Граф Карбури – шевалье. Приключения авантюриста - Татьяна Юрьевна Сергеева Страница 26

Андрей насмешливо посмотрел на него.

— Дело-то пустяковое… Я механику придумал, как скалу Фальконетову поднять, да через болота к заливу перенести…

Ласкари даже подскочил.

— Врёшь! Говори!

Андрей спокойно покачал головой и сказал твёрдо.

— Говорить я буду в Конторе строений, меня там все знают. Я за Вами пришёл, коли Вы в этом деле главный.

— А отчего не хочешь здесь говорить?

— Да оттого, что не верю Вам. Человек Вы хитрый, себе на уме: говорите одно, делаете другое…

— Ишь ты… Бецкой с Фальконетом мне верят, а ты — нет…

— То-то и оно! Бецкой с Фальконетом друг друга задушить готовы, над тем весь Петербург потешается, а Вы с обоими дружить успеваете. Как это у Вас получается?

— Подумаешь! Мне по сему поводу ваш Фон-Визин ещё одну поговорку говорил… Ага… «Двое плешивых за гребень дерутся»… А мне по должности своей со всеми дружить надобно! Ты мне про свою механику рассказывай. Знаешь ведь — императрица семь тысяч обещала тому, кто её придумает.

— Всё знаю. От того и не хочу с Вами наедине толковать…

— Думаешь, украду твой секрет? Да у такого разве украдёшь? Глаза выцарапаешь…

— Деньги всем нужны. А заработанный ломоть лучше краденого каравая…

— Деньги? А зачем тебе деньги? Мне вот сейчас и деньги-то не в радость…

Андрей насмешливо присвистнул.

Но Ласкари задумался и вдруг сказал неожиданно искренне.

— Столько лет столице Вашей отдал, а уеду из России — разве вспомнит кто?

Андрей удивился.

— А зачем, чтоб помнили? Господь наши добрые дела знает…

Шевалье спохватился, снова приняв своё обычное выражение.

— Господь… Дурак ты… Мне того мало. Надо, чтобы люди помнили.

Андрей повернулся к двери.

— Если Вы и впредь меня дураком величать будете, я сразу к Бецкому пойду…

Ласкари, наконец, поднялся с места, подошёл к нему, крепко сжал его локоть.

— Ладно, послушай… — Повлёк он парня обратно в мастерскую. — Я про твои таланты знаю… Чтобы ты ни придумал — это всё равно не пустяки… Я у Вашего Фон-Визина хорошо выучился русскому. Помню, что и маленькая рыбка лучше большого таракана… Продай мне мысль свою… Голову продай…

Андрей опешил, насмешливо спросил.

— Как это Вы представляете — голову свою продать?

Ласкари говорил теперь деловито и спокойно. Он принял решение.

— Я тебе заплачу… Ты — человек честный, цену своей механике знаешь, сколько назовёшь, столько и заплачу… А коли и вправду машина твоя скалу Фальконетову к заливу доставит, то и семь тысяч царских получишь, все до копейки отдам… А мне твоя слава нужна. Понимаешь? Только слава. Вот её и продай!

— Никогда не думал, что человек может так своей гордостью съедаться! — Удивлённо посмотрел на шевалье Андрей. Подумал несколько и покачал головой. — Нет, подполковник! Отчего же и мне подле Фальконетова монумента не прославится, да царское вознаграждение из рук самой императрицы не принять? Не продам я Вам свою голову, шевалье. У крыльца коляска ждёт. Едете Вы в Контору строений?

Ласкари крепко держал его локоть, не отпуская от себя.

— Подожди, Андрэ… — Он начал говорить медленно, взвешивая каждое слово. — Так говоришь, Дарья Дмитриевна под замком сидит? Послушай… А что если я завтра отпишу Петру Иванычу, что отказываюсь от своего слова? Ничего, мол, Ваша Дашенька не любит, кроме комедий своих… А мне дома не актёрка нужна, а подруга нежная… Ну, что-нибудь в таком же роде… Если я от Дарьи Дмитриевны откажусь, хоть и люблю её пуще жизни своей, это и в самом деле правда роковая, — продашь мне механику свою?

Андрей остолбенел. Такого он не ожидал. Он знал Дашеньку с малолетства, когда гулял с ней и нянюшкой в саду, маленькая толстушка всегда крепко держалась за его палец. Вместе читали они первые книжки, вместе учили французский язык… Он растолковывал ей трудные для неё математические задания, которые казались ей какими-то шарадами или ребусами, она учила его танцевать и даже петь, потешаясь над его неловкостью и радуясь успехам… У них был общий дом и общая жизнь. Дашенька для Андрея была просто младшей сестрой, и он принимал самое большое участие в её судьбе. Правда, его попытки поговорить с Петром Иванычем оказались безуспешными, но ведь и другие заступники посильнее него потерпели фиаско — ни тётушкины уговоры, ни попытки Дениса Иваныча тоже ни к чему не привели… Но… Андрей совершенно растерялся. Расставаться с мечтами о собственном деле, о своей артели как-то вот так, сразу — было несказанно тяжело. Впервые он поверил в искренность шевалье: слишком серьёзен тот был, не ухмылялся, как всегда, не важничал, смотрел прямо в глаза, а главное — говорил такие странные, неожиданные, но очень убедительные слова…

— Ну, чего молчишь? — Осторожно спросил Ласкари.

— Думаю… — Искренне ответил Андрей.

— Что ж, подумай… — Согласился шевалье. — Дело-то и вправду серьёзное…

Андрей думал: если Ласкари от Дашеньки откажется — осрамит её на весь белый свет. И Петра Иваныча жалко — как бы удар от такого позора не хватил… И всё-таки он, наконец, решился.

— Коли откажетесь — продам Вам механику свою.

Если бы шевалье был немного внимательней, если бы он был более чуток к людям, он заметил бы слёзы в глубине больших глаз Андрея, прикрытых белёсыми обожжёнными у плавильной печи ресницами.

Но Ласкари только подскочил на стуле от радости.

— Всё! Слову моему можешь верить! Давай твои чертежи! Хоть и ноет душа, но откажусь от Дарьи Дмитриевны! Сегодня же слово назад возьму. Вечером к Мелиссино поеду…

— Отпишите ему лучше. — Грустно ответил Андрей. — В гневе и пришибить может… А чертежи — вот они…

Ласкари схватил чертежи, нетерпеливо их развернул…

— Так… Желоба… В них шары… Сверху ещё желоба, на них решётка, на ней — Гром-камень… Господи, до чего же просто…

— А коли так просто, что ж сами-то не догадались?

Ласкари только отмахнулся. Андрей теперь его вовсе не занимал.

— Сейчас еду в Контору строений! — Засуетился он. — Надо немедля к делу приступать! Затем — к Бецкому… А может быть, сразу к императрице? Нет, тотчас она меня не примет, я прежде всего ей отпишу… Надо только очень хорошо продумать, как написать…

Андрей спокойно положил тяжёлую руку на чертежи.

— Погодите-ка…

Ласкари недовольно взглянул на него.

— Чего тебе ещё?

— Дорога по Лахтинскому лесу — не Невская першпектива… Она и повороты делает… А на поворотах механика другая нужна, та, что на чертежах, — не годится… А вот как поворачивать Гром-камень, я Вам пока не скажу. Не сдержите слово, обманете — сам к Бецкому с чертежами пойду… У меня