Луи Жаколио - Покоритель джунглей Страница 11

— Мой вопрос, возможно, удивил вас, — продолжал Сердар, — но в данный момент Индия ведет против вашей страны войну не на жизнь, а на смерть. С обеих сторон воюющие прибегают к жестокостям, несовместимым с гуманностью. К сожалению, я должен признать, что первыми начали ваши соотечественники, расстреляв в Калькутте женщин, стариков, грудных младенцев, целые семьи сипаев, перешедших на сторону революции. Наконец, недавно майор Кемпбелл, который командует в Верхней Бенгалии небольшой крепостью Хардвар-Сикри, хладнокровно приказал уничтожить всех пленных, захваченных им среди мирного населения соседних деревень. Произошло это перед тем, как крепость окружили войска Наны. Поэтому вы должны понять, сударь, что я весьма заинтересован в том, чтобы мои друзья-индусы не узнали, какой вы национальности. Дело в том, что они как раз потеряли отца во время этой страшной резни… Но что с вами? Вы побледнели!

Сердар больше ничего не успел сказать, он бросился вперед, чтобы поддержать молодого человека, который, казалось, был готов упасть в обморок.

Но то была минутная слабость. Усилием воли англичанин выпрямился и поблагодарил собеседника.

— Ничего страшного, — сказал он, — длинный переход через горы, жара, к которой я не привык… Все это меня так утомило, что я чуть было не потерял сознание.

Рама-Модели поспешно отправился к ближайшему источнику за свежей водой, и молодой человек с жадностью сделал несколько глотков. Хотя он и уверял, что полностью оправился, но и его взгляд, и цвет лица — все свидетельствовало о том, что он еще не пришел в себя от испытанного потрясения.

Сердара вовсе не обманули объяснения юноши по поводу его внезапной усталости, и он вежливо попросил извинения за свои слова, которые, вероятно, ранили национальное самолюбие англичанина, но были произнесены из добрых побуждений.

— Факты, о которых я вам рассказал, известны всем, — добавил он. — Теперь они принадлежат истории, и я был обязан упомянуть о них, чтобы вы поняли, насколько для вас важно хранить в тайне вашу национальность.

— Меня уже предупредили об этом, сударь, — ответил англичанин таким скорбным голосом, что он тронул сердце Покорителя джунглей. — И даже не зная о несчастье, происшедшем с отцом Рама-Модели, которое, я думаю, уничтожает все мои надежды, я представился ему как француз. К тому же мать моя была француженка.

— Объяснитесь, прошу вас, — сказал Сердар, в высшей степени заинтригованный.

— Увы, сударь, боюсь, что проделал две тысячи лье только для того, чтобы услышать, что вы ничем не можете мне помочь. — Он на мгновение замолчал, словно задыхаясь от нахлынувших эмоций, но тут же заговорил снова, понимая, что ситуация была весьма необычна.

— Одно слово, и вы все поймете. Меня зовут Эдуард Кемпбелл, я сын коменданта форта Хардвар.

Если бы земля разверзлась под ногами Покорителя джунглей, и то он был бы поражен меньше, чем услышав это удивительное признание. Выражение доброжелательного интереса, которое можно было прочесть на его лице, тут же исчезло.

— И что угодно от меня сыну майора Кемпбелла? — медленно отчеканил он.

— Англия отказывается защищать Верхнюю Бенгалию, — проговорил Эдуард так тихо, что Сердар едва расслышал его. — Скоро форт Хардвар вынужден будет капитулировать. Я знаю, какая ужасная судьба ждет гарнизон, и я пришел умолять, как просят милости у Бога, единственного человека в Индии, обладающего сейчас властью, спасти моего несчастного отца!

Произнеся эти слова, словно страстную молитву, сын майора упал на колени перед Покорителем джунглей.

В наступившей тишине душераздирающие рыдания вырвались из его груди. Несчастный юноша чувствовал, что отец его обречен. В ответ на просьбу спасти человека, который запятнал себя невинной кровью, вина которого была столь очевидна, что даже самые рьяные газеты Лондона не пытались защитить его, у Сердара едва не вырвался крик негодования. Две тысячи людей, словно стадо, были согнаны на площадь Хардвара и расстреляны двумя артиллерийскими батареями, которые прекратили огонь только тогда, когда смолк последний стон. В эту минуту перед Сердаром возникли их окровавленные тени, вопия о мщении или хотя бы о справедливости, и, вспомнив о палаче, он едва не обрушил гнев на его невиновного сына.

В Хардвар-Сикри была устроена страшная бойня, и, несмотря на безумие, охватившее английский народ, который в эти роковые дни с невероятной жестокостью требовал организации массовой резни, многие члены парламента, надо отдать им должное, потребовали наказания виновных. Две деревни, где жили главным образом отцы, матери и семьи сипаев, виновных в том, что с оружием в руках поддержали восстановление власти их бывшего монарха в Дели, были окружены гарнизоном Хардвара, и стариков, женщин, молодых людей, детей привели на плац, где проходили артиллерийские учения, и расстреляли всех до единого, наказав их за то, что их сыновья, отцы и мужья перешли на сторону революции. Очевидцы рассказывали, что, пока капитан по имени Максвелл командовал расстрелом, в установившейся тишине слышны были крики новорожденных, сосавших материнскую грудь.

Можно себе представить, что подобное преступление вызвало небывалую ярость и жажду мести во всей Индии, и каждый, у кого в этой чудовищной мясорубке погиб близкий, поклялся убить любого англичанина, который попадется ему под руку.

Если бы только Рама-Модели заподозрил, что перед ним сын коменданта Хардвара, ни присутствие Сердара, ни возраст юноши не спасли бы последнего от расправы.

После случившегося в Хардваре Нана-Сахиб немедленно послал крупный отряд, чтобы осадить крепость. С минуты на минуту ждали, что она сдастся, ибо внутри свирепствовал голод.

Тронутый молодостью и глубоким горем собеседника, Сердар счел ненужным усугублять его отчаяние жестокими словами.

— Будьте уверены, — сказал он, подумав, — что если бы даже я захотел помочь вам, коменданту Хардвара не удастся избежать правосудия индусов, сам Нана-Сахиб потерял бы на этом свое влияние и авторитет.

— Ах, сударь, — пролепетал юный Эдуард, заливаясь слезами, — если бы вы знали моего отца, если бы вы знали, как он мягок и добр, вы никогда не обвинили бы его в подобной низости.

— Не я, а вся Индия обвиняет его, все те, кто присутствовал при этой ужасной трагедии. К тому же отец ваш — старший по чину, ничто не могло свершиться без его приказа. Говорить больше не о чем.

— Сударь, я отказываюсь от намерения убедить и умолить вас.

Затем, воздев руки к небу, несчастный воскликнул: