Казаки. Донцы, уральцы, кубанцы, терцы. Очерки из истории стародавнего казацкого быта в общедоступном изложении - Константин Константинович Абаза Страница 30

Старики слушают. Когда казак закончит, атаман говорит: «Есаул, вели помолчать». Есаул кричит, чтобы казаки умолкли, причем поднимает трость и бьет о матицу: «Помолчите-ста, атаманы-молодцы!». Тогда встает атаман и докладывает: «Атаманы-молодцы! Помолчите! Просит Аксен Пахомыч о том-то. Что скажете: дать или не дать?» – «В добрый час!» – отвечают, если хотят дать. Точно также решалось и всякое другое дело. Положим, идет суд, атаман докладывает: «Вот честная станица! Старики присудили наказать его плетьми за кражу: как прикажете – простить его или наказать?». Эти два слова: «В добрый час» или «не надо» – решали всякое дело. Главным делом на суде было миротворение: атаманы и старики сами кланялись спорщикам, чтобы они помирились, не ездили судиться в Черкасск. Иные, упорные, ни за что не сдавались. Сядут бывало, оба в один каюк и плывут в Черкасск тягаться. Иногда по дороге выпьют, еще пуще рассорятся, а случалось, и помирятся. Тогда уже гребут назад. Им и горя мало, что верст 200 помахали руками, зато в станице всегда ждала их долгая встреча – подходили старшины и атаманы, поздравляли с миром. Если же казак обзовет другого позорной кличкой или больно выбранит, а сам, к тому же был неправ, такой должен принять «очистку». По приговору, обиженный брал в руки палку, отмеривал ее по локоть, отрубал, потом бил обидчика по ногам, приговаривая при всяком ударе: «Очисть!». Бил, пока сбор не скажет: «Буде, очистил!». Этим наказанием виновный уже считался очищенным навсегда, как бы и не проштрафился. Такой обычай водился еще в конце царствования императрицы Екатерины II.

На сборах же читались во всеуслышание распоряжения по всему войску, например, опасные грамоты, оповещавшие о каком-либо худом слухе. Читали их обыкновенно станичные писари, которых нарочито для этого и выбирали. После того, как грамота прочитана, составляли с нее список, а подлинную отсылали дальше, в следующую станицу. Письменные казаки в те поры бывали на редкость. Если писарь не случался на месте, то есаул выдавал вместо расписки деревянные рубежки по числу пересылаемых пакетов или колодников: пять рубежек – значило, пять колодников. Такие рубежки выдаются нынче пастухам в получении овец. Да и писарям было немного работы; один старик-писарь сказывал, что гусиное перо служит ему целый год. Особенно долго и деловито толковали казаки, выслушав объявку о походе: когда и где собираться, какими путями двигаться и что с собой запасать. Тут уж обсуждалась всякая мелочь, потому что по понятиям бывалых людей, в походах не нужно предусмотреть, нет такой мелочи, о которой не стоило бы поговорить.

Так как в старину все делалось по обычаю, завещанному от отцов, то, выходя из домов, казаки прощались со всеми соседями и просили их заботиться о покидаемых семьях, потом отправлялись в станичную церковь, куда вслед за ними домочадцы несли вооружение, а жены выводили на площадь коней, обряженных по-походному. У святого храма встречал казаков батюшка в полном облачении, служил напутственный молебен, после чего окроплял святой водой самого воина, потом его оружие и даже коня. Из церкви казаки, предшествуемые батюшкой, ходили на кладбище, где творилась общая панихида по усопшим, и каждый казак, припавши к родной могиле, испрашивал благословение родителей, после чего, набравши в мешочек щепотку земли и поцеловав ее, с благословением надевал себе на шею. Таким образом, если доведется казаку принять смерть на чужбине, родная земля прикроет его прах. Когда, наконец, наступала пора садиться в седло, жена кланялась коню в ноги с приговором: «Несись, родной, с ним в бой, принеси его назад живьем-здоровым». Мать благословляла образом, отец, вручая сыну пику, говорил: «Вот тебе моя пика, древко может сломаться, но копье привози домой, пригодится и твоему сыну». Переходя Дон, станичники черпали священную для них воду, мочили ею голову, утирали лицо, глаза и потом, поклонившись земле и помолясь на Божий храм, направляли коней в придонские степи. Густое облако пыли скоро скрывало казачью силу от взоров семейных, долго и тоскливо глядевших в безбрежную даль.

В прежнее время маршрутов не давали, а просто называлось место, куда казакам прибыть и каких городов держаться в пути. Полки двигались не в полном составе, а малыми командами, по станицам, чтоб легче было довольствоваться; шли напрямик, не нуждаясь в дорогах. Ни горы, ни реки не задерживали казаков. Они поднимались на горные выси, спускались в овраги, переплывали реки. Путем-дорогой, а молодые казаки учились ратному делу: идти по звездам, по ветру, через леса, как лучше вскочить в село, прикрыться бугорком или чем случится, как наводить неприятеля в засаду. Таким образом, мало-помалу, навострились глаза и уши, получалась сноровка и сметка. К разведкам о неприятеле казаки приучались тем, что их рассылали в одиночку в окрестные села добыть языка или доставить весть, посылали за сотни верст разыскать полковой штаб и т. д. Тогда же они приучались стрельбе с коня, наезжали молодых лошадей и, наконец, доходили до такого проворства, что при первой же встрече удивляли врагов. Благодаря такому способу передвижения, казаки приходили на место не только в исправности, но совершенно обученные, готовые к битвам и дальнейшим походам. В походных колоннах стали водить казаков сравнительно недавно.

Оторванные от родины, на чужбине казаки составляли военное братство: они помогали друг другу в нуждах, делили между собой радости и горе, последнюю копейку или же сухарик, умирали друг за дружку. Старые казаки поучали молодых выручать товарища из беды, где бы таковая ни приключилась – на аванпостах ли, в схватках, в преследовании – все равно, клади душу за своего. Они же ревниво следили и за добронравием молодых. По всем этим причинам казаков одной и той же станицы никогда не разбивали по разным сотням и в сотне ставили их подряд, не по ранжиру. Каждый казак боялся чем-нибудь худым опозорить свою станицу, опорочить честное имя отцов, которое он почитал наравне со святою хоругвью. Бывали случаи, когда оплошность односума[7] товарищи искупали кровью.

Отдельные станицы, на службе царской, как бы соревнуясь между собой, старались перещеголять одна другую в удальстве, в богатырстве. Так, например, прославились: Раздорская, Кочетовская, Пяти-избянская и Букановская.

Постройки казаков низовых станиц

Многие казаки из этих станиц дослужились до высоких чинов. Прочие станицы рвались изо всех сил к отличиям, и если начальство сравнивало их с Раздорцами или Пяти-избянцами, то это название принималось как высшее отличие. Самые же станицы гордились заслуженной славой, внушая ту же гордость подросткам и детям.

До 1775 года, при выступлении в поход, вся полковая старшина назначалась