в улье гул жужжаний перекрестный,бессмысленный, глухой, разноголосныйсмывает все, уносит, как поток.

Раздроблены ступени строгих строк,и вновь кругом воздвигнут мир несносныйгромадою незыблемой и косной,уныло-скуп, бессмысленно-жесток.

Разорваны видений вереницы,вот закачался и распался храм;но сердцу верится, что где-то там,

где спят веков священные гробницы,еще плывет и тает фимиам,и шелестят безгрешные страницы.

Как цепкий плющ церковную ограду,моя душа, обвив мечту свою,не отдает ее небытию,хоть рвется тщетно превозмочь преграду.

Нельзя продлить небесную отраду,прильнуть насильно к райскому ручью…мятежный дух я смерти предаю,вторгаясь в Рай, я стану ближе к Аду!

Вот из-под ног уходит мрамор плит,и за колонной рушится колонна,и свод разъят… Лишь образ Твой, Мадонна,

немеркнущим сиянием залит,лишь перед Ним сквозь мрак и клубы дымаЛюбовь и Смерть горят неугасимо!

Рассказ Иларио