Истории, написанные при свече - Людмила Вячеславовна Федорова Страница 31

… Ульрика же, непривычно красивая и бледная в темноте, стояла, не решаясь сказать самых главных и желанных для неё сейчас слов, а потом по смущённому взгляду ясных светло-табачных прищуренных глаз и стыдливому выражения на нежном лице Франсуа, по движению его руки, что он уже собирается уйти, собралась с духом и тихо изрекла:

– Франсуа, милый, прости, прости меня, пожалуйста, за такое откровенное легкомыслие, но понимаешь,… я только сейчас осознала, что я люблю тебя так, как не может любить своего кавалера ни одна дама. Даже привязанность Гиневры к Ланцелоту лишь маленькие искорки по сравнению с тем сильным, многогранным чувством которое я испытываю к тебе. Моя девичья душа требовала любви, настоящей, сильной, взаимной любви, я не получала её от мужа, этого старого сморчка Хлодвика-Карла, который, по-моему, и не заметил ничего нового на балу. И… понимаешь, мне бы не хотелось бы расставаться прямо сейчас, если ты, конечно, испытаешь тоже такие сильные чувства, как я к тебе. Я понимаю, какой нехороший поступок я тебе предлагаю, но я столько узнала беды за свои юные восемнадцать лет, что Бог простит нас за то, что я, хоть и нечестным путём, узнаю хоть один-единственный раз в жизни, что такое счастье настоящей любви! Так, если ты не против, и того же мнения, может, продолжим этот чудесный бал столь же приятной ночью у меня в будуаре?

Франсуа побелел от испуга, сердце его затрепетало лихорадочно, как у соловья, но какая-то необъяснимая сила, будто магнита, тянула молодого кутюрье к своей нежной, как фаянсовая статуэточка, возлюбленной. Он понимал, что сам потом будет ругать себя последними словами за такой низкий поступок, будет страдать, заниматься самобичеванием, но в этот момент он был до самозабвения рад быть рядом с любимой, что не мог (и чуть-чуть и не хотел) думать о последствиях. Его губы приблизились к бледным устам Ульрики, и он прошептал в ответ:

– Ульрика, самая главная, единственная любовь моя, я так сильно сражён твоим обаянием, красотой, твоим характером, ты для меня кажешься настолько сказочно прекрасной, и я тебя так искренно полюбил, что даже если бы я захотел, я бы не смог сейчас сказать «нет». Хотя, помниться, сам учил тебя, что нужно иметь храбрость говорить «нет», но иногда так хочется послушать зов сердца, а не разума! Так что, милая, идём в будуар?

… Через несколько минут влюблённые стояли в бударе Ульрики при мерцающих в золотых подсвечниках свечах. Ульрика с милой обаятельной игривой улыбкой скинула диадему, изумрудные и жемчужные украшения в ушах и на шее, легким движением руки сломала высокую причёску и распустила свои длинные красивые пепельные блондинисто-жемчужные воздушные кудри. Франсуа с милой игривостью сбросил кожаные перчатки с рук, поправил свои каштановые кудри на плечах, бросил красивый большой кружевной белоснежный воротник на пол, и их уста соединились в долгом, полным любви, и нежности, и страсти, поцелуе. Всё было понятно без слов. Тут Ульрика, закрыв от удовольствия свои большие голубые глаза, сделала лёгкое движение рукой, повела красиво покатым плечом, и шикарное пышное платье из струящегося изумрудного шёлка и шлейфа из тонкого золотого кружева упало на пол, оставив девушку только в чулочках, атласных с кружевами панталонах и в красивом корсете. Франсуа стал нежно, чувственно самозабвенно целовать её изящную шейку, покатое плечико и нежную ручку, пока руками с трудом нащупал шнуровку корсета и неловко неуклюже медленно стал расшнуровывать корсет и пытаться снять.

Ульрика прижалась поближе к Франсуа, млея от удовольствия, ликуя от мысли, что её девичья девственность достанется не надменному старому брюзгливому холодному Хлодвику-Карлу, а сейчас она подарит её человеку, которого любит по-настоящему, и их чувства взаимны…

– Любимый, любишь ли ты меня так же сильно, как Ромео Джульетту? – с нежным придыханием прошептала Ульрика.

– Даже не сомневайся! – ответил тем же тоном Франсуа.

– Любимый, а будешь ли ты помнить меня всю жизнь, как Орфей Эвредику? – с тем же взволнованным придыханием задала вопрос Ульрика.

– Буду! Буду! – воскликнул Франсуа.

Тут молодой кутюрье почти справился с надоевшей шнуровкой корсета, и парочка покатилась на широкую кровать, забыв задёрнуть тёмно-синий бархатный балдахин. Ульрика застыла в ожидании…

…Но тут Франсуа резко изменился в лице, резко побелел, а в распахнутых светло-табачных ясных глазах, полных печали, застыли слёзы, быстрым движениями вскочил, суетливо поднял и прикрепил на место кружевной белоснежный большой воротник, нацепил на руки кожаные перчатки и нервно поправил растрепавшиеся каштановые кудри.

Ульрика с недоумением в голубых распахнутых глазах поправила свои длинные пепельнее жемчужные воздушные кудри, лёжа на шёлковой постели и стеснительно спросила:

– Франсуа, милый, а что, разве любви, что мы хотели, не будет? Ты передумал и уходишь? Почему, ведь у нас всё так неплохо началось, если бы мы продолжили бы, у нас бы могла бы случиться самая приятная в нашей жизни ночь…

Франсуа же уже закончил поправлять свой внешний вид из стадии «Ой, простите за такой неопрятный вид, я только что соскочил с ложа любви дамы своего сердца» до стадии « Как видите по мне, я – приличный благовоспитанный молодой человек и по будуарам замужних дам не шастаю». Бледный и печальный, будто Пьеро, Франсуа тихо ответил Ульрике, не выдержав и всё-таки прослезившись:

– Вот именно, милая ненаглядная моя Ульрика, что это была бы самая приятная, но и последняя совместная ночь в нашей жизни, единственная. Наша ситуация очень щекотлива и небезопасна: если хоть один посторонний человек как-то узнает или догадается, что тут происходило между нами, и всё дойдёт до его величества, ой, будут проблемы! И самое печальное, что не у меня, а у тебя будет очень большой букет проблем! Я-то что и кто? Так, всего лишь какой-то кутюрье, если случился бы скандал, быстро бы с Китом собрал вещи по сундучкам, расплатился за комнату, тем более у меня такие большие доходы, снял почтовую карету, и всё, нас с Китом тут будто бы и никогда и не было, мы уже во Франции. А ты – королева, тебе нужно соблюдать честь королевской семьи, ты никуда не сможешь уйти или скрыться. Если все будут обсуждать тебя с нехорошей стороны, твой муж, его величество будет в гневе, ты не только внимания его не получишь, он так за позор возненавидит тебя, что в лучшем случае он устроит тебе грандиозный скандал, сделает из тебя одинокую затворницу без всяких выходов. А в худшем задаст