Евгений Рогачев - Рогнеда. Книга 1 Страница 35

Еще одна полоса пролегла вдоль спины. Боль была обжигающей, но не такой сильной, как ожидала Рогнеда. После третьего удара разум покинул тело женщины.

— Воды!!! — крикнул посадник.

Притащили ушат воды, окатили Рогнеду. Она осталась недвижима, только на шее подрагивала маленькая жилка.

— Мертва? Раненько она отдала Богу душу. Ну-ка, посмотри!

Один из подручных наклонился, повел носом.

— Жива покуда. Но как бы не представилась. Едва дышит.

— Я что тебе говорил, смерд? — накинулся посадник на Демьяна. — Переусердствовал! Сам батогов захотел? — немного подумал, махнул рукой. — Все, хватит. Тащите ее обратно. Авось оклемается, тогда и продолжим. А мне квасу подайте. Холодного. Устал я.

Рогнеду быстро расковали и, подхватив под руки, словно безжизненную куклу, уволокли обратно в каземат. Заковывать не стали. Куда она сбежит — и так еле дышит? Накинув сверху драный зипун, стражники оставили ее одну.

Фирс Матвеич отпил квасу, вытер седые обвислые усы, проследил, как за стражниками закрылась дверь. Кивнул застывшему рядом Демьяну:

— Ступай покуда. Как нужен будешь, кликну.

Палач вышел, оставив Фирса Матвеича одного. Посадник допил квас, поставил опорожненный жбан на скамью, где до этого лежала Рогнеда. Подошел к жаровне, взял в руки щипцы, так и не понадобившиеся во время допроса, пошевелил угли. Потревоженное пламя взметнулось, дохнув на посадника жаром. Он прищурился, задумчиво глядя на огонь.

Мысли Фирса Матвеича были далеко. Где-то он допустил промах, а где — понять не мог. Вроде, все просчитал, ан нет — вмешались высшие силы и все пошло не так, как было задумано вначале. Дашка эта еще, девка паскудная, как на грех куда-то запропастилась. Явится — шкуру спущу. Будет знать, как хозяина своего и благодетеля в неведении оставлять. Хотя, что греха таить, окромя нее и положиться-то толком более не на кого. Не на Демьяна же этого, палача безмозглого, в самом деле?

— Боже!!! Помоги выполнить задуманное. Не оставь заботой своей и вразуми на дальнейшее раба своего верного, — прошептал едва слышно.

Фирс Матвеич осенил себя крестом, отошел от жаровни, сел на скамью и, вытянув ноги, прикрыл глаза. В который раз уже подумалось, что, может, зря он повстречал тогда в Новгородской харчевне нищего татарина Ахмата… Или это — перст божий? Не иначе, что так и есть, а иначе — отчего пропал с той поры покой? Ведь минуло уже более двух десятков лет, а, вроде, как вчера все было.

Фирс Пошиков был отпрыском богатого и знатного рода, берущего свои корни аж во времена княжения Владимира Святого. Жизнь вел праздную, ни о чем особо не заботясь. Как всякий русский человек любил гульнуть, да не просто так, а с размахом. Потому и оказался в той харчевне, куда заглянул совершенно случайно с дружками, такими же боярскими детьми. Искали они новых приключений, вот и набрели на питейное заведение, стоявшее в самом конце Торгового ряда. В другое время даже и внимания на него не обратили бы, а тут заглянули. Видно, судьба вела, не иначе.

Гуляли долго, как и положено на Руси. Стояло глубоко за полночь, когда дружки, сморенные от выпитого, расползлись кто куда, и остался молодой барчук один. Обвел Фирс мутным взором полупустой зал и заметил за дальним, у самой стены столом, человека. Тот сидел, низко опустив голову и, казалось, дремал. Фирс встал, взял недопитую кружку ола[18] и, слегка покачиваясь, направился через зал.

Усевшись на скамью, перевалился через стол:

— Ты кто есть?

Человек поднял голову, посмотрел на Фирса.

— Чего молчишь? Аль немой? — Фирс обнажил в улыбке крепкие молодые зубы. Толкнул чашу через стол. — Пей!

— Благодарствую, — разомкнул уста незнакомец. Но руку не протянул и к чаше не притронулся.

— Во как? Значит, не немой. А почему пить не желаешь? Брезгуешь? — начал заводить себя Фирс.

— Не брезгую, хозяин, — терпеливо ответил незнакомец. — Просто наш Бог запрещает употреблять хмель, потому и нельзя мне.

— Да ты, никак, басурманин? То-то я гляжу, по-русски неправильно баешь. Имя свое назови.

— Ахмат я.

— Точно басурманин, — хохотнул Фирс, сделав еще глоток. Злость пропала, уступив место веселости. — Угадал я… Вина не пьешь, не ешь, а чего тогда в трактир забрел? — спросил после паузы.

Ахмат покачал головой, отвел взгляд.

— Идти мне более некуда, потому и сижу здесь.

— А что так? Из дома что ль погнали?

— Нету у меня дома. Сгорел во время пожара. И семьи нет — померла от болезни неведомой. Один я остался. Гол и нищ, словно последний дервиш.[19] Видно, прогневил Всевышнего, раз он наслал на мою бедную голову столько горя… Хочу в тишине проститься с мирской жизнью, потому как чувствую, что вскорости Аллах призовет меня.

— Где ж ты тишину-то узрел? — Фирс махнул рукой себе за спину. — Шум да гам крутом.

— Не о том я толкую. Тишина должна быть в душе человечьей. Только тогда ты выберешь достойный путь. — И добавил чуть слышно: — Я для себя его уже выбрал.

— Эка ты загнул, — несмотря на выпитое, хмель Фирса не брал, только настроение становилось все более благостным. Он порылся в кармане, нащупал серебряную деньгу, оставшуюся после гулянки, кинул через стол Ахмату. — Держи! Закажи ола, выпей, и жизнь покажется краше. А мысли дурные из башки выкинь. Не знаю, как у вас, а у нас только Бог волен распоряжаться всякой тварью поднебесной. Если нарушишь сей устоявшийся порядок, то и похоронен будешь аки собака, за оградой кладбища и без последнего слова божьего. То-то! — Фирс важно поднял кверху палец.

Ахмат грустно улыбнулся и неожиданно сказал:

— Вижу, что хороший ты человек, не злой. Потому хочу дать тебе одну вещь для сбережения.

— Сбережения от кого? — не понял Фирс.

— От ворогов, от кого же еще.

Ахмат сунул руку за пазуху, достал скрученный в трубку свиток, протянул Фирсу.

— Чего это?

— В свитке этом сохранена тайна, кою мы хранили из поколения в поколение. Сейчас ветвь наша прервалась и передать мне его некому, хотя изначально было установлено, что рукопись эта должна переходить от отца к сыну… — Ахмат помолчал. — Ты не нашей веры, но всевидящий Аллах не зря ниспослал тебя в конце моего пути. Значит, так угодно Богу, чтоб ты стал хранителем рукописи. Это единственное богатство, что осталось у меня. Возьми его, прочти и владей далее.

— А что в нем? — Фирс повертел в руках древний пергамент.

— О том узнаешь со временем. Одно могу сказать… Если Бог будет к тебе благосклонен и даст разум, то станешь ты наследником древних богатств. — Ахмат встал, запахнулся в драный халат. — А теперь прощай. Пора мне, — сказал и растворился среди гуляющих людей. Серебряная монета осталась лежать на столе.