Ефим Лехерзак - Москва-Лондон Страница 28

В Портсмуте они уладили это дело так же быстро, как в Ярмуте его со-

стряпали. Ибо мудрые законы Англии указывали, что если нищий или бродяга перестает быть бедняком, если у него, безразлично из каких источников, появляется какая-либо собственность, то он уже больше не считается преступником и не угрожает общественному спокойствию, становится свободным гражданином и государство не имеет к нему никаких претензий.

И это, разумеется, очень справедливо и мудро, поскольку главное преступление в любой уважающей себя стране — быть бедным или совсем уж нищим…

Только через полгода Чарли смог кулаком превратить кирпич в пыль.

Малословный и замкнутый, Чарли Смит не тянулся к многолюдному обществу. Он редко улыбался и откровенно не любил острые и соленые шутки тех, кто всю жизнь бороздил море. Приученный с самого раннего детства к тяжелой работе, к хмельному запаху плодоносящей земли, он очень трудно, страдальчески, с физической и душевной болью привыкал

к вечно колеблющейся под ногами палубе корабля и раскачивающемуся, словно на качелях, небу. Могучие и всесильные волны злили его еще и потому, что вместе с невидимым, но не менее могущественным ветром они смеялись над ничтожной, в сравнении с ними, силой его рук и кулаков…

Когда Чарли почувствовал, что жизнь окончательно вытеснила смерть из его истерзанного тела, он тяжело, с длинными паузами, словно только что вновь научился говорить, сказал Чанслеру:

— Эти… меня… убили… Люди у нас говорили… будто с того… света… никто… никто еще не вернулся… лишь мне… мне вот повезло… Я и в той… первой жизни… не был мастером… поговорить… а уж в этой… второй жизни… все слова… что знал… забыл… выбили из меня… Но я хочу сказать вам, сэр… что вы никогда… никогда не пожалеете… что дали мне… вторую жизнь… Никогда!

И действительно, в лице Смита Чанслер обрел такого верного и благородного друга, о каком можно было бы только мечтать!

С тех давних пор они практически не расставались ни на день…

Чарли со временем стал отменным моряком. Он был незаменимым помощником капитана «Дианы» с момента ее выхода в море и до трагической гибели в огне. Сам Томас Грешем высоко ценил и уважал молчаливого, сурового и красивого помощника капитана своего флагманского судна, спокойно, гордо и с достоинством носившего бесчисленные рубцы и шрамы

на лице и теле, словно вылитом из железа. Грешем любил смотреть, с каким нескрываемым восторгом и вожделением сжигают Чарли взглядами первые красавицы Англии, частые и веселые гостьи «короля купцов» на «Диане». Всякое поговаривали на этот счет…

Что же касается силы рук Смита, то постепенно едва ли не вся Англия стала слагать легенды о невиданных делах, совершенных ими.

Однажды Грешем уговорил Чарли, не любившего подобные представления, поехать с ним в королевский дворец, чтобы попытаться развеселить короля Генриха, впавшего в тяжкую хандру. Увидев страшное, иссиня-белое, опухшее лицо с узкими, свинячьими глазками, Чарли мгновенно вспомнил физиономию одного из джентльменов-«огораживателей» и задрожал от душившего его гнева… Даже Грешем, знавший заранее о необычном развлечении, был потрясен тем, что произошло в следующие мгновения. Смит яростно крушил, превращая в щепки, осколки и пыль, все, что встречалось на его пути в этой большой и душной комнате. Завязав каминные щипцы на два узла, превратив чугунную каминную решетку в бесформенную груду кривых обломков, он с такой яростью ухватился за огромную железную дверь, что сорвал ее с петель и тотчас исчез в образовавшемся проеме… Король Генрих был в полнейшем восторге и приказал немедленно накрыть столы для пира в честь непревзойденного силача. Но тот бесследно исчез. Король негодовал, а это значило, что голова одного из при-дворных очень скоро могла скатиться по ступенькам эшафота; и Грешем не был исключением… Слава богу, Генрих вскоре умер…

Чего только не происходило за эти годы…

Сейчас Чанслеру и Смиту предстояло отправиться в Лиссабон, и у Чанслера отнюдь не было уверенности в том, что это будет лучшим из их путешествий…

Глава XIV

Дождь и ветер усиливались с каждой минутой.

— Не вернуться ли нам на корабль, а, Чарли? — остановился Чанслер. — В конце концов, деньги можно будет принести и завтра.

— Можно, — отозвался Чарли, — но сейчас куда безопасней.

— Ты прав, — согласился Чанслер, — пошли, черт подери.

Но не сделали они и десятка шагов, как навстречу им из узкой темной улицы, соединявшей два участка пристани, показались, судя по одежде

и головным уборам, четверо турок. Они вели, подталкивая увесистыми тумаками, группу связанных людей, на головы которых был накинут большой мешок из рогожи.

Чанслер и Смит остановились, выхватили по два пистолета и преградили иноземцам дорогу к пристани.

Турки тоже встали, но в следующее мгновение один из них так быстро, точно и ловко щелкнул кнутом, что оба англичанина были обезоружены: их пистолеты утонули в ближайшей луже. Но следующих ударов не последовало: Чарли, словно тигр, кинулся на обидчика и без труда доказал, что и человеческую голову можно несколько раз повернуть вокруг оси…

Оставшиеся трое турок остервенело бросились в атаку, рыча и скрежеща зубами. У каждого из них в руках сверкало два больших кинжала. У Чанслера и Смита были только шпаги.

Опытные пираты, турки отлично знали свое дело и, разумеется, не собирались сражаться врукопашную: они — хвала Аллаху! — еще не разучились кидать смертоносное оружие точно в цель и на весьма немалое расстояние…

В доли секунды поняв это и оценив создавшееся положение, Чанслер вдруг согнулся и мощным прыжком сбил одного противника с ног, ударив ниже пояса настолько сильно, что тот отчаянно, по-звериному, взвыл

и упал в огромную лужу. Ричард выпрямился и насквозь пронзил шпагой поверженного им чужестранца.

Чарли же с большим трудом отбивался сразу от двух нападающих, один из которых все время норовил подобраться к его спине. И, пожалуй, так оно и случилось бы, не приди Чанслер на помощь. Последний турок в бешенстве метнул два кинжала в Смита, бросившегося ему в ноги. И Чанслеру

не пришлось больше пускать в дело свою шпагу: кости пирата захрустели

и затрещали в «нежных» и «ласковых» руках Чарли…

Все это произошло настолько быстро и потребовало такого огромного физического и нервного напряжения, что оба победителя почувствовали некую усталость и даже непривычную и неприятную дрожь в ногах.

— И какого черта мы ввязались в эту историю? — пробормотал Чанслер. — Словно у нас по две пары запасных жизней…