Владислав Хапров - Ватажники атамана Галани Страница 27

К концу недели на остров пожаловал воевода Бахметьев. Он осмотрел меня с ног до головы и всплеснул руками.

— Свят, свят, свят. Сущий разбойник. Хоть сейчас на виселицу, — по-доброму пошутил он. И сообщил. — Сплавной уже близко. Будет в Саратове послезавтра.

Глава X

Мы готовимся ловить «писаря». Хитрый способ слежки. Кабак «Задворки». Матвей Ласточкин проповедует конокрадам. Драка на улице. Мы тащим «писаря» на воеводский двор.

Ночью мы поплыли в Саратов и оказались там спозаранку, когда даже петухи ещё не проснулись. Воевода отвёл нас с Иринкой к себе домой, а Матвей Ласточкин отправился в харчевню «Карась» где гуляла его артель. Он застал их валявшимися кто на лавке, кто под ней среди пустых штофов и объедков.

Матвей растолкал Семёна.

— Привет бухарики.

Тот мутными глазами осмотрел стол, ища, чем опохмелиться, взял недопитый оловянный кубок и опрокинул себе в рот.

— Что, уже утро? — спросил он.

— Ага, — ответил Матвей Ласточкин. — Вижу, вы знатно погуляли.

— Матерь божья, сколько ж дней прошло?

— Не так много. Буди остальных.

Матвей Ласточкин отправил свою артель на остров, поставив над ней начальником Семёна. После чего вернулся в воеводский дом.

Здесь он, используя подручные средства, перевоплотился в слепого юродивого. Причём сделал это так искусно, что я бы никогда не узнал его, если бы сам не видел, как он меняет внешность. Он словно стал другим человеком, изменились лицо, осанка, голос. Его глаза застекленели и не двигались, как бы я не прыгал и не махал руками перед его лицом.

Меня Матвей Ласточкин превратил в немого дурачка поводыря. Нарядил в несуразную одежду и до поздней ночи учил, как можно сделаться совершенно неузнаваемым, изменив походку и манеру держать себя.

Утром город бурлил. О приближении каравана все узнали ещё накануне. Люди целыми семьями спешили к пристаням. Оживала Гостиная площадь в преддверии трёхдневной ярмарки, приказчики наводили порядок в опустевших и обветшавших за зиму складах и конторах.

Матвей Ласточкин велел мне взять подзорную трубу и забраться на верхушку колокольни Троицкого собора. Общаться было условлено с помощью солнечных зайчиков, которые я должен был пускать зеркальцем. А чтобы случайные люди чего не заподозрили, я, поверх лохмотьев надел рясу, а на голову нахлобучил чёрный монашеский колпак. Если кто посмотрит, то подумает — чернец на колокольне дурью мается.

Караван был уже виден. Длинные вереницы бурлаков тащили по реке десятки пузатых расшив и белян. К полудню суда подошли к берегу и начали разгружаться. Бурлаки перетаскивали на берег мешки с зерном, чаем, сахаром, тюки сукна и железо для кузниц. Всё это грузили на телеги и отвозили в покосившиеся чёрные амбары. Казённый груз для гарнизона: порох, свинец, чугунные ядра и солдатскую амуницию складывали в арсенале.

Бурлаки, закончив разгрузку и получив от приказчиков деньги, разбрелись по городу.

Я быстро высмотрел среди других судов, расшиву купца Данилы. Как только она причалила к берегу, из люка в палубе показалась косматая голова «писаря». Он, вероятно, дрых на мешках с овсом и проснулся только когда борт судна ударился о пристань. Обтряхивая пыль с измятого кафтана, он сошёл на пристань, спросил о чём-то попавшегося на пути солдата и направился к Московским воротам.

Я тут же послал в сторону Матвея Ласточкина два солнечных зайчика, а затем блеснул в сторону «писаря». Матвейка Душегуб пошёл вслед за ним, но вскоре отстал, чтобы не быть замеченным. Я направлял его солнечными зайчиками. Миновав ворота и покружив по торгу, «писарь» вошёл в кабак «Задворки». Матвей Ласточкин сделал мне знак спускаться с колокольни. Вскоре я был рядом с ним.

— Придётся подождать до темноты, — сказал он. — Сейчас в «Задворках» спокойно, но как стемнеет, там собираются конокрады. А это народ злой, чуть что, сразу за нож хватаются. Надо быть настороже. Однако под шумок можно незаметно сцапать кого угодно.

Матвей Ласточкин оставил меня следить за кабаком, а сам ушёл и появился только на закате вместе с Иринкой, наряженной гулящей девицей. Я как глянул на нее, так и повалился со смеху. Девушка набросилась на меня с кулаками.

— А вот щас как дам. Сам то сам, что лучше.

— Тише вы, пора, — шепнул нам Матвей Ласточкин.

Сделав зрачки неподвижными, он, опираясь на клюку, направился к «Задворкам». Я, скрючившись и изменив походку, пристроился к нему.

Когда мы переходили улицу, мимо проскакал всадник. Он едва не сбил нас. Матвей Ласточкин замахал своей палкой и закричал, брызгая слюной:

— Стой, сучий отрок! Я слепой, и то лучше тебя вижу, дурак, рождённый тупым бараном и похотливой сукой!

Затем он принялся вертеться на месте, безумно смеясь, а под конец стянул портки и помочился прямо посреди улицы. Я восхитился, как мастерски Матвей Ласточкин изображает полоумного.

Мы подошли к кабаку. Двери перед нами распахнулись, оттуда покачиваясь, вышел пропахший перегаром питух. Увидев юродивого, он почтительно склонился перед ним и тут же рухнул нам под ноги. Переступив через него, мы оказались в полутёмной, грязной комнате. Вместо столов здесь стояли огромные бочки. Людей было немного. В центре комнаты вели сражение не на жизнь, а на смерть два бойцовых петуха. Окружавшие их конокрады в расшитых галуном алых рубахах и с ножами за голенищем начищенных до блеска сапог галдели, делали ставки, а когда проигрывали, разражались страшными богохульствами и затевали потасовки. За стойкой стоял толстый кабачник, какой-то убогий мужичок бренчал на балалайке и пел матерные частушки. Матвей Ласточкин уселся в угол прямо на земляной пол и заорал на меня:

— Ивашка, что медлишь дурень, притащи мне той вонючей сивухи, запах которой я чувствую и пожрать чего-нибудь!

Я подбежал к стойке и сунул трактирщику четыре медных полушки. По дороге я заметил «писаря», сидевшего в углу с плошкой реповой каши и кружкой пива. Получив за свои деньги штоф, жареную курицу и буханку хлеба, я вернулся обратно. Матвей Ласточкин принялся жадно поглощать курицу, кидая мне объедки.

Чем больше темнело на улице, тем больше в кабак набивалось всяческих тёмных личностей. Заросшие длинными засаленными волосами со всклоченными бородами они заходили в дверь, зыркали по сторонам, нет ли чего подозрительного, и сразу же направлялись к стойке или посмотреть на петушиный бой.

Вскоре в кабак, виляя бёдрами, вошла Иринка. Лепившиеся вокруг конокрадов неряшливые хмельные девки, тут же встрепенулись и стали наблюдать за ней недобрыми глазами.