Ефим Лехерзак - Москва-Лондон Страница 27

Обезземеленные крестьяне в гневе и отчаянии бросились искать правду и защиту в Нориче, а затем и Лондоне; но быстро проев все свои пенсы

и имущество, превратились в таких же нищих и бездомных бродяг, какие тысячами скитались по дорогам Англии, или сбивались в бесчисленные банды лесных разбойников, или расползались по самым темным и грязным притонам городов, расплачиваясь за убогий приют и скотское содержание своими костлявыми телами, или за свиную похлебку становились рабами на оловянных и серебряных рудниках, угольных копях, мануфактурах

и мастерских. В одном только Лондоне с его стотысячным населением буйствовало не менее двадцати пяти тысяч этих бедолаг, ограбленных мошенниками и «обглоданных» овцами! Разоренное, обесчещенное английское крестьянство стиралось с лица родной земли…

Однако Чарли Смит с такой жалкой участью мириться не хотел. Он был младшим из сыновей в большой семье крестьян и уже приглядел себе невесту. Осенью главы обоих семейств решили обвенчать детей и выделить им для начала три акра28 земли, по полтора от каждой стороны. Но обрушившаяся на общину беда спутала все их карты. Убедившись в бесполезности своей борьбы с вопиющим произволом всевластных землевладельцев, большая часть общины, и в том числе семья Чарли Смита, решила попытать счастья в Шотландии29, где, по слухам, у лендлордов были не столь длинные руки и острые зубы…

Но Чарли решил остаться. Он задумал огородить семейный участок Смитов на захваченном поле. И огородил — почти в самом центре новоявленного пастбища!

Узнав о неслыханной дерзости какого-то нищего бродяги, оба джентльмена послали троих йоменов навести порядок на поле. Однако вскоре те полуживыми и совершенно голыми, на четвереньках едва добрались до ближайшего из своих поместий. И это неудивительно: ведь если в шестнадцать лет Чарли вязал узлы из железной кочерги, громадной ладонью сжимал и ломал подковы, ударом кулака вгонял гвоздь в доску и не боялся бороться с матерым и злобным быком, то уж в двадцать-то лет обезоружить, раздеть донага, до крови отстегать вениками из крапивы и пересчитать все ребра и зубы каким-то троим ослам-йоменам ему, конечно, не составляло особого труда!..

Вот тогда-то разъяренные джентльмены одели в рыцарские доспехи свою челядь, вооружили ее всем, что нашлось в поместьях, и правильным военным строем, на конях в боевой сбруе отправились в «крестовый поход» против новоявленного Голиафа.

Сражение было долгим и кровавым. Первыми были выведены из боя джентльмены: этих «рыцарей» Чарли страшными ударами оглоблей сбил

с лошадей, предварительно расплющив под шлемами их черепа. Потом необратимые превращения претерпело большинство вражеских физиономий и тел. Скорее всего, победа в этой неравной схватке оказалась бы на стороне богатыря-крестьянина, не сломайся пополам его дубовое оружие…

В конце концов его все-таки свалили, связали, обмотали сетью и били всем, чем можно, до полного изнеможения…

…Только через неделю, при подходе к Портсмуту, Чарли, подолгу впадая в забытье, смог рассказать о своих злоключениях капитану судна и его команде. Лицо несчастного распухло, на месте губ и щек были изорванные куски мяса, бесчисленные рваные раны кровоточили и загнивали, кости нестерпимо болели…

— Что с ним будем делать, капитан? — угрюмо спросил боцман Дуглас. — Портсмут на подходе…

— Полагаю, всем вам известен закон на этот счет? — проговорил Чанслер, отметив про себя, что команда «Белого дракона» собралась у дверей капитанской каюты, где на свернутом запасном парусе лежал, с тяжелым свистом дыша, их «государственный груз». — За утрату такого преступника — конфискация корабля, тюрьма и все такое… Надеюсь, объяснять не надо?

— Да, сэр… — глубоко вздохнул боцман. — Никому не хочется самому прокладывать себе дорогу в ад. Давайте, ребята, по местам. На горизонте Портсмут… черт бы его подрал…

— Причаливать будем ночью! — приказал вдруг Чанслер. Свое внезапно принятое решение он пояснил Дугласу на капитанском мостике: — Если ярмутский судья Брайтон сообщил своему портсмутскому коллеге о доставке Смита раньше, чем мы пришли сюда, нас уже дожидаются в порту стражники. Ночью же, надеюсь, они предпочитают нежиться на теплых перинах, а не стучать зубами от холода на безлюдном пирсе…

— Сэр, — широко улыбнулся Дуглас, начинавший догадываться, куда клонит хозяин, — готов побиться об заклад чем угодно, что гораздо лучше обнимать в постели свою старую ведьму, чем коротать ночь в обнимку с пикой. Это вы славно придумали, хозяин, команда пойдет за вами до конца. Нужно вытаскивать парня с того света!..

— Но при этом следует постараться не угодить туда самому… Ты сумеешь вскрыть пакет, не повредив при этом печати?

— Обижаете, капитан… — надул свои красные и толстые потрескавшиеся губы Дуглас.

— Хм… Тогда пошли в мою каюту.

Чанслер с удивлением и удовольствием смотрел на совершенное мастер-ство, с которым Дуглас подогретым кончиком ножа быстро и безупречно чисто, без единой царапины на печатях, вскрывал пакет судьи Брайтона.

Многословно и витиевато, предложениями настолько длинными и запутанными, что пока доберешься до их конца, забываешь о начале, превосходное творение судьи Брайтона повествовало о том, что некий бродяга (что само по себе, согласно статутам 1536 и 1547 годов, является преступлением, караемым… и т. д. и т. п.) Чарльз Смит посягнул на собственность джентльменов… И только на седьмой странице убористого текста Чанслер наконец узнал подробности преступления Смита: сломав изгородь пастбища, он позволил таким образом овцам убежать, чем означенным джентльменам был нанесен ущерб в размере 10 фунтов 7 шиллингов 9 пенсов. По-скольку сам виновник преступления не возместил указанным лицам убытков, никто из его родственников обнаружен не был, а поручителей не нашлось, то суд присяжных счел наиболее справедливой мерой наказания определение упомянутого выше Чарльза Смита в тюрьму строгого содержания сроком на пять лет…

Чанслер взмок, читая этот захватывающий документ.

— Фу… тьма… — глубоко вздохнув, проговорил он. — Я был уверен, что эти разбойники-джентльмены не станут себя разоблачать. Ну что ж, Дуглас, если кто-нибудь внесет эти 10 фунтов 7 шиллингов и 9 пенсов за бедолагу Чарльза Смита и поручится, что у него есть какое-нибудь имущество

и средства существования, он может быть освобожден из заключения и еще разок-другой попытаться вновь огородить свой клочок земли. Признаться, я очень сомневаюсь, что этим поручителем захочет стать наш Господь Бог… Поэтому… Ладно, эти деньги наскребу для Смита я… и все такое прочее — тоже…