Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 129

Я видел, как звезда выедала морского ежа, и понял, от кого прячутся нудусы и интермедиусы. Но еще интереснее следить за тем, как звезда атакует гигантскую мидию. Она обнимает моллюска всеми своими лучами. Сотни присосков напрягаются, пытаясь разжать сомкнутые створки. Но мидия не поддается усилиям облегающего ее разноцветного мешка. Тогда звезда начинает выделять едкий и ядовитый сок. Он разъедает известковую раковину и дурманит моллюска. Смыкающий створки мускул слабеет, и звезде удается просунуть внутрь раковины луч или даже забросить туда свой желудок. И начинается «переваривание вовне». Закончив трапезу, звезда втянет желудок обратно через ротовое отверстие. Представляете себе, что это за желудочек, которому нипочем режущие кромки устриц и мидий, их капканоподобные створки, которые можно разжать лишь ножом.

Но вот иные звезды, с удлиненными лучами, белые или светло-кремовые, забрызганные сиреневыми, фиолетовыми пятнами узора. Это амурские звезды. Они так же коварны и вездесущи, как и патирии. Они особенно лакомы до сладкого мяса мидий и чувствительны к запаху падали.

Вообще мидии по вкусу любому подводному гурману. Их наживляют на крючок, когда ловят в открытом море камбалу, им дают малость протухнуть, чтобы потом бросить в сетку для привлечения креветок. Но сколько раз вы, чертыхаясь, снимете с крючка звезду или оторвете ее от мокрого дна сетки, к которой она намертво присосалась.

Кстати, о камбале. Ребята со станции обычно выезжали на лов камбалы после работы, на закате. За какой-нибудь час они привозили ведро. Это не ужение, не спорт, а нечто вроде прогулки на склад. Но как эта камбала украшала наш ужин! Жареная, только что пойманная камбала Японского моря! Кто хоть однажды попробовал ее, тот с искренней благодарностью воздаст должное рыбакам. Тем более что на станции свято соблюдают закон: «Принес на кухню рыбу — почисть ее». Да что там закон. Заповедь!

Очень похожи на амурских звезд малиново-красные лизастроземы. Отдельные экземпляры достигают довольно больших размеров. Есть и напоминающие подсолнух многолучевые звезды — солнечники.

Но царица всех звезд — дистоластерия. Ей по праву принадлежит титул «Мисс Японское море». Раскрашивая дистоластерию, природа проявила себя декадентом. Как передать словами вызывающую траурную окраску этой звезды? Влажный, лоснящийся черный муар лучей, строгий узор из желтовато-белых, как лучшая слоновая кость, шипов, оранжевая пуховая, как спинка гусеницы, бахрома — вот отличительные признаки дистоластерии — полуметровой звезды, которая кичливо носит свой траур, скрывающий все те же розовые ряды червей-присосков.

Я вскрикнул, когда впервые увидел ее в отгороженном камнями от моря садке, куда водолазы складывают пойманную добычу. Начальник водолазов Валерий Левин сразу все понял и тут же подарил мне звезду. Я не стал впрыскивать в нее формалин. Промыл в пресной воде и положил под солнечные лучи на пень возле бунгало. Но даже засушенная дистоластерия осталась прекрасной. Пыльно-серым стал ее черный муар, пожелтела слоновая кость, и побелела бахрома, да и вся она опала и ссохлась. Но, как писали в романах, «на челе графини явственно читались следы былой красоты».

Я увез дистоластерию с собой в Москву. Высохшая и тусклая, лежит она за стеклом. Но без всякого усилия память прокручивает цветную кинопленку. Блестящие камни, зеленая вода, россыпи звезд, ежей, голотурий, красная, как вино, асцидия и в центре она — царица во всем своем великолепии. Моргана, Клеопатра, Лукреция.

А рядом домик водолазов, свайная постройка с плоской крышей и тенистым навесом.

Он стоит у самой воды, к которой спускается ребристый трап. «Трап», потому что в этом доме все как на корабле. Морской телефон для связи с берегом, корабельный хронометр, барометр, распятый на пружинах в деревянном сундучке.

— У вас все как на корабле, — сказал я Левину.

— Конечно, — улыбнулся он, — у нас все экономно и рационально. А корабль — наивысшее проявление рациональности и экономии места.

Он был явно польщен. Очевидно, я угадал тайный романтический его замысел. Недаром ведь бьют в этом домике склянки. Гул медного гонга долго летит над бухтой.

На открытой веранде сушится пестрое барахло — майки, тельняшки, плавки, полотенца, — как в неореалистском фильме. Слева огромный котел с ровными синими швами сварки, по которым уже ползут желтые потеки ржавчины. Это барокамера. Вернее, будущая барокамера. Ее хотят пустить к концу сезона. Она необходима для тренировки и для возможной декомпрессии водолазов. Ведь что там ни говори, а пора осваивать и большие глубины. Катер есть, снаряжение тоже. Причем отличное снаряжение: японские гидрокостюмы из цветной резины, японские акваланги. Они аккуратно сложены на полках в отсеке аквалангов. Слесарный стол. Верстак. Набор инструментов. Баллоны, компрессоры. А в соседнем отсеке — двухэтажные нары. Матросские койки, так сказать.

В тени, чтобы не испортить солнцем резины, сохнут зеленые, черно-белые и желто-зеленые гидрокостюмы. Словно сказочные ящеры меняли здесь кожу и ушли потом в океан, оставив лишь цветную слинявшую оболочку. Тут же маски, ласты, всевозможные гарпуны и трезубцы, пояса с набором свинцовых бляшек для быстрого погружения в очень соленое Японское море.

Валерий выбирает для меня акваланг и опускает его в бочку с пресной водой. Ртутная струйка пузырьков, извиваясь, спешит на поверхность. Он с некоторым сомнением качает головой.

— Травит. Все они немного травят, разболтались… Но ничего, сойдет.

Конечно, сойдет. Ведь есть еще страховочный трос. Его тугой карабин прищелкнут к брезентовым лямкам прибора, которые, как терки, дерут обгоревшие плечи. Но и это сойдет. В воде акваланг сделается невесомым, а жесткий брезент смягчит нежная смазка водяных струй.

— Если будет поступать вода, перевернитесь на левый бок и резко продуйте.

Но вот, наконец, живительная прохлада. Исчезает давящий груз акваланга и свинцовых бляшек, проходит жжение на спине и царапанье под лямками. Все проходит, все оседает. Остается только свобода в трехмерном пространстве и удивительное дно. Подальше от берега… Подальше.

Конечно, воздух поступает далеко не свободно и часто приходится ложиться на бок, чтобы избавиться от воды (потом выяснится, что в мембране была дырка), но разве в этом дело?

Сам виноват, что торопился и не проверил акваланг. Ничего, в другой раз все будет иначе! Не торопясь, на досуге подберешь себе прибор, опробуешь его да наденешь гидрокостюм, чтобы можно было подольше пробыть в холодных глубинных слоях. Все это будет потом. А сейчас это неповторимое дно, которое надо то и дело покидать, чтобы глотнуть воздух. Черт с ними, с неполадками и неудобствами! Ведь на дне трепанг. Шутка ли, трепанг!