Христиан Вульпиус - Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников Страница 26

Круто повернувшись, она бросилась на канапе. Ринальдо молча ходил взад-вперед по комнате.

Вошла служанка. Она поставила на стол фрукты, вино, холодные закуски и вновь исчезла.

После небольшой паузы Олимпия спросила:

— Не соизволит ли господин граф со мной откушать?

— Почему бы нет? — улыбаясь, ответил Ринальдо.

Не говоря ни слова, они пододвинули стулья к столу.

Олимпия наполнила бокалы, взяла один и нежным голосом сказала:

— За наше примирение?

— Для тех четырех дней следует прежде всего найти оправдание, — упрямо настаивал Ринальдо.

— Я не могла прилично принять тебя до сегодняшнего дня. В тот день, когда я, счастливая, выбралась из твоих объятий, я оставила тот дом, который для меня снял капитан, и провела это время в жалком пристанище. Только сегодня утром поселилась я в этом доме.

— Где была ты, там была любовь. Почему не вправе я тоже быть там?

— Мне стыдно было пригласить тебя в ту убогую комнату…

— А ты все это время жила благодаря доброте капитана или нет?

— До некоторой степени, — ответила она улыбаясь.

— Ты не урожденная неаполитанка?

— Я — генуэзка.

— Что известно тебе о капитане?

— Он — человек странный, таинственный, хвастающий знанием тайных наук, — сказала Олимпия.

— А есть у тебя доказательства, что он действительно ими владеет?

— Да, но я боюсь о том говорить…

Ринальдо только хотел было ее еще кое о чем спросить, как в комнату вошел человек в маске, подошел к Ринальдо и вручил ему письмо.

Олимпия хмуро поглядела на странного вестника, а тот взял со стола бокал вина, выпил его и, не говоря ни слова, вышел из комнаты.

Ринальдо прочел:

«Ринальдини, ты — в опасности».

Он тут же разорвал письмо на мелкие кусочки и выскочил из-за стола.

— Бога ради, граф! — испуганно пролепетала Олимпия. — В чем дело?

Ринальдо взял свою шпагу, поцеловал руку Олимпии и сказал:

— Завтра, прелестная Олимпия, ты меня опять увидишь!

Он поспешил к двери. Но Олимпия, горячо обнимая его, просила остаться. Он ласково отстранил ее:

— Успокойся, мы увидимся завтра!

Освободившись из ее объятий, Ринальдо сбежал вниз по лестнице и поспешил к себе.

Едва атаман добрался до своего жилья, как к нему вошел тот самый человек в маске. Они долго, не говоря ни слова, смотрели друг на друга. Наконец Ринальдо нарушил молчание:

— Господин капитан! Я понял ваш намек.

— Что еще, черт побери! Капитан? Я никогда не был капитаном! — Человек снял с лица маску, и Ринальдо узнал одного из своих бывших товарищей.

Ринальдо пожал ему руку и спросил:

— Откуда ты пришел, Лодовико?

— Это я вам охотно расскажу. Но дайте мне поначалу чего-нибудь выпить. У меня чертовская жажда.

Ринальдо поставил на стол несколько бутылок вина, и Лодовико начал свой рассказ.

— Когда нас в последний раз атаковали, вас уже с нами не было, сражение — разрази меня гром! — было таким ожесточенным, какого я даже не припомню. Истинная бойня — накажи меня Бог! — как если бы рубили мясо на станке для забоя скота. Я отделался несколькими ранами и пробирался из одного городка в другой, пока не дошел до Неаполя. Здесь я отыскал родича. Тот познакомил меня с компанией юнцов, что украли бы у черта нос с физиономии, если б у него был нос. Ну вот, я вступил в эту компанию и зарабатываю свой кусок хлеба как могу. Несколько недель назад я увидел вас и глазам своим не поверил. «Черт побери! — подумал я, — как это атаман оказался здесь?» Я хотел вас о том спросить. Но случилось это средь бела дня, а наш брат выказывает свое мастерство только по ночам, потому как у проклятых сбиров днем ушки на макушке. Пока я раздумывал, вы ушли, а я чуть не взбесился от злости, что не знаю вашего адреса. С того дня я вас больше не встречал, хотя, бегая по городу, сбил в кровь себе все ноги. Я уже подумал, что вы опять где-то за горами, за долами, и от злости лопнуть был готов. Но вот увидел вас нежданно нынче вечером с особой, которую я очень хорошо знаю.

— Кто же она, Лодовико?

— Но вы же должны ее тоже знать, раз вы с ней шли? Сейчас она служит у синьоры, у которой вы были.

— А, понятно. Если ты больше ничего о ней не знаешь…

— Я знаю, что она нуждается в любви и не слишком дорога. Они с синьорой сходствуют как две капли воды.

— Что? Неужели синьора Олимпия…

— Бог мой! — удивился Лодовико. — Ведь вы, что говорить, не первый и не последний, кто к ней пришел или еще придет. Но теперь вам грозит опасность. И потому я подумал: стоп, Лодовико! Ты должен предупредить своего доблестного атамана. Поэтому я написал то письмецо и сам принес его вам. Я рад, что вы вняли моему предостережению, ведь — и пусть в порошок сотрут меня все чертовы колеса на земле — князь делла Торре шуток не понимает.

— Каким же образом замешан в этом деле князь?

— Самым естественным. Он спит с синьорой и чертовски ревнив.

— Лодовико! Можно ли тебе верить?

— Не называйте меня больше своим товарищем, если я солгал. Я обязан все это знать. Я же получаю небольшое месячное жалованье от князя, и он мог бы даже отдать мне приказ — преподнести вам две-три горькие пилюли.

— Но не может же синьора быть знакома с князем давно, — сказал Ринальдо.

— Они познакомились четыре дня назад. И это не ее квартира, в которой вы сегодня были. Скажите, вы ей тоже оказываете помощь?

— Отнюдь нет! Я и сам знаком с ней всего пять дней.

— Так вы ее совсем не знаете. Я думаю, ее и за пять лет не узнаешь. Она же самая что ни есть продувная бестия! Одного корсиканского капитана самым жестоким образом обвела вокруг пальца.

— А ты знаешь этого капитана, Лодовико?

— Втайне он лучший друг всех подобных мне молодцов в Неаполе. Они пристали к нему как репьи. А сейчас он сидит в монастыре Святой Девы Марии и придумывает какие-то приборы. Этими приборами он вызывает духов!

— Настоящих духов?

— Это только черту ведомо! Я никогда при том не бывал.

— Лодовико! Мы же остаемся добрыми друзьями?

— Черт побери! Не говорите так со мной и не относитесь ко мне с недоверием!

— Так вот — по секрету! Мои люди сейчас в Калабрии. Прекрасная страна для нас! Командует в мое отсутствие Чинтио.

— Черт побери! Я должен туда отправиться!

— Я дам тебе денег, Лодовико.

— Прекрасно! А я прихвачу еще пяток молодцов, которые — накажи меня Бог! — ни одному из нас ни в чем не уступят. Здесь все равно жизнь собачья. Денег всего ничего, дела пустяковые, так, мальчишеские проказы, а шуму и скандалов из-за каждой мелочи, словно бы это Бог весть что. Сбиры без устали преследуют нас по пятам, мысль о виселицах и галерах из головы не выходит. При подобных обстоятельствах живется скверно. Вот моя рука, атаман! Я отправляюсь в Калабрию.