Олег Алифанов - Все, кого мы убили. Книга 2 Страница 12

Мне нечего было возразить. Столь логичные и простые рассуждения его уже казались мне моими собственными, ибо и я блуждал в своих поисках совсем неподалёку.

– Пожалуй. Тогда ясно, отчего изображение обязано иметь необходимую степень точности! Толкать ветку можно чуть быстрее или медленнее, но только – чуть! Не вполне точная копия уничтожит весь эффект того, что вы называете… побудительным мотивом, а я заклинанием. Но какому мудрецу под силу написать его? Розенкрейцеры, мартинисты?

– Самое большее, в чём обвиняли тайные общества – их учение направлено против церкви и государства. На деле истинная цель многих – постичь законы мироздания, не хуже Кеплера или Тихо Браге.

– Благородная цель. Но зачем делать это тайно?

– Потому что попутно они уничтожат церковь и государство.

– Выходит, обвинения верны.

– Не верны, но верны. Так бывает. Ткацкие машины создавались не для того, чтобы лишить дохода вязальщиц, но луддиты обвиняли в своих бедах создателей механизмов.

– В чём же состоит цель того общества, что преследует вас?

– В сущем пустяке. Они хотят узурпировать власть на небесах. И в аду. – Его кулак опустился на ладонь, издав шлепок, как если бы кто-то кого-то ударил, и мы снова стали предметом настороженных взоров.

– Вот как! – воскликнул я как мог тише, потому что не имел сказать ничего другого.

– Да. Они хотят найти способ подчинить себе не столько этот свет, сколько тот.

– Какие же способы они имеют для этого?

– Передохнем немного, – оборвал он резко.

Я быстро осмотрелся, но ничего подозрительнее двух курильщиков опиума, смотревших сквозь нас в им одним видимые дали, не отметил. Прочий люд быстро остыл к нам.

– Я не устал.

– Зато утомился я, – солгал Карно. – Мне нужен отдых и глоток вина… пятьдесят глотков вина, чтобы понять, кому сейчас известно больше: ещё мне или уже вам. Продолжим…

– Завтра?

– Мне нужны кое-какие записи и книги, оставшиеся сейчас без присмотра. Люди, выследившие вас и меня, вернутся, чтобы покопаться в моих архивах.

– Я оставлю вас, и вы растворитесь, – предположил я, зная, какой он даст резон.

– Тогда дарю вам всё моё наследие, – всплеснул он руками.

– Вы могли бы послать арабов, они принесут вам вашу собственность.

– Они не будут столь осторожны. К тому же мне нужна малая толика сокровищ, остальное не важно. Как я объясню им, что брать, а что нет? Но главное – мне нужно вино. Парочка прекрасных бочонков родосского, какое нелегко сыскать и в Александрии, хранятся в подполе, мусульмане к нему не притронутся, а вы всё не выпьете.

– Почему вы не опасаетесь, что я исчезну с вашими ценными фолиантами?

– Вы не купец, вам они нужны не для продажи, а для знаний. Я дам вам избыточный список. На деле мне нужна пятая часть того, но вы не будете знать, какая. Без меня вы потратите полжизни, чтобы разобраться. Кроме того, далеко сбежать с таким количеством бумаг нелегко – ни от меня, ни от ваших друзей, ни от слуг Мегемета Али. И главное – вам не терпится кое-что выведать у меня, не прикладывая к добыче сведений труда.

Он широко улыбнулся, предлагая мне парировать его рассуждение.

– Увы, Андрей оставил мне недостаточные описания, как сыскать ваше жилище. Всё же, неделей позже или раньше, но я нашёл вас, что оказалось не под силу тайному обществу ваших врагов, а это уже чего-то стоит, – ударил я главным козырем, доставшимся мне незнамо как. – Если я исполню вашу просьбу, вы клянётесь открыть мне то, что знаете?

– Обещаю, – вздохнул он. – Вы – ладно. Но то, как он нашёл меня – единственное, что я не в силах разгадать, а вы не откроете. Так что, увы, один без другого мы теперь калеки.

