Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 123

Когда плывешь в воде, содрогаясь еще от утреннего холода, ежи производят странное впечатление. Они напоминают заледенелые созвездия, к которым ты приблизился неожиданно близко. «И Тамплинсон взглянул назад и увидел в ночи звезды замученной в аду кровавые лучи». Киплинг, наверное, видел нудусов. Эти живые существа похожи на неживые звезды или по меньшей мере на звезды, впавшие в спячку. Черные лакированные лучи их нельзя, строго говоря, называть иглами, Это суживающиеся к концам трубочки. Нечто вроде стволов дальнобойных орудий. Что же касается «кровавых лучей», то тут речь скорее всего идет об алых ниточках с крохотными присосками — амбулякральных ножках. Александр Александрович показал мне нудуса под микроскопом. Среди черных блестящих игл амбулакральные ножки извивались в страстном причудливом танце, образуя легкую алую дымку, которая и придает черному ежу его непередаваемый цвет. Кстати, самого нудуса по величине можно сравнить с хорошим яблоком и его вовсе не надо разглядывать в микроскоп.

Гораздо больше похож на ежа интермедиус. Иглы у него короче и тоньше. Они лежат в разных направлениях, что придает интермедиусу оголтелый ежиный вид. И цветом интермедиусы не подкачали. В одних местах они рыжевато-серые, в других — серо-пыльно-зеленые. Совсем как «настоящие», лесные, даже с легкой сединой.

Ежи довольно крепко присасываются к грунту и царственно сверкают, заледенелые и гордые. Но им ничего не стоит переменить место. Достаточно пошевелить иглами и встать на них, как на ходулях. Если же, сделав небольшое усилие, оторвать ежа и вытащить из воды, все иглы сразу же придут в неторопливое, почти механическое вращение. Бесполезная попытка вернуться в родную стихию.

У выброшенного прибоем ежа, когда он основательно поваляется на солнце, иглы отваливаются столь же легко, как и у сухой елки, которую оставили в комнате до «старого» нового года. А под иглами-то и скрывается настоящая красота ежа — его известковый скелет, зеленоватый или нежно-сиреневый, с геометрически точными меридиональными узорами из круглых бугорочков и мельчайших дырочек. Скелет ежа — это купол мусульманской мечети или мавзолея. Безупречная, математически совершенная конструкция, которая, честно говоря, даст сто очков вперед Тадж-Махалу.

Скелеты ежей можно найти в береговых выбросах, много их и на дне. Скелет сердцевидного ежа, как легко угадать, сердцевидный. Его прелесть в том, что она преходяща, как, скажем, у ирисов. Я часто находил эти тонкие белые коробочки, но их редко удавалось даже вытащить из воды. По сравнению с ними выеденное яйцо — конструкция из армированного бетона. Хрупкие сердцевидки разрушались даже от сопротивления воды. Лишь дважды мне удалось вытащить их на берег. И оба раза ненадолго. Сердцевидные — довольно редкий вид. Поэтому Великий истребитель ежей говорил о них с особой симпатией.

Еще более пылко распространялся он о плоских ежах, белые как мел скелеты которых украшены пятилепестковым узором из крохотных дырочек и напоминают окаменевшие облатки для католического причастия. Впрочем, кто у нас видел эти самые облатки? На круглое печенье «Крокет» похожи скелеты. Я нашел целый город пластинчатых, целую страну. Оказывается, они не экзоты, а просто любители чистого и мягкого песка. Эти мохнатые, цвета крепкой марганцовки пластины в воде кажутся почти черными. Они валяются на песке, как распотрошенный автомобильный фильтр тонкой очистки.

Пластинчатых ежей не едят. Вероятно, из-за крайней скудости содержимого. Сердцевидные ежи весьма редки, и Великий истребитель очень ими дорожит. Поэтому я попробовал лишь черных и зеленых. Попробовал и остановился на зеленых — интермедиусах.

Я читал, что морской еж — высший деликатес. В ресторанах Флориды его подают за бешеные деньги. Эксцентричные супружеские пары специально проводят летние каникулы в бухтах, где есть ежи. Князь Монако однажды заказал для очередного приема все тех же ежей, которых доставили на самолете в замороженном состоянии. Одним словом, было достаточно оснований попробовать ежей.

Я вскрывал их ножом. Скелет лопался с противным фарфоровым хрустом, и глазу открывалось содержимое: черноватая жидкая масса с какими-то камушками и четыре оранжевых мазка на внутренней поверхности скелета. В мазках — вся прелесть. Это икра (или молоки, так как различить можно лишь под микроскопом) морских ежей. Как передать ее вкус? Это нечто среднее между маслянистостью лучшей стерляжьей икры и сладостью сока в крабовых банках. Это хвост лангусты, превращенный в нежнейшую эмульсию. Это знаменитый рачий соус, сгущенный в сбитые сливки. И еще нечто, о чем я просто не умею сказать.

Все же миллионеры не дураки. Морские ежи — это лучшее из всего, что может дать море. Впрочем, никто на станции ежей не пробовал. Даже самый смелый экспериментатор обычно редко пускается на эксперимент за обеденным столом. Но Великого истребителя я, кажется, убедил.

Теперь о том, как я открыл обиталище пластинчатых. Заодно это будет рассказ и о подводном зиккурате. Но я забыл рассказать об одной особенности морских ежей, которая сильнее всего сближает их с сухопутными. Как и обитатели наших лесов, морские ежи любят нанизывать на иглы всякую всячину: почерневшие клочки морской капусты, раковинки, какие-то деревяшки и даже дырявые скелеты своих же братьев ежей. Некоторые совершенно скрываются под этой странной оболочкой. Зачем они так поступают? Скорее всего маскируются. Но от кого? Рыбы вряд ли решатся атаковать утыканное иглами сокровище, кальмары — тоже. Может быть, ежи боятся большого камчатского краба? Этот колючий броненосец может, конечно, расколоть ежа, но он не вылазит на мелководье. И осьминог тоже любит тихие местечки, где поглубже да похолоднее. Очень интересно мне было узнать, от кого прячутся ежи. Неужели они так быстро раскусили человека? Значит, это Великий истребитель за каких-нибудь три-четыре сезона воспитал в них столь интересную защитную реакцию? Понятно, что такое предположение можно было выдвинуть лишь в шутку. Кроме того, я знал, что ежами охотно лакомятся дальневосточные каланы.

И все же очень интересна эта аналогия в использовании игл у морских и сухопутных ежей. Ведь редко форма диктует содержание в столь чистом виде. Небось «коротковолосые» пластинчатые так не поступают. Попробуй наколи на себя что-нибудь, не имея достаточно длинных и острых игл!

Кстати, этих острых игл больше всего боятся водолазы. Ежовые иглы легко обламываются и прочно застревают в ранках. Такие ранки очень болезненны и долго не заживают. Я сам выковыривал заостренной спичкой остатки крошащейся иглы из пятки Володи. Причем делал это прямо на берегу, поскольку чем скорее прочистишь рану, тем скорее она заживет. Так что, очевидно, дурная слава ежей ими заслужена… Но мой микроскопический, конечно, опыт все же заставляет меня относиться к ежам с большей снисходительностью. Со смелостью неведения я отрывал их от камней голыми руками. И вскрывал, держа незащищенными пальцами. Даже случайно наступал на них в воде. Ощущение, конечно, не очень приятное, но кожа оставалась целой. Зато острые раковины японской устрицы оставили мне на память не один глубокий порез. Эти проклятые устрицы можно сравнить лишь с битыми бутылками.