Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 29

Иконостас ее резной – виноградные лозы и грозди; весь снизу до верха покрыт образами в серебряных окладах. Трое царских врат сделаны из чистого серебра: большое медное паникадило в 5 ярусов огней памятно тем, что добыто казаками в Азовской крепости в 1637 году. Священная утварь вся серебряная или золотая, украшенная драгоценными камнями; есть небольшой ручной крест, ценимый в 10 тысяч рублей; он весь осыпан алмазами, есть еще серебряный ковш с портретом императрицы Елизаветы Петровны. В окладах всех икон и в утвари собора заключается более 60 пудов серебра и полпуда золота. Во всех же четырех церквах станицы серебра более 100 пудов, жемчуга 25 фунтов, драгоценных камней до 5 тысяч. Все это – добыча меча, приношения, обещанные в трудную минуту на поле брани.

У самого входа в собор, на правой стороне дверей, висит толстая железная цепь, которою был прикован Стенька Разин перед отправкою в Москву. В своем месте упомянуто, что Стенька прослыл колдуном, мог летать по воздуху как птица и плавать в воде рыбой.

Казачьи курени в верховой стороне

Старые казаки боялись, что простая цепь его не удержит: начертит разбойник угольком лодку, приложит руку и очутится на Волге. Вот почему над цепью отпели молебен, окропили ее святой водой, после чего и приковали Стеньку на паперти, куда нечистой силе уже не было входа. С высокой соборной колокольни открываются во все стороны чудные места, вблизи стоят домики, окруженные зеленью; вдали, к северу, виден Новочеркасск, верстах в шести зеленеют валы покинутой крепости, а на западе, в семи верстах от станицы, обозначается небольшим лесом урочище Монастырское, куда, бывало, удалялись одинокие, поседелые в боях, часто искалеченные казаки, доживать остатки дней в землянках. Они были отшельниками и в то же время, служили стражами своей родины. 200 лет тому назад, донцы возвращались как-то с набега с богатой добычей, с ясырем. Был вечер, когда они причалили к берегу родной земли у Монастырского урочища, не хотелось победителям через позднее время утерять почетную встречу: они решили переночевать у своих старцев, а в город послали сказать, что прибудут на утро. Зашумел Черкасск, как в большой праздник, радостная весть перебегала из дома в дом; отцы, братья и жены, захватив бочонки с вином или медом, спешили в урочище встретить своих семейных. Тут зажгли костры, и началось пированье, широкое, разгульное, первое после бранных трудов и долгого поста. Все упились, уснули, а тем временем, с задонской степи подвигались басурманы и, выждав, когда стала разгораться утренняя заря, набросились на спящий казацкий стан, и всех, кто в нем был, перерезали до единого. С тех пор, в субботу сырной недели, ежегодно совершается сюда Крестный ход и правится панихида по убиенным.

Черкасск, как сказано, много терпел от наводнений: если и сходила вода, то оставались болота, которые заражали воздух гнилью, отчего город превращался в больницу. Бывали годы, когда тихий Дон подтоплял и сам собор. Так называемое Краснощековское наводнение получило свое название оттого, что тело умершего атамана оставалось без погребения 2 месяца, потому что, за все это время не было в городе лоскутка сухой земли, чтобы выкопать могилу. В царствование императора Александра I, атаман Платов, испросив Высочайшее разрешение, перенес Черкасск на другое место, известное ныне под именем Новочеркасска, в 25-ти верстах от Старочеркасской станицы. Это совсем новый город, на европейский образец. Против дворца Августейшего атамана всех казачьих войск стоит изображение основателя, в развевающейся бурке, с гетманскою булавою в одной руке и обнаженной саблей в другой. Бывший атаман устремляется с восставшим народом в кровавую сечу с нахлынувшим врагом (то на память о двенадцатом годе). Главную же святыню донцов, гордость и украшение Новочеркасска составляют его «регалии», т. е. насеки, перначи, бунчуки, серебряные трубы, знамена и грамоты, добытые кровью отцов. Они хранятся в Войсковом управлении, где, между прочим, выставлены портреты всех трех Августейших атаманов в казачьей форме. Царские грамоты лежат в большом серебряном ковчеге, украшенном драгоценными камнями; сабля императора Александра I положена в особый, также серебряный ковчег. По стенам развешены портреты всех донских атаманов, начиная с Данилы Ефремовича Ефремова, первого атамана, назначенного Высочайшею властью. Он, его сын, Степан Данилович, и Алексей Иванович Иловайский изображены в парчовых кафтанах, с широкими золотыми поясами; на груди медаль на Андреевской ленте и в руке булава. Следующие за ними атаманы – уже в генеральских мундирах, со многими знаками монарших отличий.

В каждой станице твердо держались обычаи и порядки, завещанные первыми насельниками Дона. Каждая станица управлялась «сбором», и в сборе принимал участие всякий казак, за исключением опороченных. На станичные сборы сходились все казаки, где бы они ни жили, из самых дальних хуторов; съезжались обыкновению перед каждым воскресением или праздничным днем, все верхами. Но судили-рядили только люди старые, почтенные, почему на Дону издревле слово «старик» служило как бы почетным званием. Однако, в общество стариков допускались и молодые казаки, которые отличили себя или службой, или умом, или же примерною жизнью. Станичные сборы благодетельно действовали на добрые нравы казачества. Казаки всегда дорожили правом судить и рядить наравне с другими. Каждый казак добивается этой чести; зачастую он искал случаи совершить подвиг, потому что звание урядника или георгиевский крест давали ему место в сборе, возле почетных старшин. Часто казак выбивался из сил, переносил голод и холод, лишь бы не прослыть трусом или неженкой и сохранить честное казацкое имя. Ворам, клятвопреступникам не было тогда места на Дону. Зато оставленные на покосе или где бы то ни было вещи – никогда никто не тронет. Точно также утерянные по дороге: кнут, топор, налигач или путы, – приносились в станицу; по дворам, без всякой опаски, держали скот, лошадей и хранили домашнее хозяйство, развешивали для просушки белье. Воровство лошадей началось не более 100 лет тому назад.

На сборах решались все домашние станичные дела, чинился суд и расправа, выслушивались распоряжения властей и обсуждались приготовления к походу. Чтобы собрать круг в необычное время, есаул, прежде всего, делал «закличку», т. е. разъезжал по улицам и зычным голосом выкрикивал: «Атаманы-молодцы, вся честная станица Пяти-избянская, или там какая другая, – сходитесь на беседу, на майдан, ради станичного дела, а кто не придет, на том станичный приговор – осьмуха!». Мало-помалу круг собирался. Выходит казак на середину, кланяется земно на все четыре стороны, потом подходит к атаману и рассказывает свое дело.