Под спудом тайны - Сергей Дмитриевич Юров Страница 27

– Николай Никоныч и Надежда Артемьевна, между прочим, сошлись на том, чтобы Чиркову и Сирро похоронить завтра, – сказал он, усевшись на свое место и достав трубку.

– Правильное решение, – кивнул Соколовский. – Какой смысл растягивать печальные мероприятия на несколько дней?

– И я так считаю, – поддержал его Аблов и посмотрел на Хитрово-Квашнина. – А вы знакомы с Матвеевскими, Евстигней Харитоныч?

– Видел в последний раз, когда они были совсем мальчишки.

– Иван Семеныч, как и я, в холостяках, а вот его младший братец недавно женился, и знаете на ком?

Хитрово-Квашнин, вспомнив одну из эпиграмм Сирро, открыл было рот, но Аблов опередил его:

– На собственной дворовой девке, с которой прижил двух детей!

– Вот ты и подумай, – покачал головой секретарь. – Форменный мезальянс!

– Дворянин женится на крестьянке в двух случаях, – изрек Хитрово-Квашнин, разжигая трубку. – Либо им движет любовь к детям и стремление обеспечить им будущее, либо большая любовь к их матери.

– Не знаю как детей, а мать-то он обожает, – молвил Аблов. – А еще оба брата души не чают в лошадях. Небольшой конный завод в имении завел лет пятнадцать назад их отец, Семен Иваныч, приобретший изначальных лошадей в Тамбовском уезде, у знаменитого Воейкова. Целеустремленный, умный был человек, не вам говорить, Евстигней Харитоныч. Он и принялся улучшать породу, даже заимел несколько дончаков и пару азиатов. По всему видно, хотел сделать коневодство главным направлением хозяйственной деятельности. Красивых выводил скакунов. Мой отец в шутку утверждал, что он восхищался ими больше, чем женщинами. Водились у него и простые кони, годные только в хозяйстве трудиться да в упряжке ходить. Теперь вот сыновья при деле, с честью подхватили отцовскую эстафету. Уж и на скачки начали выставлять своих жеребцов. Известно, в прошлом годе и этим летом всех опередил воейковский Лебедь, но и рысак Матвеевских Берендей не ударил мордой в грязь – в первой пятерке финишировал. Терпигоревы, Жихаревы, Мяснов и Федцов предрекают ему отличную будущность.

– Я слышал, Василий Петрович Воейков предлагал пари на десять тысяч ассигнациями, что в ближайшее десять лет ни одна лошадь не сможет повторить достижение его Лебедя – покрыть расстояние в три версты за 5 минут и 45 секунд.

– С него станется, Лебедь-то – красавец!.. Если так будет продолжаться, то этот светло-серый орловский рысак принесет Воейкову не менее мильона призовых! Я его видел в Лебедяни, он не скачет, летит над землей!..

– Неуж-то такая резвость у лошади? – покачал головой Соколовский.

– Прыть необыкновенная! На него и взглянуть-то приятно, с виду – чистый лебедь!.. Легкая голова, длинная и тонкая шея… Глядите, а нас уже поджидают. Тот, что повыше, в архалуке и шароварах, старший, Иван Семеныч. Младший пониже ростом будет и поплотнее, из-за плеча его жена выглядывает. Миловидна Фекла, не правда ли?.. Но местным помещикам его выбор совсем не понравился. Некоторые, например, Вельяминов и Карицкий, отказываются даже здороваться с нарушителем дворянских правил.

Братья наблюдали за приближением брички с крыльца своего дома, полутораэтажного деревянного строения под железной кровлей, окрашенной в зеленый цвет. Оба держали в зубах трубки с изогнутыми чубуками.

– Дворовые заметили ваш экипаж, господа, еще на повороте, – проговорил старший, едва Митрофан натянул поводья с громким «тпру!»

Младший, одетый в двубортный красный ридингот и узкие коричневые панталоны, промолчал.

После того, как Аблов представил хозяевам усадьбы расследователя, все прошли через крыльцо и вестибюль в гостиную. Сев в кресло, Хитрово-Квашнин обратил внимание на стеклянную пирамиду с коллекцией курительных трубок. Приметил он также почтовый конверт и книгу, лежавшие на ломберном столике. Книгу он узнал сразу, точно такой же томик хранился в книжном шкафу подмосковного Нескучного. Автором издания был Леонтий Эвест, называлось оно «Новый русский конский заводчик, конюший, ездок, охотник и коновал».

– Когда-то и я черпал знания из этой книжицы, – сказал он, стукнув пальцем по обложке. – И конный завод, и книгу оставил сыну, он у меня страстный лошадник. Пишет, что завод расширил, завел штутмейстера, кавалерийского унтер-офицера, разбирающегося в мастях, хороших и дурных качествах животных… Да, разведение породистых лошадей, безусловно, имеет свою выгоду: быстрого и выносливого конька можно продать за большие тысячи!.. Ну, что ж, коснулись лошадиного вопроса, теперь к делу. Я хотел бы знать, господа, как вы относились к погибшему Сирро?

– Прекрасно! – ответил за обоих старший брат. – К лошадям и скачкам француз, правда, относился равнодушно, но с ним приятно было беседовать на другие темы. А его театральные постановки! Такого действа не увидишь и в Москве! Мы с братом не пропустили ни одного спектакля у Карицких.

Хитрово-Квашнин посмотрел на Дьячкова, скрипевшего пером по бумаге, и остановил взгляд на младшем брате.

– А как Константин Семеныч отнесся к эпиграмме Сирро в свой адрес:

Наш помещик воспылал нежностью к крестьянке,

Всяк подумал: «Эко дело, влюбится в дворянку».

«Ну, и какой приспел конец?»

«Ее и свел он под венец!»

– Она не стоит внимания, – сказал дворянин, поглаживая руку своей избраннице. – Еще одна шпилька в мой адрес, только в стихах.

– Хм-м, скажите, утром третьего дня вы все еще были в Петродаре, у губернского секретаря Горелова?

– Точно так, – ответил Иван Семенович. – Продолжали отмечать именины его супруги.

– А где вы были вчера утром, между восемью и девятью часами?

– Здесь, в усадьбе, занимались с лошадьми.

– В котором часу отошли ко сну? Ночью не вставали?

– До десяти играли в карты, а потом улеглись спать. Поднялись в половине восьмого.

Расследователь задумчиво погладил кончики усов и поглядел на Феклу. «Хороша собой, хрупка, боязлива… Могла ли она иметь какое-либо отношение ко всем этим убийствам?.. Похоже, что нет».

Он попыхтел трубкой, посматривая сквозь дым на конверт, надписанный красивым почерком. «А не взять ли у братьев образцы почерка?» – подумалось ему. – «Вдруг Зацепин не обнаружит в суде документы, помеченные их руками?»

– Господа… пишу я не ахти как важно, а мне нужно послать старинным товарищам, двум, как и вы, братьям, поздравленье в стихах. У подканцеляриста почерк дрянь, у Аблова и Соколовского не лучше. Не подсобите?

– Почему ж не помочь, диктуйте, – изъявил желание старший Матвеевский, взяв у Дьячкова перо и чистый лист бумаги.

Хитрово-Квашнин продекламировал заученные наизусть стихи Пушкина:

Бог помочь вам, друзья мои,

В заботах жизни, царской службы,

И на пирах разгульной дружбы,

И в сладких таинствах любви!

Бог помочь вам, друзья мои,

И в бурях, и в житейском горе,

В краю чужом, в пустынном море,

И в