Христиан Вульпиус - Ринальдо Ринальдини, атаман разбойников Страница 27

— Черт побери! Я должен туда отправиться!

— Я дам тебе денег, Лодовико.

— Прекрасно! А я прихвачу еще пяток молодцов, которые — накажи меня Бог! — ни одному из нас ни в чем не уступят. Здесь все равно жизнь собачья. Денег всего ничего, дела пустяковые, так, мальчишеские проказы, а шуму и скандалов из-за каждой мелочи, словно бы это Бог весть что. Сбиры без устали преследуют нас по пятам, мысль о виселицах и галерах из головы не выходит. При подобных обстоятельствах живется скверно. Вот моя рука, атаман! Я отправляюсь в Калабрию.

— Бери с собой всех, кого можешь. Чинтио ждет рекрутов.

Тем временем Роза проснулась, Ринальдо слышал, что она поднялась. Он открыл дверь кабинета и позвал ее. Лодовико сделал большие глаза, увидев старую знакомую. Он рад был, что Роза в добром здравии, но шепнул Ринальдо на ухо:

— А синьора Олимпия все-таки красивее!

Ринальдо улыбнулся, дал ему денег и отпустил. Лодовико спросил Розу о том, как ей удалось спастись, выпил еще один бокал вина и, пообещав скоро вернуться, ушел. Он был уже изрядно под хмельком.

Когда Роза на следующее утро одевала своего любимого Ринальдо, она нежно сказала ему:

— Дорогой Ринальдо! Если ты и вправду хоть вполовину любишь меня так, как я люблю тебя, то выслушай меня и исполни мои пожелания. Не имей больше дела с такими людьми, как Лодовико. Нам надо покинуть Неаполь. И уехать в другую страну.

Из глаз ее хлынули слезы, Ринальдо был тронут до глубины души. Он обнял ее, поцеловал и сказал:

— Я ценю твое благородное сердце. Я знаю, чего заслуживает твоя любовь. То, чего ты желаешь, и для меня уже решено. Прежде чем наступит третье утро, мы отплывем в Испанию. И если какое-нибудь скверное обстоятельство задержит наш отъезд, так мы до поры до времени уедем на Сицилию. Но Неаполь мы покинем по возможности скорее. Ты и представить себе не можешь, как для меня важно уехать отсюда. Успокойся и не утрачивай любви ко мне!

Сказав это, он взял шпагу и ушел. Путь его лежал прямехонько к жилищу Олимпии.

Ринальдо нашел дом прекрасной Олимпии запертым. Он зашагал по променаду. Подошел к церкви Святого Лаврентия и — быть может, что-то свыше подсказало ему — вошел в храм.

Первый же человек, которого он увидел там, была Олимпия. Она только что закрыла Библию после молитвы, встала, протянула кавалеру, который подал ей святую воду, руку и покинула с ним церковь.

Ринальдо следовал за ними в отдалении и вошел за Олимпией в дом. На лестнице он встретил служанку Олимпии, которая изрядно испугалась.

— Вы тоже тут живете? — спросил Ринальдо.

И, не дожидаясь ответа, поспешил дальше, открыл первую дверь и, пройдя небольшую прихожую, вошел в комнату, в которой Олимпия со своим провожатым сидела на софе.

Олимпия, увидев нежданного гостя, заметно покраснела. Ее провожатый с удивлением смотрел то на нее, то на храброго незнакомца, а Ринальдо только теперь опомнился и понял, сколь опрометчиво он поступил.

Однако теперь не время было размышлять о чем-то, что уже произошло. Ринальдо постарался взять себя в руки, поклонился им, бросил на Олимпию многозначительный взгляд, пристально вгляделся в ее провожатого и, еще раз поклонившись, молча удалился.

Но едва он дошел до двери в прихожую, как услышал:

— Милостивый государь! Объяснитесь!

Ринальдо обернулся и спокойно спросил:

— Как вы сказали?

— Что вы здесь ищете?

— То, что я нашел.

— Яснее! Что вы ищете здесь? Я требую ответа с обнаженной шпагой в руке.

— Так позвольте ответить вам шпагой.

— Князь! Прошу вас, — закричала Олимпия, — позвольте мне вам все объяснить.

— Этот господин… — сказал князь делла Торре.

— Знакомый капитана и хотел, надо думать, со мной поговорить.

Князь бросил на нее злой взгляд. Она же явно пришла в замешательство, побледнела и упала на софу.

Ринальдо хладнокровно спросил:

— Можно мне идти или надо остаться?

— Поступайте, как вам угодно, — ответил князь.

Ринальдо сел напротив них на стул.

Все молчали.

Вошла служанка Олимпии, увидела их, обомлела и не нашлась, что сказать. Она тут же повернулась и вышла быстрее, чем вошла.

Теперь вскочил князь, надвинул на лоб шляпу и покинул комнату, не произнеся ни звука.

— Что ты наделал! — воскликнула Олимпия.

— Ты ввела меня в заблуждение, обманула, оболгала, одурачила, а я знаю больше, чем ты думаешь… Синьора, я хочу напомнить вам эпизод, когда нас застал врасплох капитан; я хочу напомнить вам то, что он сказал, и прошу вернуть мне, как и он, мое кольцо.

— Капитан застал нас при совсем других обстоятельствах, чем сейчас.

— Не застать вас в тех обстоятельствах зависело от меня. Мне надо было только еще немного подождать за дверью. Я прошу мое кольцо. Я хочу выкупить его у вас.

— Несчастный! Мне не надобны твои деньги, пока другие дают деньги за тебя самого. Что стоит дороже — твое кольцо или твоя голова? И то и другое в моей власти, благородный… граф. Я жду от вас в течение двадцати четырех часов тысячу дукатов, поскольку после того, что сейчас случилось, я должна покинуть Неаполь. Не дадите мне денег вы, так мне даст их за вас кое-кто другой. Вы же меня понимаете. Моя служанка зайдет к вам за ними. Вот ваше кольцо. С Богом!

— Если вы думаете…

— Никаких возражений, граф! Или я назову вас… совсем другим именем.

— Вы получите эти деньги. Но признайтесь, что вы ввели меня в заблужденье.

— Зачем вам мое признание, если вы сами так считаете? Оно не успокоит вас, и вы не почувствуете себя более неловко, чем вы уже себя почувствовали. Я пошлю к вам за деньгами, и пожелайте мне счастливого пути. Тем самым между нами будет все улажено. Если вы человек умный, то поступите, как я, и покинете Неаполь. Иначе князь задаст нам обоим такую головомойку, что больше нам наверняка головы мыть не придется. И капитана вам следует опасаться. Вы — его надежный капитал в Неаполе. Когда не останется у него шансов на спасение, он ухватится за вас, как за сбережения про черный день, и обратит вас в деньги. На этом расчете капитана держится до сих пор ваша безопасность. Вы — его отложенный на черный день грош. Но я его опередила. Мне приходится урвать часть этого богатства, никак иначе помочь себе я не способна. Когда могу я послать к вам мою служанку?

— Когда вам угодно. Желаю вам счастливого пути, — насмешливо ответил Ринальдо.

— И я вам также, внушающий страх властелин апеннинских пристанищ Ринальдини! Это же и правда досадно, что такой великий человек вынужден бояться какой-то жалкой бабы, любви у нее изрядно, а денег и в заводе нет, и суровая необходимость могла бы вынудить ее ради горсти жалких дукатов спокойно смотреть, как вас в кандалах повезут в Тоскану… Тьфу! До чего только может довести безденежье даже лучших людей! Меня — до предательства, вас — до воровства…