Иван Любенко - Тайна персидского обоза Страница 21

— Покорнейше прошу садиться, — Латыгин угодливо выдвинул из-за стола большущее кресло и предложил гостю.

— Да право же, неловко, — скромничал Самоваров, снимая цилиндр и скидывая плащ. «Кабинет командующего линией — унылая солдатская палатка по сравнению с этой поистине королевской роскошью», — мысленно отметил надворный советник.

— Нет уж, позвольте мне поухаживать. Перво-наперво чайку попьем, а уж потом о делах — такая вот у нас заведенция на Кавказе имеется. Хоть мы люди и окраинные, но человеческому пониманию не чуждые.

В мгновение ока денщик внес заварной чайник, небольшой кипящий самовар, чашки, блюдца, разного рода сласти и несколько видов сыра. При виде всего этого съестного благолепия Иван Авдеевич вдруг вспомнил, что как-то незаметно пропустил обед, и это угощение пришлось весьма кстати. Выпив чаю и отведав сайки из сдобного теста, Самоваров миролюбиво проговорил:

— Харитон Поликарпович, я не хотел бы излишне докучать вам расспросами, но некоторые обстоятельства мне все же придется выяснить, и без вашей помощи тут никак не обойтись. В частности, помните эту смешную историю, кою давеча поведала ваша супруга?

— Ну конечно. Вы имеете в виду того пьяного приказчика? — с наигранным безразличием произнес Латыгин.

— Приказчик, как вы понимаете, меня не интересует. Для начала мне надобно получить от вас список всех лиц, коим были переданы приобретенные вами сундуки. К тому же я обязан проверить, как в вашем ведомстве хранятся казенные ценности.

— Не вижу никакой трудности и готов к завтрашнему дню вам сей список представить, — дрогнувшим голосом ответил казначей, нервно одергивая фалды форменного мундира.

— И все-таки я попрошу вас выполнить это прямо сейчас. Я подожду.

Следователь невозмутимо продолжал пить чай.

— В таком случае буду вынужден на время вас покинуть, — с ноткой легкой обиды вымолвил обер-комиссар и удалился.

Косые лучи холодного ноябрьского солнца отражались в стеклянных дверках напольных английских часов и, разбиваясь о золотистое покрытие маятника, скользили по изразцовой поверхности натопленной голландской печи, издающей треск еще не перегоревших поленьев. «Неужели это доктор Краузе? — вновь задавался одним и тем же вопросом Самоваров и никак не мог дать однозначного ответа. — Очень уж на него не похоже, хотя многое сходится: изготовление поддельных оттисков с помощью гипса, совпадение времени погрузки обоза и похорон. И почему наутро он сам отправился на воинское кладбище? Не царское это дело… да и одному без помощника никак не справиться. Во-первых, надо суметь каким-то образом отвлечь выставленного у обозной телеги караульного и, во-вторых, быстро поменять сундуки. А потом под видом гроба опустить его в могилу и засыпать, с тем чтобы позднее, когда все утрясется, откопать. В таком случае воров должно быть не менее трех — целая шайка-лейка получается. И кладбищенский сторож ничего не должен был видеть. Хотя с ним проще всего: можно споить или подкупить. Но в любом случае злоумышленниками должны были оказаться либо служащие похоронной команды, либо переодетые в их форму люди. Довольно слабая version… И все-таки — почему Отто Карлович решил сопровождать холерные подводы?»

— Вот, Иван Авдеевич, прошу, — Латыгин передал листок.

— Да-да, премного благодарен, — Самоваров взял бумагу и стал читать вслух, — дня… месяца… м-м-м… куплено семнадцать сундуков… кои под роспись получили: штабс-капитан Рыжиков, поручик Рахманов, поручик Гладышев, доктор Краузе. Остальные, ввиду выявленных неисправностей замков, в совокупном количестве тринадцать штук, отправлены по месту закупки с возвратом прежней оплаты… А позвольте узнать, кто такой Гладышев?

— Поручик Гладышев — казначей Навагинского полка.

— Ясно. Насколько я понимаю, сундуки предназначались для хранения ценностей?

— В общем-то да. Всем вышепоименованным господам офицерам и обер-лекарю они положены согласно их должностям. Доктор самолично ведает поступлениями медикаментов и для этого получает в моем ведомстве крупные суммы, кои надо где-то хранить. Гладышев, как я уже объяснил, казначей. А штабс-капитан Рыжиков, как полковой интендант, закупает продовольствие. Рахманов же приобретал для вещевого магазина конскую упряжь.

— Я бы хотел лично удостовериться в правильности ведения расходных книг сих офицеров.

— Да-да, извольте проверить. Все ведется в точности с последними приказами Главного штаба.

— Попрошу вас, Харитон Поликарпович, проводить меня. Думаю, начнем с провиантмейстера Навагинского полка.

Штабс-капитан Рыжиков во время ревизии был на удивление спокоен. Сумма наличных в точности соответствовала указанному остатку расходной книги. Ключ от его кассы лежал на столе, и даже на глаз была заметна имевшаяся на его бородке дополнительная зазубрина, отсутствовавшая на образце Самоварова. Здесь же стоял и сундук пропавшего поручика, взломанный на третий день после его исчезновения. Иван Авдеевич с невозмутимым видом попытался его отпереть, но внутренний замок не поддался.

— Разрешите полюбопытствовать, уважаемый Иван Авдеевич: а что это у вас за волшебная отмычка? — в раболепной улыбке расплылся Харитон Поликарпович.

— Да вот подобрал вчера в интендантском дворе и теперь хочу выяснить, кто виноват в сем должностном небрежении.

— Не извольте беспокоиться, мы его обязательно отыщем и такие репрессалии устроим, что мало не покажется — шутливо потряс кулаком Латыгин и тут же протянул руку, пытаясь заполучить ключ. Надворный советник этот жест проигнорировал, и лишь гримаса брезгливого недовольства пробежала по его лицу. Сдвинув брови, он повелел:

— Показывайте мне вашего Гладышева.

Пожав плечами, обер-комиссар с обиженным видом прошел в соседнюю по коридору дверь. Находившийся там офицер тотчас же поднялся. У окна пылился большой деревянный ларец. Войдя в кабинет, Самоваров вставил ключ в замочную скважину, легко провернул его пару раз и отбросил крышку. Обернувшись, надворный советник увидел бледного поручика с трясущимися руками.

— Прошу оставить нас, — сухо обратился он к главному казначею.

Ожидая, пока оскорбленный недоверием Латыгин выйдет из кабинета, Иван Авдеевич с отрешенным видом рассматривал через окно, как по сливовой синеве небосвода холодный северный ветер гнал впереди себя тоскливую осеннюю хмарь.

11

Вор

Мыльная пена ложилась на лицо ровными белыми мазками-завитушками. Маленькое прямоугольное зеркало рукомойника, изуродованное пятнами проступающей ржавчины, в тусклом пламени свечного огарка отражало очертания нездорового человеческого лица с красными впалыми глазами и заострившимся, как у покойника, носом. Да ведь он и будет покойником! И всего через несколько минут! Он сам так решил, и теперь уже слишком поздно, чтобы пытаться что-либо изменить. Собственно говоря, эта мысль пришла к нему еще вчера, во время унизительного допроса, всплывавшего в памяти болезненным пятном раковой опухоли. Он мог воспроизвести весь разговор до мелочей, до каждой буквы, паузы или вздоха, и уже в который раз пересказывал его самому себе…