Александр Дюма - Роман Виолетты Страница 15

Шторы были задернуты, и комнату освещали лишь слабые отблески огня.

Обе, продрогшие, подошли к камину, но графиня, похоже, заботилась только о Виолетте. Я слышал, как она вытирала ее, воздавая хвалу каждой части тела, где задерживалась ее рука, ни одна не была обделена ласками и лестью — шея, руки, спина, затем последовали плечи, грудь, бедра. Сама она обсохла, казалось, от собственного жара; Виолетта же была пассивна и безучастна, она просто не противилась графине.

Время от времени графиня укоряла ее в холодности:

— Ты не целуешь мою грудь, неужели она тебе не нравится? А мой пушок, он такой мягкий, отчего ты не разглаживаешь его руками? Предупреждаю: я вся горю, и вскоре твоим пальцам и твоему рту предстоит вернуть мне все, чем я одарила тебя, и довести меня до высшей точки…

— Одетта, дорогая, — отзывалась Виолетта, — ты же знаешь, я еще такая неумелая.

— Знаю, но раз ты готова учиться, я все тебе покажу! Они проследовали передо мной.

Графиня несла Виолетту к кровати, и теперь я мог прекрасно наблюдать за их обнаженными телами. Положив Виолетту поперек матраца, графиня опустилась на колени на черной медвежьей шкуре; затем она бережно раздвинула ей бедра и на миг устремила глаза на очаровательную маленькую арку, созданную самой природой и открывающую самый прямой путь к сердцу; внезапно ноздри ее напряглись, губы раздвинулись, и, оскалившись, точно пантера, бросающаяся на свою жертву, она припала туда ртом.

Такого рода ласка — коронный номер женщины, ставшей соперницей мужчины. Следует отдать должное умению, сноровке и ловкости, с которыми они исполняют перед своей возлюбленной не предназначенную им от природы роль.

Похоже, графиня ничуть не преувеличивала, обещая Виолетте восторги сладострастия. Я даже немного приревновал свою милую малютку, глядя, как извиваясь, крича и задыхаясь, она гибнет под натиском этого безжалостного рта, казалось стремящегося всосать в себя всю ее душу без остатка.

Правда, с точки зрения художника, это зрелище было впечатляющим; таким образом я был в какой-то мере вознагражден за то, что опустился до столь мелкого и унизительного чувства, как ревность.

Графиня, сидя на корточках, двигалась в унисон с Виолеттой, ее бедра восхитительно покачивались, и, наблюдая за этой трепетной дрожью, можно было утверждать, что она ничего не теряла, отдавая, а скорее даже выигрывала в наслаждении.

Наконец, они достигли такого изнеможения, что Виолетта соскользнула с кровати на медвежью шкуру и обе подруги, активная и пассивная, улеглись рядом.

— А теперь очередь за тобой, — шепнула графиня, — не оставайся у меня в долгу.

И, притянув Виолетту к себе, она поставила ее руку на огненную шерстку, столь резко контрастирующую с ее светлыми волосами и черными бровями.

Виолетта, следуя преподанным ей наставлениям, отыграла свою роль от начала до конца, проявив себя как опытная комедиантка. Графиня же была явно разочарована ее неловкостью.

— Нет, не сюда, — доносилось до меня ее бормотание, — твой палец слишком высоко, надо туда… так… нет, теперь слишком низко. Разве ты не чувствуешь, как все напрягается вот здесь, там и надо щекотать, чтобы доставить удовольствие. Ах, ты нарочно мучаешь меня, маленькая негодница!

— Я очень стараюсь угодить тебе, поверь, — отвечала Виолетта.

— Когда ты вверху, не останавливайся. Продолжай так до самого конца.

— У меня палец соскальзывает.

— О, ты разжигаешь меня, но не гасишь мое пламя, — терзалась графиня от неутоленного желания.

— Послушай, моя прекрасная возлюбленная, — сказала Виолетта, — давай попробуем иначе.

— Как?

— Ложись на кровать, голову откинь назад, в противоположную от зеркала сторону, а я встану на колени и поласкаю тебя ртом.

— Все будет так, как ты захочешь.

Графиня вспрыгнула на кровать; она запрокинула голову назад, взор ее был устремлен в потолок, ноги раздвинуты, а тело, повторяя округлую форму ложа, изогнуто.

Настал условленный миг, и я ползком прокрался из кабинета.

— Хорошо я улеглась? — спросила Одетта и восхитительно двинула ягодицами, окончательно теряя самообладание.

— Пожалуй, — согласилась Виолетта.

— Теперь раздвинь там волосы на две стороны и обработай мою бороздку.

Я точно следовал указаниям, предписанным моей подружке.

— Попала в точку? — поинтересовалась Виолетта.

— Да, а сейчас… ротиком… и попробуй только не удовлетворить меня — задушу!

Я прильнул губами к намеченной цели и без труда обнаружил искомый предмет, не найденный притворщицей Виолеттой, за что она и заслужила упреки в неумелости; нащупать этот очаровательный предмет было тем более легко, что — как я и предвидел — у графини он был формы более удлиненной, чем обычно бывает у женщин; его можно было сравнить с бутоном девичьей груди, затвердевшим от сосания языком; я завладел им и стал нежно перекатывать между своих губ.

Графиня застонала от наслаждения:

— О, это то, что надо, не останавливайся… лучше и быть не может.

Я продолжал, постоянно притягивая к себе Виолетту и демонстрируя партию, которую ей предстояло исполнить в нашем трио.

В отношении меня Виолетта держалась уже не как неловкая любовница Одетты, а как полноправная соучастница наслаждения: предвосхищая изысканные причуды сладострастия, она впилась ртом туда, куда я, довольствуясь малым, направил ее руку, и доставила мне несказанное удовольствие тем, что, несмотря на различное устройство женских и мужских органов, ласкала меня таким же манером, как я — графиню. Та же по-прежнему выражала свой восторг.

— О, право же, как все хорошо. Ах, обманщица, говорила, что ничего не умеет, а сама исполняет именно так, да, именно так… только не очень быстро. Продолжай, мне нравится, ах… ох… твой язычок, как я его чувствую. Даты… очень… ну надо же., какая искусница! Теперь зубками… о, так… покусай-ка меня… ах, просто замечательно!

Будь у меня возможность произнести хоть слово, я непременно наградил бы не менее лестными отзывами Виолетту — пылкая девочка обладала особым чутьем в любовных делах.

Ласкать графиню было необычайно приятно; никогда еще, признаться, язык мой и губы не вкушали персика более сочного и душистого. Плод был столь крепок и свеж, что, казалось, принадлежал шестнадцатилетней девочке, а не двадцативосьмилетней даме. Чувствовалось, что мужское вторжение было непродолжительным, оно лишь проложило дорогу для нежностей более деликатного свойства.

Однако в своих ласках я не ограничился прикосновениями к клитору — источнику наслаждения для юной девушки, которая ублаготворяется в одиночку; женщина зрелая получает не менее сильное наслаждение и при помощи влагалища.