Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 114

Профессор, однако, подобрал ключ к сердцу «вице-губернатора». Он заверил дона Эваристо, что за каждую развалину будет выплачивать ему один серебряный соль. Перуанский соль по курсу 1911 года равен был пятнадцати центам. Столь щедрый посул возбудил у дона Эваристо деловые инстинкты. Он немедленно собрал старейшин-индейцев.

С индейцами дон Эваристо говорил на языке кечуа, которого его гости не понимали. Индейцы сидели на корточках вокруг костра. Сидели молча. Их иссеченные глубокими морщинами лица цвета темной бронзы были неподвижны, глаза полузакрыты.

Дон Эваристо сказал им:

— Эти чудаки гринго ищут старые развалины. Чужеземцы, верно, люди малость тронутые — им не нужны ни клады, ни сокровища. Они ищут только старые-престарые камни, они просят показать им, где были города и храмы ваших предков.

О награде, обещанной чужеземцами, дон Эваристо не обмолвился ни звуком. Должно быть, по забывчивости…

Индейцы молча выслушали дона Эваристо и молча разошлись. Денька два они присматривались к пришельцам. Затем они сказали вождю чужеземцев: много, очень много старых камней есть выше по течению.

Предсказания сеньора Буке, владельца пятисот душ и любителя старины, не оправдались. Именно «бестолковые дикари» и указали участникам экспедиции дорогу к городу Виткосу.

«Дикари»… Триста с лишним лет индейцев Вилькапампы держали в ярме. Триста с лишним лет вытравляли из их сердец все, что связывало этих людей с далеким прошлым страны Солнца.

Им строго-настрого запретили поклоняться старым богам. Их заставляли молиться богам белых дьяволов, им твердили, что их пращуры были нечестивые язычники, что грозный бог Иисус Христос предал анафеме бесовские капища царства инков.

Многое они забыли. Забыли имена своих древних правителей, забыли слова своих древних молитв, забыли своих поверженных богов.

Но через века неволи пронесли они свой родной язык, сохранили старые обычаи, и как святыню оберегали они опаленные камни древних развалин. То были руины безвестных городов, но они, исконные обитатели перуанской земли, знали: города эти стояли насмерть в борьбе с чужеземными поработителями, стояли здесь, в Вильцапампе, и воины, которые оборонялись от неумолимого и свирепого врага, говорили на их языке и умирали за их несчастную отчизну.

Высокий иноземец с голубыми глазами не знал их языка, он не мог разъяснить им, зачем ищет старые камни. Но в отличие от дона Эваристо и других белых и полубелых начальников он обращался с ними как с равными, не ругал их и не заискивал перед ними и, заглядывая в толстую книгу, отыскивал в ней слова на языке кечуа; слова эти они понимали с трудом, не так-то легко даются звуки языка инков белым людям, но они уяснили, что не ради корысти ищет этот человек их древние города.

Он, этот пришелец с далекого севера, хочет знать, какой была в давние времена Вилькапампа. Увы, мы сами этого не знаем, камни молчат. Но он и его спутники люди ученые, пусть же попытаются прочесть каменные книги, созданные в очень-очень давние времена нашим народом.

И вот Хайрам Бингхем по совету стариков индейцев направился вверх по течению Вилькапампы. Добрый слух о нем прошел по всему краю, и, когда он остановился на ночлег в одном маленьком селении, индеец Мигель, хозяин хижины, сразу же повел речь о старых развалинах. К счастью, Мигель бойко говорил по-испански.

Гость спросил у Мигеля, есть ли где нибудь поблизости белая скала. Велика была радость всех участников экспедиции, когда Мигель ответил:

— Да, в наших местах есть большой белый камень, а неподалеку, на холме Росапата, я покажу вам старые стены; должно быть, эти стены вы и ищете.

На рассвете экспедиция вышла в путь. День выдался жаркий. Долина реки Вилькапампы, сдавленная лесистыми горами, дышала зноем. Узкая тропа цеплялась за каменные карнизы, ныряла в темные ущелья, обрывалась в руслах бурных ручьев.

Белая скала! Да, бесспорно, это она. Грязновато-белый, изъеденный временем утес, а у подошвы его источник. Холодная струйка выбивалась из замшелой трещины, теребила мокрые бороды водорослей.

Крохотный ручеек бормотал в каменном желобе. Эту «рубашку» чьи-то заботливые руки «сшили» лет четыреста назад. Четыре века бежала ключевая вода по гладко отесанным камням, четыре века она обмывала эти белые плиты.

Близ источника от дорожки отходила едва заметная тропка. Она взбегала на склон лохматой горы. Это был путь на вершину Росапаты.

Профессор шел за Мигелем. Вернее, не шел, а полз — тропинка становилась все круче и круче, приходилось карабкаться по скалам, взбираться на осыпи, перелезать через мертвые, оплетенные лианами стволы. Порой лианы сердито шипели и высовывали раздвоенные языки. И тогда оказывалось, что это вовсе не лианы, а змеи. Тропа нырнула в лес. Ходить по этому горному лесу было адски трудно. Гибкие петли лиан арканили ноги, острые шипы впивались в тело, в клочья рвали одежду. В одном месте пришлось прорубаться топором через колючие заросли.

Попугаи ругались, как боцманы. Им явно не по душе были незваные гости, и кто знает, быть может, они подавали команды красным муравьям, клещам и москитам. Вся эта крылатая и бескрылая нечисть кусала, жалила и пила кровь, и от нее не было спасения.

В прошлом году, когда профессор испытывал новый биплан, в воздухе, на высоте пятисот футов, отказал мотор. Это было незабываемое ощущение, но, право же, сейчас Хайрам Бингхем волновался куда больше. Спотыкаясь и падая, бежал он в гору.

Мигель остановился. Он потянул за рукав своего спутника.

— Гляди, вот эти стены, — сказал он, отправляя в рот шарик коки.

Поперек всего склона, скрываясь в жесткой зеленовато-желтой поросли, шла невысокая, в рост человека, стена. Стена из серого камня, внешний обвод столицы последнего инки города Виткоса.

И какая стена! Ни следа цемента, известки, кладка «сухая», но камни пригнаны друг к другу так, что в стыки между ними не просунуть и иголки.

Через пролом в этой стене Мигель и его спутники проникли в город Виткос. Они поднялись на вершину Росапаты. Триста тридцать девять лет назад капитан Окампо, участник штурма Виткоса, писал, что с вершины горы видна почти вся Вилькапампа и что на этой вершине есть площадь, застроенная зданиями, «возведенными с большим мастерством и искусством».

Да, с вершины Росапаты действительно видна была почти вся Вилькапампа, равнина, поставленная на дыбы. Темно-зеленый покров лесов вспарывали голые гребни горных цепей. На этой изумрудной глади плели свой ветвистый узор реки и ручьи. Далеко на юге в небесную синеву вонзались высокие пики, увенчанные снежными шапками.