Константин Паустовский - Бригантина, 69–70 Страница 130

Как поет это набатное слово!

Оно ключ к южным морям, к удивительным приключениям на море и на суше.

Узкие пироги, малайские прау и джонки под парусом, похожим на крыло летучей мыши. Вскипающий в крови азот, и человек, загорелый и тощий, падающий на розовый песок с выпученными от боли глазами. Зеленые осьминоги, как колышущиеся привидения, встающие из темных расселин. Пальмы, ребристые листья которых дрожат под пассатом над изумрудной лагуной. Уставившееся в переносицу дуло винчестера или кольта сорок восьмого калибра. Медные позеленевшие весы, освещенные красноватым огоньком, плавающим в скорлупе кокосового ореха. Золотые монеты неизвестной чеканки. Радужная пена прибоя. Огромный марлин, с черным копьем на морде и парусом на спине. Катамаран с балансиром. Литая ртутная рыба, бьющаяся на окровавленной остроге.

Все эти чудеса незримо свалены в какой-то темной кладовке памяти. Она заперта на скрипучий заржавленный замок, который почему-то отворяется словом «трепанг».

Вокруг меня синеватые, обросшие мохнатой слизью камни, белые тарелки морских гребешков, ежи и, конечно, звезды. Колышутся желтоватые пузырчатые грозди саргассов, мелкие синюшные крабики боком проваливаются в черные щели. Кусок грунта взлетает вверх и, превратившись в камбалу, улепетывает подальше. Вдруг, сделав резкий поворот, она исчезает на светлом в серых крапинках дне. Розовые и малиновые губки. Пунцовая тугая асцидия, которую называют помидором. Разнообразная рыбья мелочь, пощипывающая мохнатый ворс камней и растений.

Вот знаменитая желтобрюхая рыба-фугу, родственница тропической рыбы-шар. Она тоже способна раздуваться в минуту опасности. Белые лошадиные зубы торчат у нее во рту, который никогда не закрывается. Ее икра ядовита, а в какие-то периоды ядовито и мясо. Японцы считают, что ничего нет вкуснее этой уродливой рыбы. Поэтому каждый год там регистрируют до двухсот смертных случаев. Недаром японская пословица гласит: «Хочешь попробовать рыбу-фугу, напиши завещание». В старину детям военнослужащих, которые умерли от яда фугу, даже отказывали в пенсии. Но, как видно, рисковые гурманы в Японии не перевелись. Но не на коричневую пятнистую спину фугу я так неотрывно смотрю.

На песке в голубоватой тени камня лежит огромная колючая гусеница. Я хватаю ее, и она тут же сжимается в тугой резиновый комок. Точно пупырчатый теннисный мяч.

Вместе с драгоценной добычей несусь к берегу. В моих руках лежит совершенно беззащитное существо. Его грозные на вид шипы всего лишь пупырышки на коже. Мягкий известковый скелет спрятан внутри и не может защитить трепанга от врагов. Я положил находку в воду. Коричневая муфточка постепенно распрямилась и вновь выпустила свои безобидные пупырышки.

Мне приходилось есть трепанг в разных видах. Жареный с луком. Тушеный в грибном соусе. С мясом, курицей, ростками бамбука. Скоблянку из трепанга с острой томатной подливкой. Бульон из трепанга и морской капусты. Не ел я только сырого трепанга. И вот впервые увидел его в первозданном виде.

На Дальнем Востоке трепанг добывают с незапамятных времен. За содержащиеся в нем вещества, оказывающие на человека возбуждающее действие и вызывающие прилив сил, его называют морским женьшенем. Изучение трепанга поэтому относится к прямой компетенции Института биологически активных веществ, которому и принадлежит морская станция.

— Ребята, вы когда-нибудь ели сырой трепанг? — спросил я водолазов.

— Нет, сырой не ели, — сказал Юра Волков — студент Владивостокского университета. — Скоблянку в Золотом Роге ел — вкусно. А сырой — нет.

Остальные только пожали плечами.

— А ведь японские и корейские рыбаки едят его сырым. Это и еда и лекарство почти от всех болезней.

Я взял острый обломок мидии, разрезал тугое резиновое брюхо трепанга, выпотрошил его и промыл в море.

Водолазы следили за мной со скучающим любопытством.

На вкус трепанг походил на мягкий хрящик. И консистенция у него была примерно такая же. Жевать его было не очень легко, но вполне терпимо.

— Хотите? — спросил я Левина, съев большую часть.

— А ничего, знаете ли! — сообщил он, осторожно сжевав маленький кусочек. — Даже вкусно. Как огурец!

Особенно ценятся экземпляры со слабой пигментацией. До революции за белого или голубого трепанга, скупщик платил золотую пятерку. Это были большие деньги. Но тот же скупщик брал потом пять-десять тысяч рублей за унцию сухого веса. Так дорого ценился голубой, особо целебный, как полагали, трепанг. Да и обычный, темно-коричневый стоил порядочно. Его варили, потом тщательно сушили на солнце, посыпав пылью древесного угля. В таком виде он поступал на рынки Восточной и Юго-Восточной Азии. Да и сейчас в магазинах продают именно такой сушеный и черный от угля трепанг. Его надо долго вымачивать и несколько раз варить, сливая черную воду. Лишь после всех этих пертурбаций к нему возвращается мягкость и первоначальные размеры. Ведь сушеный трепанг в несколько раз меньше живого.

Не так уж много осталось этого трепанга в море. Его порядком выловили. Еще бы! Ни на одном продукте моря нельзя было так заработать, как на морском женьшене. Недаром сведения о трепанговых бухтах передавались от отца к сыну.

Каждый свято хранил секрет трепанговых полей. В интересной книжке О. Хлудовой «За голубым порогом» я нашел любопытную цитату из очерков о Японском море Буссе. Вот что там говорится:

«Чтобы судить о действительных размерах этого промысла, необходимо принять во внимание, что вдоль берега с севера залива Св. Ольги и Владивостока вниз до речки Тюмень-Ула занимаются ежегодно промыслом трепанга более тысячи шлюпок. Если допустить, что каждая шлюпка выловит в течение года не более пяти пудов, то получится весьма значительная цифра ценного для китайцев товара, добываемого у русских берегов. Фунт трепанга стоит на месте 50–60 копеек; таким образом, оказывается, что китайские промышленники совершенно безвозмездно увозят ежегодно на родину наших трепангов на сумму до ста тысяч рублей. В действительности эта цифра гораздо значительнее».

С тех пор минуло много лет. Теперь наши водолазы ловят трепангов не для перекупщиков, которые за колоссальные деньги сбывали его за границу. В любой столовке Владивостока скоблянка из трепангов — дежурное блюдо. Конечно, идет он и на экспорт. Но все дело в том, что и раньше и теперь люди были озабочены лишь тем, чтобы побольше добыть. Жили сегодняшним днем, не думая о восстановлении запасов.

И вот эта проблема, от которой все время отмахивались, встала, что называется, ребром. Спохватились, но, если и не поздно, то в самый критический момент. Тут-то и обнаружилось, что никто в мире даже не знает, с какой скоростью растет трепанг! Сколько лет надо, чтобы из икринки выросло животное кондиционных размеров!