Ударив по рукам, мы скрепили уговор глотками шербета, он кликнул разносчика, и покуда нам несли на десерт разновидность фракийского каймака с мёдом, набросал мне кратчайший путь к своему пристанищу.

Пока следующие четверть часа он писал подробные указания, я пытался распознать во всём этом подвох. Ничего не найдя дурного, я всецело доверился этому человеку, которому уже симпатизировал не только за лихое пренебрежение правилами, но и за редкостную прямоту и простоту нравов. Даже лгал он артистично и неприкрыто. После указал он мне постоялый двор, в котором намеревался провести одну эту ночь, и я как умел благословил его, ибо такой славный набор тёмных личностей в одном месте (впрочем, в числе их он не выглядел изгоем) не встречался мне доселе ни разу.

Вечерело, и вскоре, словно разлучённые любовники, Венера на западе и Юпитер на востоке бросили пронзительные лучи свои навстречу через весь небосвод, напомнив мне об Анне и нашей с ней столь же дальней грустной связи. И всё же планетам легче – Кеплер установил им твёрдые законы сходиться и расходиться, людям же никак не удаётся установить простые с виду соотношения между волей, долгом и случаем.

Раздобыв фонарь, я отправился в свой недалёкий поход, намереваясь с первой темнотой достичь жилища Карно, и заночевать там, а уж поутру приступить к разбирательству. Благополучно миновав окраинные лачуги, я вскоре упёрся в одиноко стоящую усадьбу, могшую здесь считаться пристанищем богача. Убедившись, что никто меня не видит, я тихо преодолел ограду и приблизился к узкому окну, опасаясь засады внутри. И не напрасно. Холод пробежал по моим членам, едва заприметил я тусклый отблеск света, замерцавший в щели ставни, которую удалось мне бесшумно приотворить. Я наглухо закрыл окно своего фонаря, и стараясь не дышать, попытался, заглядывая так и эдак, уловить причину сего зловещего отсвета, тем паче что уже доносился до меня изнутри и некий настораживающий шорох. Ступая тише кошки, я обогнул дом по кругу, пользуясь косым лунным светом, но никого не обнаружил. Лишь повторив свой манёвр у другого окна обширного кабинета, увидел я картину, заставившую меня присесть и замереть. Некто в белом арабском одеянии тщательно обследовал библиотеку. Лампу свою с узким лучом, пробивавшимся сквозь плоскую щель, подносил он к разным шкафам и полкам, после чего выбирал с них некие сочинения и откладывал в уже довольно приличную кучу. Действовал он не спеша, не только извлекая документы и книги, но и пытаясь изучать их содержание, из чего я мог составить вывод, что он уверен в своей безнаказанности и не опасается вторжения. Тут однако он неожиданно развернулся, принуждая меня отпрянуть – и столь поспешно, что произвёл я некоторый шум. Известно, что когда хочешь сделать что-то как можно тише, непременно наделаешь грохота, поскольку мускулы, привыкшие работать обыкновенно, обязательно проделают неуклюже самое невинное движение – так и сейчас: зацепив что-то, я попытался исправиться и уж вовсе обрушил в темноте какой-то горшок, покачнувшись, он задел другую железку, и всё это рухнуло прямо мне на ноги. Свет в доме тотчас порхнул, проворные шаги к окну прижали меня к тени стены, голова человека высунулась наружу и повела по сторонам. Я уже приготовился фонарём нанести удар в висок – до него не было и аршина, как свет луны очертил профиль моего Прохора. Удивление смешалось с радостью, ведь где, как не здесь, уместнее нам искать встречи, но я замешкался, сухим от волнения языком шепнув его имя, а он уже исчез в доме. Заглянув в комнату, я заметил лишь удалявшийся свет лампы, и вскоре стало совсем темно, так что открыл я свой фонарь, и тотчас чья-то нога разбила его, а мгновением позже получил я такой толчок, что голова моя ударилась об угол, и я рухнул без памяти.