Ветер шумит в тополях (ЛП) - Сиблейрас Жеральд Страница 3

РЕНЕ: Все получат удовольствие, долго не задержат: тост, стихи — и в постельку.

ГУСТАВ: Вы прямо зациклены на этом Шассане. Шассань, Шассань, Шассань!

РЕНЕ: Хотя бы изредка можно ведь поучаствовать в зачаточной общественной жизни этой богадельни. Я не прав?

ГУСТАВ: До чего же надоел этот тип, ей богу. Вы получили свой стишок — отлично, и больше ни слова о нем.

РЕНЕ: Ладно! Вы становитесь агрессивны. Я вас оставлю.

ГУСТАВ: Еще и в позу встаете.

РЕНЕ: Нет, нет, оставляю вас наедине с вашими тополями…

ФЕРНАН: Ладно, Рене, мы против него ничего не имеем, только уж…

РЕНЕ: Вы правы, тип надоел… Бедный доходяга, единственная у него была радость — отпраздновать свои восемьдесят пять… Я глубоко сожалею: не просек, что для столь высоких умов вся эта история прозаична до отвращения.

ГУСТАВ: А вы обидчивы, Рене.

ФЕРНАН: Да, Рене, он прав, не следует впадать в подобное состояние из-за такой малости.

РЕНЕ: Нет, нет, не продолжайте, я ухожу, вы меня раздражаете.

Уходит, опираясь на трость

ФЕРНАН: Не уходите, Рене, это глупо.

Рене уходит

ГУСТАВ: Иногда он лезет в бутылку без всякого к тому повода.

ФЕРНАН: Он очень рассердился.

ГУСТАВ: Слишком уж обидчив.

ФЕРНАН: Вы будете сегодня вечером на дне рождения?

ГУСТАВ: Само собой.

Затемнение

СЦЕНА 2

Фернан и Густав.

ФЕРНАН: Кто бы мог подумать, что он станет так плакать?

ГУСТАВ: Горючими слезами.

ФЕРНАН: В полном потрясении, полном. Очень трогательно было видеть, как он благодарен.

ГУСТАВ: Не следует преувеличивать: его чрезмерная благодарность вызывает скорее опасения.

ФЕРНАН: Ваши стихи произвели настоящий триумф. Сестра Мадлена была от них в восторге. Теперь вы ее рекрут на все грядущие дни рождения.

ГУСТАВ: Я очень сердит на Рене, за то, что он сказал, что стихи — мои. Он это сделал нарочно, чтобы мне досадить.

ФЕРНАН: Как вы думаете, он сегодня придет?

ГУСТАВ: Да.

ФЕРНАН: Вчера мы вели себя с ним чересчур жестко.

ГУСТАВ: Нет, на сей счет, у меня нет опасений, он вот-вот явится.

ФЕРНАН: А, может, он на другой террасе?

ГУСТАВ: Нет, он боится плесени! И потом здесь ему хорошо с нами. Он доволен… Самый большой его недостаток как раз и состоит в том, что он доволен… Всегда видит «хорошую сторону вещей»… Энтузиаст.

ФЕРНАН: Вот уже двадцать пять лет, как он здесь. Это помогает ему держать удар.

ГУСТАВ: Нет, не думаю, он такой от природы. Уже родился энтузиастом. А умрет — мы получим мертвого энтузиаста… Деваться ему некуда.

ФЕРНАН: Мне он очень нравится.

ГУСТАВ: Мне тоже. Но я не нравлюсь ему… Он завидует.

ФЕРНАН: Чему?

ГУСТАВ: Тому, что я читаю вашу почту.

ФЕРНАН:…Вполне возможно, да.

ГУСТАВ: И потом вы с ним знакомы лет десять, а я здесь не дольше шести месяцев. У вас было прекрасное трио, а теперь — квартет, к чему он никак не привыкнет.

ФЕРНАН: Квартет?

ГУСТАВ: Да, с учетом собаки.

Появляется Рене

ФЕРНАН: Аааа!

ГУСТАВ: А, Рене.

ФЕРНАН: Мы как раз о вас говорили, спрашивали, где это вы ходите.

РЕНЕ: Господа, я сделал поразительное открытие.

ГУСТАВ: (в сторону, Фернану) Точно энтузиаст…

ФЕРНАН: Ну-ка, ну-ка. Расскажите.

РЕНЕ: Вы знаете, что с некоторых пор я взял в привычку прогуливаться вокруг нашей богадельни вдоль крепостной стены… Моя маленькая ежедневная радость. Так вот, вчера, оставив вас наедине с вашими тополями, я шагнул навстречу приключениям, направившись через кладбище, и обнаружил непосредственно за ним, совсем рядом, небольшой городок. И в этом городке, господа, скрыто настоящее сокровище…

ФЕРНАН: Какое же?

ГУСТАВ: (подогревая энтузиазм Рене) О, да, расскажите нам.

РЕНЕ: Школа для девочек!

ГУСТАВ: Сногсшибательно!

ФЕРНАН: Главный интерес в школе для девочек представляют девочки, скрывающиеся в здании. Вы их видели?

РЕНЕ: Вот так, как вас теперь. Должно быть, я пришел в час прогулки.

ГУСТАВ: Я и не знал, что их прогуливают.

РЕНЕ: Все, как одна, прелестны. Свежие, улыбчивые, волосы легкие, воздушные. Они были просто неотразимы.

ГУСТАВ: И много их там?

РЕНЕ: Они меня окружили. Из небольшой дверцы в переулок выплеснулась целая ликующая орава и буквально поглотила меня. С первого же момента они проявили глубокое почтение к моей ноге и одарили меня сочувствующими улыбками… Вначале я сохранял несокрушимое достоинство «героического воина, гордого принесенной им жертвой», пока не появилась молодая женщина, сопровождавшая девочек…

ФЕРНАН: Как это молодая женщина?

РЕНЕ: Прекрасная, как роза! И стоило ей улыбнуться, потупив очи, как я лишился всего, чем обладал… вернее, того, что от этого осталось. Потом они испарились, а я всё стоял на своих полутора ногах… не в силах последовать за ними.

ФЕРНАН: И какого же возраста были девочки?

РЕНЕ: Ну… лет двенадцати-тринадцати.

ГУСТАВ: Интерес к двенадцати-тринадцатилетним девочкам вам как раз по возрасту.

ФЕРНАН: Будьте осторожны, по крайней мере. Вас могут неправильно понять, видя, как вы ковыляете, преследуя группу девочек.

ГУСТАВ: А ваша роза, на что она похожа?

РЕНЕ:…На цветок.

ФЕРНАН: Теперь понятно.

РЕНЕ: На длинную лилию… стройную и гибкую.

ГУСТАВ: Глядите-ка, вы, оказывается, тоже поэт!

РЕНЕ: Согласитесь, что это большая неожиданность. Я и понятия не имел, что в шестистах метрах отсюда имеется школа для девочек.

ГУСТАВ: Я тоже не знал.

РЕНЕ: Но для вас-то это естественно: вы ведь вообще не выходите.

ГУСТАВ: Никогда. Комната, терраса, тепленький супчик и баиньки.

РЕНЕ: Однако… вчера вечером вы нарушили эту свою привычку… Браво!

ГУСТАВ: Благодарю вас.

РЕНЕ: Сестра Мадлен сказала мне, что сожалеет о том, что вы такой вспыльчивый… сварливый…нехороший… неприятный… злобный… желчный, она еще добавила, потому что у вас замечательный вкус и, вполне вероятно, большой талант.

ФЕРНАН: А я спрашиваю себя, не влюблена ли сестра Мадлен в вас, Густав.

ГУСТАВ: Ох, не надо было мне ее валтузить. В результате всё обернулось против меня.

ФЕРНАН: Стало быть, в результате вы повстречались с малышкой.

РЕНЕ: Повстречался? Случайно столкнулся.

ГУСТАВ: И что же вы теперь намерены делать?

РЕНЕ: Понятия не имею.

ГУСТАВ: Опять туда пойдете?

РЕНЕ:…Вполне вероятно.

ГУСТАВ: Можно не сомневаться.

РЕНЕ: А что же мне еще остается? Не могу же заговорить с ней на улице.

ФЕРНАН: Почему бы и нет?

РЕНЕ: Неприлично.

ФЕРНАН: Неприлично! На дворе 1959 год, старина! Ничего неприличного больше не существует. С женщинами надо вести себя в современной манере.

ГУСТАВ: Да, будьте посовременней.

ФЕРНАН: Рассмешите ее.

РЕНЕ: Интересно, как вы себе это представляете?

ФЕРНАН: Пошутите как-нибудь.

ГУСТАВ: Каламбур отпустите… Хотите, я для вас придумаю?

РЕНЕ: Нет, спасибо, это бесполезно.

ГУСТАВ: Вы правы. Смешить женщин — дело бессмысленное.

ФЕРНАН: Не согласен. Напротив, это чрезвычайно важное занятие.

ГУСТАВ: Иллюзии! Никогда женщина не выберет того, кто ее смешит, она выберет того, кто вызывает у нее желание. Я имею в виду желание физиологическое. У высокого, красивого парня, хорошо сложенного, с прекрасной шевелюрой, пусть даже он и мрачен, гораздо больше шансов соблазнить женщину, чем у веселого шутника, если он лыс и не вышел ростом.

ФЕРНАН: А при равных физических качествах они предпочитают тех, кто их веселит.